Левая Политика. Левые в России - Александр Мережко

Именно к лондонскому форуму вышел первый номер «Евротопии», того самого общеевропейского журнала, который мы задумывали ещё в Бомбее. Он вышел как приложение к журналу Хилари Уэйнрайт «Red Pepper». Увы, это был первый и последний раз, когда журнал действительно мог быть журналом диалога левых Востока и Запада. Но это стало ясно позднее. А тогда успешно прошла презентация журнала, вызвавшего неподдельный интерес, казалось, что «Берлинская стена» между левыми тоже пала вслед за «Берлинской стеной», разделявшей наши элиты. Ничто не предвещало тех трудностей, с которыми мы столкнулись при подготовке к следующему Европейскому Социальному Форуму в Афинах.

Афины и подготовительные ассамблеи

На следующем ЕСФ в Афинах мы поставили себе задачу не просто организовать свой семинар, а провести серию семинаров с участием как можно большего числа представителей российских социальных движений и левых групп. Если лондонский семинар мы готовили в основном по Интернету, то для реализации новых задач на афинском форуме нам предстояло более основательно погрузиться в организационный процесс, с тем чтобы иметь возможность отстаивать и защищать наши семинары на всём протяжении подготовительного периода.

Надо сказать, что ЕСФ выработал более демократическую процедуру подготовки, чем Всемирные Форумы. Если все вопросы организации ВСФ решаются недоступным оргкомитетом, принципы формирования которого остаются загадкой даже для его участников, то Европейские Форумы после Лондона готовятся через достаточно представительные встречи национальных делегаций. Эти встречи получили название EPA — European Preparatory Assemblies — Европейские подготовительные ассамблеи, причём сами они являются чем-то вроде мини-форумов.

Мы должны были участвовать в разработке стратегии и программы предстоящего форума, работать на заседаниях различных сетей (образование, профсоюзы, молодёжь, Европейская конституция, война и терроризм, экология и другие), чтобы наши семинары были приняты в возможно большем количестве сетевых групп. Задача оказалась сложной не только потому, что мы не могли обеспечить достаточного количества участников подготовительных ассамблей (вопрос опять упирался в деньги) и работать приходилось одному-двум людям. На этом этапе появились новые проблемы.

Если в Лондоне европейскую принадлежность России никто особенно не оспаривал, то к Афинам эта проблема стала вопросом обсуждения. И дело здесь было не только в деньгах (мы привозили наши делегации частично на деньги фонда солидарности, собиравшегося западноевропейскими левыми для Восточной Европы). Вопрос встал шире и острее: где проходят границы современной Европы?

В это время Европа переживала трудные последствия «воссоединения». Причём социальные последствия воссоединения двух столь различных в экономическом, политическом и социокультурном плане частей континента особенно остро переживала как раз «левая Европа», поскольку именно на общество легла основная расплата за геополитические выгоды элит. Дискуссии между восточными и западными частями европейских левых принимали иногда очень острый оборот. И это всё при том, что и с той, и с другой стороны существовало чёткое понимание необходимости диалога и сближения. В этой ситуации включение в диалог России, казалось, только осложняло процесс европейского единения левых сил. В результате появилась опасная тенденция ограничить альтернативную Европу и Европейский Социальный Форум границами Евросоюза. Тенденция эта явно не проговаривалась, но выражалась во всё больших трудностях с приглашением русской делегации для участия в подготовительных ассамблеях. Ссылались на проблемы с визами, на то, что «приезд одного русского стоит столько же, сколько визит 10 румын», учитывая удалённость России от Европы. Были также попытки приравнять Россию к таким «сателлитам» Европы, как Марокко, Алжир, страны Передней Азии.

Дело дошло до того, что накануне важнейшей предпоследней подготовительной ассамблеи в Австрии нам отказались высылать приглашения для виз, мотивируя это тем, что Россия — не член Евросоюза. Наше появление в Вене с обращением от левых и независимых профсоюзов России и Украины вызвало очень острую дискуссию, в которой нас поддержал ряд западноевропейцев (преимущественно французы и итальянцы). Но самую активную поддержку мы, неожиданно для себя, получили от восточноевропейских коллег, которые, казалось бы, больше других были заинтересованы в том, чтобы ограничить доступ к фонду солидарности. Именно левые активисты из Восточной Европы решительно выступили против нового раздела по линии границ Евросоюза. Чехи, поляки, венгры, румыны, восточные немцы говорили о том, что Россия является неотъемлемой частью альтернативной Европы, что без её участия в невозможно действительно прочное воссоединение и обновление европейских левых. И это понятно: ведь нас, современных восточноевропейских левых, не разделяли, а объединяли события 1968 года в Праге, 1956 года в Венгрии, расстрелы рабочих демонстраций в Польше… Сближало нас и сходство наших проблем переходного периода, и наше прошлое, и те социальные ценности, которые не сводились лишь к «тоталитаризму», а означали особый тип солидарности общества в противостоянии тоталитаризму, которого не знала Западная Европа. Так мы вернулись в «социальную Европу» — и не только вернулись: в ходе этой дискуссии нам удалось отстоять русский как ещё один официальный язык Европейского Форума.

Но отстоять удалось не всё. «Евротопию» мы потеряли. Возобладала тенденция «замыкания» Европы. Впрочем, мы ушли во многом сами, поскольку видели, что журнал всё больше отводит нам (да и восточным европейцам в целом) подчинённое и периферийное место, и поэтому таким образом теряет для нас интерес. Утратив общеевропейскую специфику, «Евротопия» становилась всё менее яркой и всё больше сливалась с морем аналогичной западноевропейской литературы. Финансовый вопрос тоже сыграл важную роль. Мы не нашли спонсора для русского издания, а когда он появился, было уже слишком поздно.

Так мы пришли к Европейскому Социальному Форуму в Афинах. Несмотря на все трудности, включая возникший в последний момент раскол внутри нашего института, мы всё-таки вывезли русскую делегацию в составе более 90 человек. Попутно была организована отправка автобуса с Украины. Однако визы украинцы получили с опозданием и до Афин не добрались. Вместо этого украинская делегация направилась в Вену, где происходил фестиваль солидарности с Латинской Америкой, на встречу с Уго Чавесом и Эво Моралесом.

В Афинах мы провели более 15 семинаров. Обсуждали проблемы образования, профсоюзов, диалога Восток-Запад, экологии, женского движения. Наши представители выступали практически на всех крупных мероприятиях. Вопрос о том, является ли Россия частью современной «левой» Европы, больше не поднимался.

Тем не менее, именно после этого мероприятия стало ясно, что дальнейшее продвижение российских левых в европейскую среду потребует очень серьёзной работы внутри самой России по развитию и интеграции современных демократических левых сил.

По итогам афинского Форума было принято решение о проведении следующего социального форума через два года. Это значит, у нас есть время.

III. Всемирный форум возвращается в Латинскую Америку: Каракас

Путь на Всемирный Социальный Форум в Каракасе начинался точно так же, как знаменитое произведение Корнея Чуковского: у меня зазвонил телефон. Только на том конце провода оказался не слон, а советник президента Венесуэлы Уго Чавеса Алекс Майн. Алекса я не знала, но в Бомбее во время одного из мучительных прорывов сквозь толпу манифестантов мы столкнулись с Максимилианом, молодым парнем из Латинской Америки, советником Чавеса. Борис был с ним знаком, и завязался разговор. Майн с воодушевлением рассказывал о революционных процессах в Венесуэле, о тех новых, нетрадиционных формах народной демократии и самоуправления, которые лежат в основе современного латиноамериканского процесса. Тогда это ещё не называлось «социализмом XXI века», но было очевидно, что всё к этому идёт. Разговор шёл на испанском; стояла немыслимая жара, и мы сидели на огромном барабане посреди шумной, многоголосой и многоязыкой толпы, пытаясь докричаться друг до друга. Кажется, именно тогда я и оставила свою визитку Максимилиану. Я ещё пошутила, не в честь ли Робеспьера он назван. Оказалось, что именно «в честь»…

С тех пор прошло больше года — и вот звонок. Выяснилось, что да, именно Максимилиан порекомендовал обратиться к нам для… помощи в организации встречи президента Венесуэлы Уго Чавеса с российской общественностью во время предстоящего визита в Россию. Разумеется, моим первым побуждением было адресовать венесуэльцев в МГИМО или Дипломатическую академию, которые всегда организуют подобные мероприятия, имеют опыт и огромный штат сотрудников для осуществления таких дел. Я пыталась объяснить, что мы всего лишь независимая общественная организация, работающая на энтузиазме и не имеющая ни опыта проведения подобных протокольных мероприятий, ни специального штата для их осуществления. Но Чавес хотел, чтобы это сделала именно такая, по-настоящему общественная организация. Он революционер и не боится идти непроторёнными путями.