Мать Печора - Маремьяна Романовна Голубкова

правление к писарю ехать надо. На моей памяти первая в волости школа при церкви в Оксине открылась. Только в ней ничего похожего на школу не было. Приходил туда дьячишко, всегда пьяный. Он не столько ребятишек учил, сколько за уши да за волосы драл. Домишко под школу отвели плохонький, не школа — одна насмешка.

А богатым нужно было сыновей учить. Оксинский купец Сумароков Александр на свои средства школу построил, учителей достал, а потом с мужиков деньги собирал за помещенье, за отопленье да учительницам на жалованье. Кто платить не может, так и дома ребятишек оставляет. Вот и остался у нас народ неграмотным.

Когда появился у нас ликпункт, вот все и обрадовались. Повели туда ребят — по двое, по трое. И я задумала Павлика отдать. Веду его в ликпункт, муж — ни слова, ни брани. И я стала понемногу волю забирать. Вижу, туда ведут и постарше ребят: иные годов по шестнадцати, а на одну скамью с Павликом садятся, хоть ему и восемь годов еще не исполнилось.

Учился Павлик неплохо. Ребята прозвали его Большеголовым. Когда кончилась учеба, он и на испытаниях хорошо прошел. Учитель мне наказывал:

— Не упускай, учи Павла. Из твоего парня выйдет человек.

Той порой у меня еще двое ребят прибавилось: сначала сын Степа, а потом дочь Сусанья. Лишний человек и то лишняя забота, а тут двое новых, да прежним счет потеряла. Вот и вожусь с ними: где пихну, где качну, а иной раз и сама в слезы.

Дуне надо куклу сшить. Коле — сказку рассказать. Степе — деревянную побрякушку из дощечек сделать. Младшей — соску в рот сунуть.

Один раз все мои ребята да и я сама чуть без веку ноги не протянули. Пошла я в баню, а дома падчерица Пина истопила печку, закрыла трубу раньше времени, оставила ребят одних и ушла на улицу. Пришла я из бани, ребята все как мертвые лежат. Отходили. Только Дуня долго без памяти лежала.

Это было уже в новом доме. Мы недавно туда перешли, сырость еще не вывелась, и нередко угорали. Новый дом мы строили трудно. В первый год подрядили Ивана Кирилловича Осташева приплавить нам четыре бревна. А доставать их надо чуть не из-под самой Усть-Цильмы. Под боком-то у нас тундра, настоящие деревья не растут, один березняк да дровяные елки. А Иван Кириллович родом из устьцилемских краев, он и взялся. Денег у нас не было, так за эти четыре дерева мы ему веревку рыболовную отдали сажен на сорок.

Весной муж на низ ушел, а я начала кирпич припасать для нового дома. Нашла под угором глину, ношу ее мешками да корзинами к дому, да стряпаю кирпичи. Дала сама себе заданье по сотне в день делать, и выполняла, не жалела себя. Больше тысячи кирпичей сделала. Каждый кирпичик надо сколько раз с боку на бок переворотить да пересушить. Вечером в дом заносишь, чтобы роса не напала или под дождем не рассырел, а утром снова на солнышко выносишь.

Осташев бревна приплавил, да ведь из четырех бревен дом не выстроишь. Муж занял лес взамен рыбы весеннего улова. Устьцилемам рыба была нужнее, чем деньги: они от моря далеко и в рыбе нуждались.

Плотники свои, деревенские тоже за рыбу строили. Да, кроме того, к тому времени кооперативы пошли, мы за рыбу муку стали получать. У кого промысла много, так тому еще и премии давали.

Хлев перенесли старый: завели скотинку, так надо заводить и хлевинку. А после того и перешли в новый дом. Стоял он на пустыре, в полуверсте от деревни. Место там хорошее: луговое, а сухое, водой не топит.

Весной в Голубкове организовался рыболовный коллектив. Приехал к нам учитель Колосов и созвал мужиков и баб на собрание. Мы с мужем оба пошли. До этого я на собрания никогда и не хаживала, некогда было. Да и муж считал, что мне незачем отходить от шестка и ребячьей зыбки.

А тут собралось людно. Всем хотелось знать, какой такой коллектив есть.

Колосов объяснил нам про него. Говорил он, что в других деревнях мужики вступили в коллективы и ловят рыбу все вместе, что не худо бы и у нас в Голубкове также объединиться, рыбу ловить вместе, сдавать кооперативу тоже вместе, а выручку делить по паям.

Сначала мужики пошумели.

— Како уж тут согласье, когда будешь не хозяин своих сеток.

Евгений Шевелев спрашивает:

— А вот как, товарищ Колосов, к примеру, я буду жить? У меня ребятишки мал мала меньше, а у Прокопья вон все подростки. Прокопий пойдет втроем, а я один пойду. Никакой уж мне прибавки против их не будет?

— Не будет, — говорит Колосов.

Покричали-покричали мужики, а потом выступил брат Константин.

— Вот что, мужики, — говорит. — Кто из вас на низу один ловит? Никто. Собираетесь вы ехать, так уж всегда сговариваетесь один невод с другими. Да и то еще мало. Чтобы спокойней ловить, друг друга не гонять, ведь вы из веков вместе ловите. Съезжаются два-три невода и ловят в одну кучу, и каждый хочет в эту кучу побольше принести. А потом делите по паям. Так чем же вам коллектив плох? Ведь это одно и то же.

— Нет, — говорят, — не одно и то же. У нас невода-то у каждого на руках, а тут общий невод надо составлять. А потом воедино мы ловим, так каждый невод на какой хочешь тоне лови, только рыбу вместе свози. А тут одним-то неводом и хотел бы на другу тоню выехать, да не ускочишь.

— Общий невод, — говорит Константин, — нам не в диковинку. В безрыбный год разве мы не делали большого невода? Вон Фома — он рыбак не последний — сшивался большими неводами с Солдатом: сто двадцать сеток вместе вбухают, зато с самого дальнего субоя рыбу достанут. Тут прямая выгода.

Колосов еще объяснил, что коллективу не надо будет печалиться, как снасти заводить: коноплю, мочало, веревки — даже в кредит может государство все отпустить.

Константин первым записался.

— Сколько, — говорит, — нас ни наберется, а работать коллективно будем: общий горшок гуще кипит. Пример подадим, а там люди сами увидят пользу и к нам же придут. Почин — дела половина.

За Константином тут же записался Иван Коротаев, за ним — брат Алексей, за Алексеем — сын мужа Прокопий. На них глядя, потянулись в коллектив и братья Шевелевы, Евгений да Михайло.

В этот вечер запись на том и кончилась. Кто вступил — сказал,