Сын графа Монте-Кристо - Александр Лермин

— О, синьора, я и не сомневался, с тех пор как вы обещали участвовать в ней.

Из глубины уборной появилась темная фигура, и к Тичеллини подошел маркиз Аслитта.

— Примите мои поздравления, маэстро,— приветливо сказал, он протягивая руку.

Маэстро неохотно подал свою. Аслитта пользовался в Милане дурной репутацией и считался, по мнению патриотов, ренегатом и предателем. Было известно, что Аслитта, хоть и итальянец по происхождению, принадлежал к ревностным почитателям вице-короля и знался только с австрийцами. Поэтому Тичеллини был холоден и обрадовался, когда его отозвали. Поклонившись певице, он поспешил за кулисы, и маркиз остался наедине с Лучиолой.

— Джиорджио! — шепнула Лучиола, протягивая ему руку.— Решительная минута близка!

— Благодарю тебя, моя дорогая,— прошептал молодой человек. — Ты ставишь на карту жизнь, чтобы спасти мое отечество, и в мире нет ничего, что могло бы вознаградить тебя за то, что ты делаешь!

Лучиола бросилась в объятия маркиза.

— Ты любишь меня, Джиорджио?

— Люблю больше жизни, ты мое божество!

— О, Джиорджио, для тебя я готова на все, но теперь иди, уже пора!

— Ты ничего не забыла? Ты заметишь наш знак?

— Будь спокоен, я все помню.

— Прощай же, будь мужественна!

— И надейся,— прибавила Лучиола, возвращая маркизу поцелуй.

В это мгновение тяжелая рука опустилась на плечо Аслитты, и резкий голос произнес:

— Маркиз, вы забыли запереть дверь!

Аслитта быстро обернулся. Перед ним стоял человек отталкивающей наружности — граф Сан-Пиетро; коротко остриженные рыжеватые волосы, постоянно закрытый глаз, пересеченный синеватым, толстым шрамом, достигавшим уха, совершенно обезображивающим прежде красивое лицо. Дьявольская усмешка искривила его тонкие губы, и Аслитта побледнел, увидев графа.

Лучиола выпрямилась и устремила на него строгий взгляд.

— Кто дал вам право явиться сюда? — гневно спросила она.

Насмешливо улыбнувшись, граф нахально отвечал:

— Кто может запретить мне быть здесь?

— Я! — гневно вскричала Лучиола.— Уйдите прочь!

— А, вы предпочитаете маркиза?

Аслитта вспыхнул, но сдержался и ответил, улыбаясь:

— Почему же всем не иметь права поклоняться Лучиоле?

Певица вздрогнула, но, ободренная взглядом Аслитты. почти спокойно произнесла:

— Право, граф, вы так испугали меня, я почти не узнала вас!

— И маркизу нечего прятаться: он может предоставить это заговорщикам,— заметил с проницательным взглядом граф.

Аслитта посмотрел на него, не сморгнув, и любезно спросил:

— У вас, конечно, есть ложа, граф?

— Черт возьми, нет. Когда я послал слугу в кассу, все билеты уже были проданы.

— В таком случае, сделайте мне честь занять место в моей ложе!

— Так вы были счастливее меня?

Режиссер отворил дверь и произнес:

— Синьора, пожалуйста, на сцену!

— Иду,— ответила Лучиола и, проходя мимо них, прибавила, улыбаясь.— Прощайте и не забудьте аплодировать.

Когда она исчезла, граф и маркиз направились в зрительный зал, но на ступеньках ложи граф остановился л прошипел:

— Знайте, маркиз, я убью вас при первой же возможности!

— В самом деле? — спросил Аслитта, также останавливаясь.— Почему вы вдруг стали так кровожадны?

— Без уверток,— вскричал граф,— вы любите Лучиолу?

— Разве я не имею на это права?

— И Лучиола любит вас?

— Я не так самонадеян, чтобы подтвердить ваше предположение.

— Берегитесь, маркиз,— проскрежетал зубами граф,— я не слеп!

— Тем лучше для вас!

— И в казематах Милана есть такие утолки, в которых патриотов могут образумить колесованием и заставить их выдать своих единомышленников.

— Граф,— резко сказал Аслитта,— в Милане также есть такие уголки, в которых, как собак, убивают итальянцев, продающих свое отечество иноземным тиранам!

И маркиз захлопнул дверь своей ложи перед лицом графа, слывшему креатурой Радецкого, и тот волей-неволей должен был просить себе место в ложе маршала.

Сан-Пиетро с безумной страстью любил Лучиолу и, вспоминая ее взгляд, которым она указала ему на дверь, яростно скрежетал зубами и бормотал проклятья.

— Она похожа на другую, которая ускользнула от меня, эта не ускользнет. О, я знаю, чем усмирить ее: я донесу на Аслитту!

Только Сан-Пиетро уселся, как на сцене появилась Лучиола, встреченная бурными аплодисментами.

— Полковник,— обратился Сан-Пиетро к адъютанту,— я разоблачил одного изменника и желаю сообщить вам его имя!

— Но не теперь же,— нетерпеливо ответил адъютант,— слушайте этот прелестный дуэт.

Действительно, голора Розы и Маргаритки звучали так восхитительно, что тираны и жертвы одинаково увлеклись очаровательной музыкой. Никто не заметил, как Лучиола быстро взглянула на высокого мужчину в передней ложе и затем перевела взгляд на ложу Радецкого.

Незнакомец внимательно посмотрел на Сан-Пиетро, потом опять на сцену, и Лучиола усмехнулась с довольным видом.

Дуэт закончился под взрыв аплодисментов и был повторен, а затем вступил хор стрекоз.

— Полковник,— начал снова граф.— Аслитта в заговоре с патриотами, я…

— Завтра, завтра, граф! Да что, наконец, вам нужно от меня?

— Чтобы Аслитту арестовали сегодня же вечером!

— О, Лучиола несравненна, ее непременно нужно ангажировать для выступлений в Вене,— с увлечением вскричал полковник.— Хотите взять этот труд на себя?

— Что, ваше высочество?

— Боже мой, разве вы оглохли? Речь идет о том, чтобы заполучить Лучиолу для Вены!

— Прикажите арестовать Аслитту, и Лучиола будет петь в Вене!

— Какой вздор! Что общего между Лучиолой и маркизом?

— Она любит его,— прошипел граф.

— А, конечно, это важная причина! 'Как! Лучиола отвергает ваше поклонение и влюбляется в какого-то неаполитанца! Это государственное преступление!

— Итак, ваше высочество…

— Даю вам поручение: отправьте Аслитту в цитадель, но после представления, я хочу дослушать оперу без помех.

— Я попрошу официального приказа, ваше сиятельство.

— Боже мой, какой вы несносный! Вот возьмите,— адъютант вырвал листок из записной книжки, поспешно написал несколько слов и, подав бумажку Сан-Пиетро, снова обратился к сцене. Граф демонически улыбнулся — он выиграл!

Как ни напрягал граф свою память, он никак не мог вспомнить, кого напоминала ему Лучиола. В его воспоминаниях был пробел, и хотя железная натура помогла ему справиться с ранением, державшим его несколько месяцев на краю могилы, но некоторые черты прошлого подернулись для него густым покровом забвения.