Спаси меня - Кристофер Харт

Глава 20

Несколько дней спустя Бет соглашается составить мне компанию на ленч. Пусть между нами все кончено, но мы можем вести себя как цивилизованные люди.

К 13.10 я уже на месте, сижу с бутылочкой солодового. Специально пришел пораньше, чтобы посмотреть, как она войдет в двери, плавно покачивая бедрами. Хочу охватить ее взглядом целиком, сверху донизу.

К сожалению, все вышло совсем не так, как я предполагал. Не успеваю я и глазом моргнуть, как над моим ухом звучит приветливое «Здравствуй», Бет целует меня в щеку и садится напротив.

— Кстати, кошмарный лосьон, — говорит она.

— Я не пользуюсь лосьоном.

— Боже, тогда все гораздо хуже. Видимо, ты сам так пахнешь. Как это я не замечала раньше?

— Я не пахну, — холодно улыбнувшись, отвечаю я. — А ты со всеми такая непосредственная?

Она задумчиво качает головой и зажигает сигарету.

— Пахнет мылом, — добавляю я.

— Мылом?

— Я вымыл руки в туалете. У них тут клубничное или малиновое.

— И натерся хорошенько, чтобы подольше благоухать? — спрашивает она с ничего не выражающим лицом. — Зачем лицо-то с мылом мыл? Какое трогательное ребячество, ты что, сказал нехорошее слово? «Попа» или «фиг вам»?

— Нет. Я испачкал шею чернилами для принтера. В другой раз объясню. Что будешь заказывать?

Бет выбирает водку со льдом и, блестя глазами, добавляет:

— Хорошее сочетание. Водка и… — и смотрит на меня выжидающе. — А тебе, похоже, не нравится.

— По крайней мере не с утра.

Так вот откуда эта кажущаяся самоуверенность.

— Ладно, забудь. — Бет игриво склоняет набок голову нестерпимо соблазнительным, кошачьим движением. Впрочем, слишком обольщаться не стоит, она могла бы исполнить это для любого, как на сцене для безликой публики, незримой за ярким светом рампы ее собственного «Я». Чуть слышно говорит: — Ты, разумеется, не хочешь, чтобы я тебя совратила.

«Флирт, флирт, флирт!» — проносится в голове горькая мысль. Бет, интересует ли тебя хоть что-нибудь, кроме несчастных сердец вожделеющих о тебе страдальцев?

И в то же самое время какая-то подлая, доисторическая и совершенно неотъемлемая часть меня кричит, изнывая от похоти: «Да! Да!! Да!!!» А из округлой серой массы со свистом вырываются синапсы и аксоны и, сжимая пах своими плотоядными лапами, вопят: «Соврати меня! Ну соврати же!!!»

— Ты такое поведение называешь хорошим? — спрашиваю я.

— Это просто флирт. Не принимай всерьез.

— Ладно, как бы там ни было, я вовсе не хочу, чтобы ты меня совращала. Даже и в мыслях не было. А вот от сигаретки не откажусь — мои закончились.

— Я бы с радостью тебя угостила, — сокрушается она, — только у самой ничего не осталось.

— Хочешь, я…

— Нет, сиди, — говорит Бет, вскакивая на ноги. — Мне все равно нужно купить.

Пока ее не было, принесли водку. Вот Бет возвращается с пачкой «Мальборо», угощает меня сигаретой, протягивает зажигалку. Я затягиваюсь. Она облокачивается на спинку и, поигрывая бокалом, говорит:

— За тебя.

— За тебя.

Бет так и сияет от радости. Прекрасна как никогда и до абсурда счастлива быть тем, что она есть. Хотя то и дело хлюпает носом.

— Простыла? — спрашиваю я.

Смотрит на меня как на идиота и сухо отвечает:

— Дурак.

Отхлебывает водки.

— Какие на сегодня планы?

Откидывает рукой волосы.

— Наверное, схожу навестить друзей из ювелирной лавки. Тут недалеко, на той стороне. — Указывает за реку.

— Приятели?

Моя собеседница моментально улавливает ревнивые нотки и не одобряет их. Если честно, мне они тоже неприятны.

— Подруги.

Я киваю, успокоившись.

— Лесбиянки, — добавляет Бет. — Ливви. Лесбо-Ливви. Вечно ко мне клеится. Может, отдамся ей на днях. Почти все девчонки рано или поздно пробуют. Ничего удивительного: измельчал мужской пол. Да к тому же надо попробовать рано или поздно, согласись.

— Не думал, что у тебя осталось что-то непознанное.

Бет мило улыбается.

— Ай-ай-ай.

Отводит взгляд.

— Знаешь, мужчины… Стоит познать одного — считай, была со всеми.

— Искренне в это веришь?

Пожимает плечами.

— Некоторые из вас на редкость неизобретательны.

— Ко мне не относится, не волнуйся.

Не обращает внимания.

— Взять хотя бы порнографию, снятую мужчинами для мужчин. Невероятная скукотища, просто возмутительное занудство, и до смерти хочется хоть капельку эротики. А она отсутствует напрочь.

Так мы заводим разговор о преимуществах и недостатках порнографии, и за нашим столиком становится немного теплее. Бет прекрасно знает (временами я с тоской поражаюсь ее осведомленности), что достаточно женщине хотя бы заговорить о сексе, и за ней тотчас начнут гоняться толпы мужчин.

— Ну, вообще-то… хм… порнофильмы никогда не предназначались для эстетического созерцания.

— Ах да, что там может быть особенного… обычные сношения, так?

— Главным образом — да, — соглашаюсь я. — Осевой момент подобного видео — это, несомненно, совокупление.

— Ага, просто вошел-вышел, вошел-вышел, — говорит моя собеседница, закуривая сигарету. — Одно и то же движение повторяется почти в неизменном виде. Просто мужчинам для полного удовольствия достаточно нехитрых механических фрикций. Женщины же без устали выдумывают что-нибудь новое, ищут, экспериментируют. Знают, как завести. — Она хихикает. — Со мной училась девчонка, так вот она могла… — Бет колеблется, впервые вижу ее в стыдливом замешательстве, — ей достаточно было просто обниматься и целоваться, чтобы… ну ты понимаешь…

— То есть…

Она кивает.

— Оно самое…

— Ого!

— ДОСТИЧЬ ОРГАЗМА, — провозглашает Бет на весь зал.

Я вздыхаю.

— Знаешь, мне иногда с тобой неловко.

— Спасибо, стараюсь.

— Итак, — возвращаюсь я к прежней теме, — давай вернемся к любовным играм.

Бет сверкает глазами.

— Как скажешь.

Но флирт и возбуждение не длятся вечно, сменяясь покоем и охлаждением.

Час обеда подходит к концу, когда Бет неожиданно, как бы между делом, сообщает:

— В четверг Майлз снова уезжает во Франкфурт.

— Вот как? Надолго?

Почему-то наша неприступная Бет отводит взгляд.

— Вернется не раньше воскресенья.

— Что, даже в субботу будет работать? Странно.

— Да нет, они всей бандой собираются в Шварцвальд. Поиграть в пейнтбол, — поясняет Бет, хихикая. — Укрепить командный дух и корпоративную мораль, как говорится.

— Майлзу понравится. — Сказал и сам пожалел: так сентиментально прозвучало.

Зато губы моей компаньонки расплываются в счастливой мечтательной улыбке.

— Не сомневаюсь.

— А ты, бедняжечка, будешь скучать дома. Чем планируешь заняться?

— О-о, да как-нибудь справлюсь, — говорит Бет. — Может, схожу Ливви навестить. Конечно, при условии, — она чертит что-то на рассыпанном сахаре, — что ты будешь занят.

— Дорого же стоит твоя решимость быть хорошей.

— Не читай нотаций. Так ты придешь или нет?

— Переночевать?

— Э-э… да.

Я улыбаюсь и отрицательно качаю головой.

— А ты, я смотрю, ничего не поняла. Вот глупая телка. — Бет в явной растерянности. — Забудь, я не тот случай. Мне больше не интересно переспать и смыться с утречка. Мне не нужна девочка на стороне. Я приму тебя только в качестве жены.

— Не пори ерунды, ты меня совсем не знаешь.

— Я знаю тебя гораздо лучше, чем ты сама.

Скоро пришел ее черед отыграться. (Единственная война, победа в которой хоть что-нибудь значит, — война с любимым человеком. И мы оба это понимаем.) А потому Бет начинает захватывающий рассказ о том, как Майлз обрадовался, когда она вернулась домой из Корноулла, также известного под названием Эдинбург.

По такому случаю он специально сбегал к местному булочнику и вернулся домой с крайне довольным лицом и пудингом с ветчиной и почками. Когда Бет зашла на кухню и увидела на столе огромный поджаристый пирог в сине-белой полосатой коробке, ей тут же вспомнилось, как она была девочкой и сидела вечерами на теплой кухне в родительском доме, как была счастлива и невинна, и на глаза навернулись слезы. Ею овладело дикое и почти непреодолимое желание схватить большой, мучнистый, теплый, нежный купол, который так сильно напоминал и самого Майлза, и осыпать своего спутника жизни поцелуями любви и раскаяния. Пусть даже он и промокнет при этом насквозь. (А в голове крутилась старая песня о том, что надо бы стать лучше, да не хочется.)

— Какая прелесть, — сказала Бет, глотая комок в горле. Отвернулась от Майлза и повторила: — Какая прелесть.

Чувствую, она рассказывает мне чересчур много. (Очень похоже на беседу с инспектором Линн Банн.) А может, Бет больше говорит не со мной, а с собой, точно пытается себя в чем-то убедить.