День Дьявола - Эндрю Майкл Хёрли

виски.

– Никто и слова не сказал, Отец. Сегодня можно.

Отец двинулся вдоль лотка, бросая в него корм из мешка. Баран утробно заурчал и боднул его сзади в бедро, добираясь до еды.

– Пойми, ты же его перекормишь, – сказал я.

– Не-не-не, ему нужно восстановить силы. Правда ведь, дружок? – сказал Отец, обращаясь к барану.

Он провел рукой по спине животного. Это был великолепный баран от Ярдли, с широким крупом. Старик говорил, что и яйца у него полноценные, твердые, как груши. Ярдли из Риса всегда продавал отличных баранов, и их породу можно было проследить до основателей – свейлдейлов. Но в последнюю неделю он был какой-то вялый и отворачивался от еды, а это плохой признак. Особенно когда случка на носу.

Отец еще раз похлопал барана по спине и пошел к воротам, где я дожидался его.

– О чем это говорил Кен Штурзакер? – спросил я.

– Штурзакер? – переспросил Отец, обжигая губы чаем. – Да ни о чем. Он просто заводил Билла.

– Он сказал что-то про лес.

– С каких это пор ты стал обращать внимание на то, что говорит Кен Штурзакер?

– То есть он просто выгораживал Винни?

– Наверно. Не знаю, – ответил Отец. – Я уже говорил, у меня слишком много других дел, чтобы волноваться по этому поводу.

Баран, прилично поев, отошел от корыта и засопел, уткнувшись в солому. Отец постучал обручальным кольцом по стене, и из-под его пальцев показался дымок.

– Послушай, ты не хочешь, чтобы мы с Кэт остались подольше? – заговорил я.

– О чем ты?

– Я имею в виду, после Загона.

– Разве вам не надо возвращаться на работу?

– Пока да, – ответил я.

– Ты говоришь загадками, Джон, – заметил он и отпил из чашки.

– Я хочу сказать, что мы не обязаны продолжать делать то, что делаем, – сказал я. – Мы могли бы вернуться и жить здесь.

– Да ну! – На губах Отца заиграла полупьяная улыбка. – Представляю, как твоя красавица согласится на это.

– Но если некому будет заниматься фермой, она уйдет, когда уйдешь ты. Как сказала Анжела.

– А я сказал тебе, что пока еще собираюсь поболтаться здесь какое-то время, – ответил Отец.

– Но нам надо обсудить это, так? – продолжал я. – Именно теперь, когда Старика больше нет.

– Черт побери, Джон! – огрызнулся Отец. – Земля над ним еще не просохла. Будет время поговорить.

– Папа, ты же знаешь, нельзя откладывать такие вещи на потом.

– Послушай, если я малость перхаю, это не значит, что завтра ты найдешь в постели мой труп.

– Я не про твой кашель, папа, – сказал я. – Ты сам знаешь, что я не об этом.

– Тогда о чем?

– Послушай, у нас с Кэт скоро будет ребенок. Разве ты не предпочел бы, чтобы мы растили его здесь?

– Что, Христа ради, тут может быть хорошего для ребятенка?

– Мне здесь было неплохо, – ответил я.

– Неужто?

Он бросил на меня взгляд и снова перевел глаза на барана.

– Ты тут слишком давно не жил, Джон, – сказал он. – Приезжать сюда дважды в год – этого недостаточно. Мало ли, что там говорила Анжела, она ерунду говорит. Работа на земле у человека не в крови, она в руках. Ты уже забыл, что это такое – работать здесь изо дня в день. Нельзя снова перебраться в долину и жить, как будто ты никогда не уезжал.

– Давай я пойду с тобой завтра на поиски оленей, – сказал я.

– Будет лучше, если я сам, – отозвался он. – Это не так просто, как ты думаешь.

– Так покажи мне! Научи меня.

– Да я уж пытался, – ответил он и переключил внимание на барана, ожидая, когда я закрою дверь.

&

Я услышал, как из дома меня зовет Кэт. Что-то случилось.

– Господи, – сказала она, когда я вошел на кухню. – И здесь тоже.

– Что такое?

– Этот мерзкий запах, – объяснила она.

– Кэт, мы на ферме. Как можно удивляться, что здесь могут быть разные запахи.

– Ну, может быть, ты привык.

– Чем пахнет, навозом?

– Нет, это не навоз, – сказала она. – К запаху навоза я могу привыкнуть. Тут воняет мертвечиной. Как будто кто-то сдох, и уже давно. Помнишь туалет в Испании?

Деревянная будка с дыркой на одной из боковых улочек выжженной солнцем деревушки, как там ее? То ли Сан Лукас, то ли Сан Федерико. И внизу, в яме, утонувшая собачонка с привязанной к ошейнику половинкой кирпича.

– Думаю, я бы перенес, если бы там воняло, как здесь, – сказал я. – Окна наверху закрыты?

– Конечно, – ответила она и поднесла прядь своих волос к моему носу. – Господи, неужели ты не чувствуешь? Ты уверен, что запах приходит не с улицы?

Я вышел во двор, взяв фонарь, и заглянул в примыкающий к стене дома курятник, предполагая, что, может быть, кто-то сдох там. Но все куры в панике нахохлились, когда на них упал луч света.

– Ничего нет… абсолютно, – сказал я, вернувшись в дом и закрыв за собой дверь.

– Не говори так уверенно, – возразила она. – Я серьезно. Что-то где-то тухнет.

Она заглянула под раковину, открыла крышку мусорного ведра, понюхала ладони, оттянула воротник платья.

– Господи, это я! – ужаснулась она. – Пахнет от моей одежды. И от кожи.

Я засунул ее платье в стиральную машину, потом налил ей ванну, и Кэт погрузилась в воду, более горячую, чем она обычно наливала себе, когда хотела избавиться от запахов. Вытянувшись, она лежала в ванне, целомудренно прикрытая толстым слоем мыльной пены.

– Лучше? – поинтересовался я.

Она кивнула.

– Что это было, по-твоему? – спросила она.

– А беременность не может как-то влиять на твое ощущение запахов? – предположил я.

– Может, наверно, – сказала она и принялась растирать мыло по бедрам. Из-за горячей воды заметны стали ее шрамы.

– Я думаю, тебе придется к этому привыкнуть, – сказал я, – так же, как приходится привыкать к тошноте по утрам.

Она положила руку себе на живот.

– Как возможно, что из-за этого крошечного существа мне так не по себе? – сказала она.

– Ну, не навсегда же.

– Я же рожу в конце концов, – сказала она.

– Придется, – хмыкнул я. – Ты сама захочешь.

– Тебе в самом деле надо идти завтра? – спросила она.

– Отец сам не справится, – ответил я. – Нужно, чтобы кто-то с ним пошел.

– Правда? Не похоже, вообще-то.

– Не жди, что он признается, Кэт, – сказал я. – Он скорее уморит себя работой до смерти, чем попросит о помощи.

– По-твоему, это достоинство? – сказала она, но тут же перевернулась в ванной и положила мокрую мыльную ладонь мне на руку, прося прощения. Маленький, как лесной орех, сосок показался на поверхности воды. – Мне было бы спокойнее, если бы ты остался здесь, – произнесла она. – Разве нет каких-то дел, которые ты бы мог делать на ферме?

– Послушай, – сказал я, – завтра праздник – Коронация Барана. Все съедутся сюда. Протяни им руку, познакомься с ними.

– Коронация Барана? – удивилась она.

– Тебе покажут, что делать, – сказал я.

– Но что же будет с оленями? – упорствовала она. – Разве ты можешь пойти и просто поубивать их?

– Кэт, это работа, которая должна быть сделана. Как и многое другое на ферме.

– Работа? – переспросила она.

– А что ты думала здесь найти?