Новый мировой беспорядок и индийский императив - Шаши Тарур

добились "значительного прогресса" в выполнении своего       обещания выделять по 100       млрд. в год. Согласно отчету, "климатическое финансирование" достигло 52 млрд. в 2013 году и 62 млрд. в 2014 году. Однако правительство Индии подвергло эту цифру резкой критике, заявив, что доклад в которых присутствуют двойные подсчеты, неверные обозначения и искажения. Индия заявила, что единственной достоверной цифрой является 2,2 млрд. валовых выплат из семнадцати специальных фондов по борьбе с изменением климата, что намного меньше часто называемых 57 млрд. долларов.

Кроме того, большая часть этого финансирования ограничивается мероприятиями по смягчению последствий изменения климата. В то время как большинство развивающихся стран хотели бы сделать больший акцент на адаптационном финансировании, которое включает в себя финансирование, позволяющее государствам институционально адаптироваться к изменению климата, развитые страны неохотно идут на это, полагая, что принятие этих требований будет равносильно признанию ответственности, основанной на исторических выбросах. Кроме того, выгоды от проектов по смягчению последствий изменения климата более ощутимы и масштабны по сравнению с адаптацией. По данным ОЭСР, в 2013-14 гг. 77% общего объема климатического финансирования было направлено только на смягчение последствий изменения климата, 16% - только на адаптацию и 7% - на мероприятия, направленные как на адаптацию, так и на смягчение последствий. Более 90% частного климатического финансирования, привлеченного в этот период, было направлено на смягчение последствий изменения климата. Такой разрыв в финансировании адаптации особенно губителен для бедных слоев населения, и если в будущем финансирование борьбы с изменением климата будет состоять из частных инвестиций и негосударственных грантов, то усилия по адаптации будут по-прежнему серьезно недофинансироваться, закрепляя существующую несправедливость.

Несмотря на то, что развитые страны не выполняют свои обязательства по финансированию уже более трех десятилетий, они попытались изменить ситуацию, когда в 2010 году начались переговоры о новой повестке дня в области устойчивого развития. Они попытались выдвинуть принцип "универсальности", подразумевая, что изменения должны осуществляться как в развитых, так и в развивающихся странах. Однако развивающиеся страны восприняли это как попытку развитых стран уменьшить свою роль в предоставлении помощи, что было вполне оправданно, учитывая, что почти все страны ОЭСР значительно сократили объем помощи после финансового кризиса 2008 года. Когда эти страны вновь встретились в Аддис-Абебе в 2015 г., развитые страны вновь настаивали на том, что бремя помощи должны взять на себя внутренние мобилизации и трансферты по линии Юг-Юг. В итоге принятая на конференции Аддис-Абебская программа действий не принесла новых конкретных предложений по дополнительному финансированию, которые можно было бы оперативно реализовать для решения многочисленных мировых проблем. Проще говоря, новых денег не появилось. Вместо этого даже прежнее стремление богатых стран выделить 0,7% валового национального дохода на ОПР остается лишь заявлением о намерениях.

Цели в области устойчивого развития (преемник Целей развития тысячелетия) также имеют схожую историю. Хотя сами цели призывают развивающиеся страны мобилизовать финансирование внутри страны, сложные налоговые правила и экономные транснациональные корпорации могут сделать эту задачу невыполнимой. По оценкам, для       реализации ЦУР - от всеобщего образования, здравоохранения и устойчивого энергоснабжения до всеобщего доступа к чистой питьевой воде и надлежащим санитарным условиям - развивающимся странам потребуется от 3      ,3 до 4      ,5 трлн. в год, и это в условиях, когда они уже сталкиваются с нехваткой       инвестиций в размере 2,5 трлн. в год. Однако, по некоторым оценкам, с 2002 по 2011 год развивающиеся страны потеряли 5,9 трлн. в результате незаконного оттока финансовых средств, часто в форме уклонения от уплаты налогов или перевода в оффшорные банки, а только в 2014 году - от 620 до 970 млрд. долларов. Это ресурсы, которые могли бы быть использованы для борьбы с бедностью путем инвестиций в основные государственные услуги. Развитым странам также удалось подорвать концепцию общей, но дифференцированной ответственности, о которой шла речь в Рио-де-Жанейро. В ЦУР делается непропорционально большой акцент на привлечение финансирования внутри страны, игнорируется долгая история несправедливости, допущенной в отношении Глобального Юга, и не учитываются структурные различия между экономическим и технологическим потенциалом Глобального Севера и Юга.

Сегодня еще более неопределенно, кто финансирует чье развитие. В 2012 году развивающиеся страны получили около 1,3 трлн. долл. в виде помощи и инвестиций. Однако в том же году чистый отток составил 3,3 трлн. долл. Почти все эти деньги - это либо выплата процентов по долгам, образовавшимся в 1980-е годы, либо бегство капитала и уклонение от уплаты налогов ТНК из стран Севера, либо роялти за интеллектуальную собственность. По сути, это означает, что помощь на цели развития течет в обратном направлении и что бедные страны финансируют развитие богатых.

Наконец, следует также рассмотреть вопрос о том, в какой степени политика в области изменения климата и международные соглашения основаны на научных знаниях и литературе, разработанных в странах Глобального Севера.

Об этом свидетельствует тот факт, что большинство научных публикаций по проблеме изменения климата выходят в странах Глобального Севера, и лишь незначительное количество - в развивающихся и наименее развитых странах (НРС). 85% исследований приходится на страны ОЭСР и лишь 1% - на страны с низким уровнем дохода. Такое разделение естественным образом вытекает из большего богатства, доступа к образованию и финансированию науки.

Одним из основных препятствий на пути преодоления разрыва между Севером и Югом является уровень признания и доверия к научным отчетам и последующим мерам по снижению воздействия на окружающую среду. Дисбаланс в научных исследованиях, естественно, благоприятствует Северу, который, как мы неоднократно отмечали, выбрасывает больше углекислого газа и менее уязвим к изменению климата. Такой статус-кво в конечном итоге порождает недоверие к развивающимся странам и НРС, которые оказываются в крайне невыгодном положении при проведении переговоров и разработке внутренних планов по смягчению последствий изменения климата и адаптации к ним. Мало того, что исследования в значительной степени сосредоточены на Севере, люди, ответственные за подготовку большей части докладов МГЭИК, также, как правило, сосредоточены в США или Великобритании. Четкие географические закономерности, зафиксированные в цитируемом нами исследовании, показывают, что глобальное распределение и производство знаний об изменении климата смещено в сторону от регионов, более уязвимых, но менее способных к изменению климата. Такой разрыв в знаниях между бедными уязвимыми регионами и более богатыми регионами с высоким потенциалом смягчения последствий изменения климата и адаптации к ним может препятствовать интеграции знаний, полученных на местном уровне, для предоставления рекомендаций, учитывающих конкретные условия.

Однако разрыв в знаниях выходит далеко за рамки репрезентативности, а также затрагивает способ формулирования проблем для рассмотрения на международных форумах. Например, для стран Глобального Севера ущерб, наносимый окружающей среде, является результатом нормального поведения человека в промышленности или в быту, с которым