Пианист - Мануэль Монтальбан

– Она будет петь?

– Нет. Ее нет дома. Этот пианист – мой друг, очень хороший человек.

Из дверей красильни вышли Фина и ее сестра Кончита и устроились под балконом Манон Леонард, а на зеленых балконах четырнадцатого дома стали появляться жильцы и прислушиваться, откуда музыка. От группки, что толпилась у таверны, отделился Хулио, сын Пепы Лотерейщицы, таща за собой смуглую девушку, и попросил Андреса:

– Этот твой друг умеет буги-вуги?

– Нет. Что после тридцать девятого появилось – ничего не умеет.

– Ясно. Скажи, чтоб сыграл что-нибудь танцевальное.

Андрес заглянул в комнату:

– Вы умеете что-нибудь танцевальное?

Росель прикрыл глаза и тоненьким голосом сперва напел песенку, только потом руки подхватили напев:

Мама, купите мне сапожки,те я истрепала,столько танцевала.

Пыль, поднятая чарльстоном, садилась на ноги, на руки, на колени танцора Хулио, отгородившегося от всего толстыми и глубокими, как океанское дно, очками, Хулио, король танцев всей округи – улиц Сан-Клементе, Риерета, Ботелья, Сан-Сальвадор; никто не умел так замечательно танцевать с девушкой, как этот робкий и отрешенный Хулио, быстрый мускулистый парень, у которого ноги сами пускались в пляс, стоило ему заслышать любую музыку, даже шарманку. На улице вокруг Хулио и его партнерши собрались зрители и дивились их искусству точно так же, как те, что столпились вокруг Роселя.

– На улице танцуют! – взволнованно оповестил Андрес, и все высыпали из комнаты на балкон, кроме Магды и сеньора Энрике, который остался сидеть, чуть раскачиваясь, в глубокой и невысказанной печали.

– Сеньор Энрике?

– Что, Магда, детка?

– Не следовало ей говорить так.

– Ты о ком?

– О гадалке. Про того парня, который был у меня в цирке. Откуда она знает, воротится он или не воротится? И зачем она меня обидела, сказала, будто в глазах у меня много случайных мужчин.

– Она не так сказала. Она сказала, что перед глазами у тебя проходит много мужчин.

– Вежливо назвала меня потаскушкой.

– Да нет, детка, вовсе нет. Просто она сказала, что перед глазами у тебя будет еще много мужчин, не беспокойся, у тебя еще будет много мужчин.

– А я не так поняла. Знаете, если бы Феликс снова вернулся, я бы снова пошла с ним. Не потому, что жизнь в цирке легкая, чего мне только не приходилось там делать: и шатер ставить, и мишенью стоять, а он метал кинжалы, иногда бывало несладко, он выпивал. Но Феликс был такой красивый, такой сильный, и с ним было так интересно. Я там никогда не скучала. Так что лучше в цирке надрываться, чем в гардеробе «Ригата» торчать. Вокруг мерзкие спекулянты, и глаза у них пакостные. Сами жирные. Так и лоснятся. Жирными в такие времена только последние подонки бывают.

– Не обязательно. Некоторые питаются одним воздухом, а толстеют.

– Нет, в цирке лучше.

– Мама идет.

Андрес предупредил племянника, увидев сестру, которая выскочила из подъезда одиннадцатого дома. Нервным шагом та шла по улице, расспрашивая зевак, что случилось и не видел ли кто ее брата и сынишку, только что были на крыше, и на тебе, куда-то запропастились. Около таверны ей сказали, что брат на балконе первого дома, и она решительно кинулась туда, а мальчишка бросился прятаться за портьерой; Андрес приготовился выдержать бурю. Смуглая изможденная женщина встала под балконом, нацелилась на брата огромным, таким же, как у него, носом и начала поединок:

– А мальчик?

– Здесь. Слушает музыку.

– Как вы туда попали?

– По крышам.

– По крышам? С ребенком?

Сейчас начнется истерика, подумал Андрес, и женщина, действительно, запричитала, а Андрес вошел в комнату и стал уговаривать племянника идти к матери.

– Она побьет меня тапкой, а мне смешно.

– Я скажу, чтобы не била.

– Хочу еще послушать, как играет сеньор.

– Как-нибудь мы попросим, он сыграет специально для нас. Сегодня это всем в новинку, смотри, сколько народу собралось.

Он проводил мальчика на лестничную площадку и бегом вернулся на балкон.

– Спускается. Только не бей его, во всем я виноват.

– Я его бью?!

Женщина призывала всех, кто был на улице, в свидетели страшного оскорбления, которое у всех на глазах нанес ей брат, но тут в дверях показался мальчик, и она бросилась его обнимать, будто он вернулся из долгого путешествия, по крайней мере из России, и повела домой, на ходу осыпая нервными ласками, советами, угрозами и предупреждениями. Сеньор Хуан, продавец трески, вышел из лавки с кулечком маслин и протянул Андресу:

– Возьми-ка. Отдай пианисту, пусть ему веселее играется.

– Большое спасибо, сеньор Хуан.

Андрес спустился на улицу, взял пакет и бросился наверх через три ступеньки, в ногах пела радость.

– Маринованные маслины и без косточек.

Все взяли по две маслинки, а две маслинки Магда положила в рот пианисту, который был целиком во власти «Лошадки»:

Лошадкарезво цокает копытоми несется, с ветром споря,по дороге на Херес.

На улице подпевали. Кинтана развернул бумажный кулечек, чтобы наперченный и сдобренный травами сок от маслин собрался на бумаге, но от пахучего ручейка Кинтане досталось совсем мало.

– Какая вкуснота.

– Оставь немного мне, – попросила Офелия и хлебнула красноватую от перца струйку.

– Вот это – да!

– Очень, очень вкусные.

Мать Манон тоже взяла две маслинки, но ела с опаской, знаете, от острого поднимается давление, а у меня и так сто восемьдесят. Двое полицейских, проходя мимо улицы Ботелья, там, где она впадает в улицу Сера и на одном углу – лавка альпаргат, а на другом – торговля бутербродами и напитками под открытым небом, увидели, что на тротуаре толпятся люди и все слушают музыку, которая раздается на углу улицы Ботелья и Оспиталь. «Мы с капралом Санчесом забеспокоились, почему беспорядок, решили вмешаться и спросили местного жителя, что происходит.

– Не знаю. Кто-то играет на пианино.

Согласно распоряжениям об охране общественного порядка, действующим в Седьмом Победоносном году, запрещены все виды собраний в общественных местах или в частных домах с присутствием более пяти человек, каковы бы ни были цели и причины собрания, если на это не получено заранее разрешение от властей, а потому мы, нижеподписавшиеся, стали спрашивать людей прежде всего, не случилось ли какого несчастья, которое стало причиной подобного сборища.

– Случилось несчастье?

– Нет. Нет. Играют на пианино.

Мы дошли до места, где начинался беспорядок, группа жителей стояла под балконом, оттуда слышались звуки пианино, на первый взгляд могло показаться, что играет радио, но мы все-таки отдали соответствующие приказания:

– Пройдемте. Разойдемся.

Один из местных жителей, несмотря на то что мы вели себя вежливо, грубо спросил нас, мол, что же, теперь и на пианино играть запрещено; мы попросили его показать документы, и он оказался Карлосом Эстеве Бернардесом, имя записано на тот случай, если в результате соответствующей проверки выяснится, что в прошлом он был замечен в подрывной деятельности. Войдя в квартиру на первом этаже дома номер один по улице Ботелья, мы убедились, что в самом деле пианист играл на пианино для своих друзей, которые по нашему требованию удостоверили свою личность, за исключением пианиста, у какового не было никаких документов, кроме справки об условном освобождении из тюрьмы, выданной Генеральной дирекцией пенитенциарных заведений и подписанной директором тюрьмы «Сан-Мигель-де-лос-Рейес», справка выдана на имя Альберта Роселя Матапланы – имя взято на заметку на тот случай, если против него было возбуждено какое-либо дело параллельно с тем, за которое он в свое время был судим и подвергнут наказанию. Ввиду того, что в квартире находилось восемь человек, мы строго потребовали от них, если хотят слушать музыку дальше, сократить число слушающих, и в нашем присутствии четверо удалились, и, таким образом, в упомянутой квартире на первом этаже дома номер один по улице Ботелья положение нормализовалось, а когда мы вышли на улицу, то убедились, что и там положение нормализовалось, большинство торговых помещений было закрыто, а пешеходы и транспорт следовали по улице в нормальном порядке».

– Мне давно пора. Перекушу что-нибудь в баре и пойду потихоньку в «Ригат».

– И меня дома заждались, но прогулка стоила того, да еще музыка и общество очаровательной Офелии, я провожу ее, мы договорились пойти в субботу танцевать в «Риальто».

– Я еще не дала согласия.

Сеньор Энрике зевнул и тоже поднялся, подтолкнув сына, мол, завтра рано вставать, идти за газетами, а потом пол-утра будешь делать упражнения и бегать по лесу у Фуэнте-де-Караколь, на Монжуике.

– А вы оставайтесь, играйте дальше. Андрес послушает и эта сеньора, не поймешь, слушает она или спит. От души поздравляю вас, сеньор Альберт, поздравляю и завидую. Те, кто обладает даром самовыражения, – высшие существа. Вы можете выразить себя посредством музыки. Другие рисуют, лепят или поют. А я храню в памяти и сожалею обо всем, что могло сбыться и не сбылось.