Остров мертвых - Масако Бандо

И все же старуха сдержалась и снова умоляюще залепетала:

— Сжалься, дочка. В полдень ко мне покойник явился. Сердце ноет, места себе не нахожу!

На изможденном лице Тэруко просияла торжествующая улыбка.

— Ничего удивительного! Наша Саёри тоже постоянно является, то в полдень, то в полночь.

Услыхав имя Саёри, старуха судорожно принялась вспоминать, где могла слышать его раньше. В памяти медленно всплыло белое девичье лицо. Кажется, Саёри — это дочь Тэруко. Точно.

— Так ведь дочка твоя умерла!

Улыбка Тэруко стала еще шире, хотя больше всего напоминала оскал обугленного черепа.

— Умерла, а теперь вернулась.

— Умерла… а теперь вернулась… — завороженно повторяла Сигэ. От одних этих слов на душе делалось жутко.

Тэруко утвердительно кивнула. Взгляд ее блуждал где-то далеко.

— Все они вернутся. Все покойники в прежнем виде вернутся к тем, кто вспоминает и думает о них. Так сказала Саёри.

Старуха снова не поняла ни слова, но согласно закивала.

Женщины из рода Хиура всегда были не от мира сего. Оно и понятно — ведь они могли общаться с загробным миром, гадать и даже снимать проклятия.

Сигэ хотела снова повторить свою просьбу, но внезапно ее осенило: Тэруко просто не может сейчас вызвать покойника, ведь для этого нужен медиум. Вот старая дура!

— Ты уж прости старую, Тэруко. Забыла я, что дочка твоя померла. Нет у тебя теперь медиума. Не судьба, значит, поговорить с покойником.

Тэруко гневно обернулась к ней:

— У меня есть Саёри! Ладно, будет тебе твой покойник! — Увидев, как Сигэ крошечными шажками пятится назад, Тэруко, похоже, окончательно вышла из себя: — Сказала, устрою тебе встречу с покойником, значит, устрою! Проходи туда.

Тэруко почти силой втолкнула старуху в заднюю комнату. Проклиная себя за то, что вообще пришла сюда, старуха робко вошла в знакомое помещение. В этой полутемной комнате с окнами на север ей приходилось бывать и раньше. Здесь было что-то вроде молельни, на стене висел алтарь. Там, где обычно кладутся священные предметы, лежали перевязанный соломкой зеленоватый камень, веточка эйрии и палочка для синтоистских обрядов. С тех пор как винодельня пришла в упадок, эта комната, похоже, осталась единственным местом в доме, сохранившим свой прежний вид.

Присев перед алтарем, Тэруко зажгла свечу и обратилась к Сигэ:

— Назови имя того, кого хочешь призвать сюда.

Запинаясь, Сигэ назвала имя Такэо Синохары. Тэруко вряд ли могла знать Такэо, и все же старуху пронзил жгучий стыд, когда она произнесла вслух имя бывшего любовника. К счастью, Тэруко не стала уточнять, кем ей приходится Такэо.

Шаманки из рода Хиура всегда держали рот на замке — именно поэтому им доверяли самые сокровенные тайны. Так уж повелось с незапамятных времен, что, если у местных женщин случалось в жизни нечто такое, с чем неловко было обратиться к священнику, они не раздумывая стучали в дверь этого странного дома. Хиура были всесильны: могли избавить от нежелательной беременности, снять проклятие, упокоить мятущуюся душу мертвеца или совершить возмездие. И если в храме селянки возносили светлые молитвы, то в доме Хиура они могли привлечь на свою сторону и темные силы.

Тэруко долго сидела перед алтарем со сложенными в молитве ладонями, затем велела Сигэ пересесть в угол:

— Надо освободить место для медиума, — (Сигэ изумленно обвела глазами комнату. Может, она ослышалась?) — Да ты что, бабка, неужто не видишь?! Вот же она, перед тобой. — Тэруко ткнула в центр комнаты.

Но Сигэ по-прежнему никого не видела. И зачем только она вообще пришла сюда?! Наверняка Хиура сейчас обманет ее, разыграет комедию вместо настоящего обряда. Плакали ее денежки.

Тэруко торжественно склонилась к алтарю и десять раз нараспев произнесла имя Такэо Синохара, попросив его явиться к ним. Затем она вскочила и стала выплясывать, двигаясь по кругу против часовой стрелки и тряся веточкой. В комнате стояла тишина, слышно было лишь шуршание босых ног по татами и слабый шелест эйрии. Раскосые глаза Тэруко устрашающе блестели в дрожащем пламени свечи, на лбу выступили бисеринки пота. Внезапно в комнате сделалось душно, и Сигэ подалась вперед, не в силах оторвать взгляд от странной картины: воздух в центре комнаты словно сгустился, постепенно принимая очертания человеческого тела.

Тэруко кружилась все быстрее. Странный силуэт мало-помалу обретал четкие контуры. Сигэ уже могла разглядеть девочку-подростка, сидевшую на татами, поджав под себя колени. Лицо, хрупкие плечики, острые коленки были как будто окутаны тенью.

Сигэ сидела разинув рот, когда глухой мужской голос внезапно произнес ее имя:

— Сигэ… Сигэ… — Похоже, голос шел от неподвижно сидящей в центре комнаты бестелесной девочки.

Сигэ говорила и не узнавала собственного голоса:

— Это ты, Та… Такэо?

Она узнала этот голос. Пока Сигэ подбирала нужные слова, голос грозно продолжил:

— Думаешь, я забыл, как ты бросила меня на произвол судьбы?

— Бросила тебя?! — переспросила Сигэ, судорожно пытаясь понять, что он имеет в виду.

— Да, бросила меня и сбежала. В ночь, когда разыгрался тот ужасный тайфун.

Внезапно обрывки воспоминаний в голове Сигэ сложились в четкую картину. На мгновение ей показалось, что она снова слышит жуткое завывание ветра, чувствует, как дождь водопадом хлещет по тонкой крыше утлой каморки, ощущает горьковатый запах сырого угля. Сигэ Оно припомнила и еще кое-что, от чего ее затрясло, словно осиновый лист. Между тем голос продолжал:

— Я вернусь, Сигэ! Я непременно к тебе вернусь! — Казалось, голос Такэо струится по татами и проникает в самое сердце Сигэ. — Я вернусь, Сигэ! Вернусь! Вернусь. Вер…

— Прекрати сейчас же! — Сигэ вскочила на ноги и ворвалась в центр комнаты. Туманный силуэт тут же растаял как дым. Никого, кроме них с Тэруко. Удушливый липкий воздух словно испарился, уступив место свежему ветерку. Лишь в центре татами осталось небольшое мокрое пятно. На лице Тэруко блуждала странная полуулыбка. Бесцветным голосом она пробормотала:

— Все покойники скоро вернутся.

Тихий океан переливался на солнце, как поверхность гигантского серебристого аэростата.

Синий седан на большой скорости огибал полуостров Ёконами. Из динамиков лилась музыка, в открытые окна врывался соленый морской ветер. Хинако отметила, что Фумия необычайно идут эти узкие джинсы и полосатая рубашка.

Ветер ласково трепал ее волосы, но в голове снова и снова звучали сказанные накануне слова: «Сколько тебя помню, ты постоянно моталась за Саёри, как дерьмо за золотой рыбкой». Жестокие слова болезненной занозой засели в сердце. Выходит, дружба с Саёри, в которую до вчерашнего дня верила Хинако, была каким-то принципиально иным типом отношений? Хинако искренне верила, что они с Саёри были равноправными личностями, подругами в полном смысле этого слова. И что же оказалось? Саёри считала ее лишь собственной тенью, «шестеркой»?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});