Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса - Артур Конан Дойль

«Джефри, – сказала она, – у дороги какой-то наглец пялится на мисс Хантер».

«Не какой-нибудь ваш друг, мисс Хантер?» – спросил он.

«Нет. Я никого в здешних краях не знаю».

«Бог мой! Какая наглость! Прошу вас, обернитесь и махните, чтобы он ушел!»

«Право, лучше не обращать внимания».

«Нет-нет! Иначе он будет тут все время околачиваться. Будьте добры, обернитесь и махните, чтобы он убирался».

Я сделала, что мне было велено, и в тот же самый миг миссис Ракасл опустила штору. Случилось это неделю назад, и с тех пор я больше не сидела у окна, не надевала голубого платья и не видела мужчину у ограды.

– Прошу, продолжайте, – сказал Холмс. – Ваш рассказ обещает быть крайне интересным.

– Вы, боюсь, сочтете его хаотичным, и, возможно, между происшествиями, про которые я рассказываю, никакой связи и нет. В первый же день, как я приехала в «Лесные Буки», мистер Ракасл повел меня к сарайчику вблизи кухонной двери. Когда мы подходили к нему, я услышала лязг цепи и шум, будто топот большого животного.

«Поглядите-ка сюда! – сказал мистер Ракасл, указывая на щель между досками. – Ну, не красавец ли?»

Я поглядела внутрь на два глаза, горящие, будто раскаленные угли, на смутную фигуру, скорченную в темноте.

«Не пугайтесь, – сказал мой наниматель, хохотнув, когда я вздрогнула. – Это только Карло, мой мастиф. Я назвал его моим, но на деле только старик Толлер, мой конюх, единственный, кто с ним справляется. Кормим мы его раз в день и не слишком обильно, так что он всегда взбодрен дальше некуда. Толлер выпускает его во двор каждую ночь, и да помилует Бог непрошеного гостя, которого он ухватит своими клычищами. Ради всего святого не вздумайте по какой-либо причине выйти за порог дома ночью, это обойдется вам в вашу жизнь».

Предупреждение это было не пустыми словами, потому что через две ночи я случайно выглянула в окно моей спаль-ни около двух часов пополуночи. Ночь была прекрасная, лунная, газон перед домом весь серебрился, и светло было почти как днем. Я стояла, очарованная этой безмятежной красотой, когда вдруг заметила, будто что-то движется в тени буков. Когда оно вышло на лунный свет, я увидела огромного пса, величиной с теленка, песочно-буроватой масти с отвисающими брылями, черной мордой и выпирающими из-под кожи костями. Он медленно прошел через газон и скрылся в тени по ту его сторону. Этот жуткий безмолвный страж наполнил мое сердце холодным ужасом, какого, думается, не вызвал бы у меня самый страшный грабитель.

А теперь я должна рассказать вам про очень непонятный случай. Я, как вам известно, остригла волосы в Лондоне и положила их, свернув кольцом, на дно моего кофра. Как-то вечером, уложив мальчика, я для развлечения начала исследовать мебель в моей комнате и перекладывать собственные вещи. В комнате есть старый комод. Два верхних ящика были открыты и пусты, а нижний заперт. В верхние ящики я уложила мое белье, но уместилось в них не все, я, естественно, рассердилась, что нижний ящик для меня запретен. Затем меня осенило, что его оставили запертым по недосмотру, а потому я достала мои ключи, и первый же отлично подошел. Я открыла ящик и нашла в нем всего одну вещь, но, я уверена, вам ни за что не угадать, что это было. Мои срезанные волосы.

Я вынула их и осмотрела. Тот же редкий оттенок, та же пышность. Но тут я сообразила, что это же невозможно. Как, как мои волосы оказались запертыми в этом ящике? Дрожащими руками я открыла кофр, вытащила содержимое и достала со дна мои собственные волосы. Я положила их рядом с теми, и, поверьте, они были совершенно одинаковы. Разве это не поразительно? Как я ни ломала голову, ничего понять так и не смогла. Я вернула чужие волосы в ящик и ничего не сказала Ракаслам, так как чувствовала, что поставила себя в неловкое положение, открыв запертый ящик.

Я по натуре очень наблюдательна, как вы могли заметить, мистер Холмс, и вскоре я уже составила в уме довольно точный план дома. Однако одно его крыло выглядело совсем нежилым. Туда вела дверь напротив двери в комнаты Ракаслов, но она всегда была заперта. Однако, как-то поднимаясь по лестнице, я столкнулась с мистером Ракаслом, выходящим из этой двери с ключами в руке и с выражением на лице, делавшим его совершенно непохожим на веселого добродушного толстяка, которого я привыкла видеть. Его щеки побагровели, лоб был сердито нахмурен, а жилы на висках вздулись от ярости. Он запер дверь и торопливо прошел мимо, не взглянув на меня и не сказав ни слова.

Это разбудило мое любопытство, а потому когда я вышла погулять с моим подопечным по саду, то направилась туда, откуда мне были видны окна этой части дома. Четыре в одном ряду, три просто грязные, а четвертое закрыто ставнями. И у всех запущенный вид. Пока я прогуливалась взад-вперед, посматривая на них, ко мне подошел мистер Ракасл, такой же веселый и добродушный, как всегда.

«А! – сказал он. – Не считайте меня грубияном, потому что я прошел не поздоровавшись, милая моя барышня. Я раздумывал над одним выгодным дельцем».

Я заверила его, что нисколько не обиделась. «Кстати, – сказала я, – у вас там наверху как будто пустуют комнаты, и ставни одной закрыты».

Эти слова, показалось мне, удивили его и немного смутили.

«Мой конек среди многих еще и фотография, – сказал он, – и там я устроил темную комнату. Но, Боже мой, что за наблюдательная молодая барышня! Кто бы мог подумать? Право же, кто бы мог подумать?» – говорил он шутливым тоном, но в его устремленных на меня глазках не было и намека на шутливость. Я читала в них подозрительность, раздражение, только не шутливость.

Ну, мистер Холмс, едва я поняла, что комнаты эти прячут нечто, чего мне знать не положено, как я загорелась желанием проникнуть туда. И не просто из любопытства, хотя я им и не обойдена, но скорее из чувства долга – чувства, что, проникнув туда, я принесу пользу. Говорят про особую женскую интуицию, и, возможно, это чувство породила интуиция. Но, так или не так, оно мной овладело, и я высматривала хоть малейший шанс проникнуть за запертую дверь.

Шанс этот представился только вчера. Мне следует сказать вам, что не только у мистера Ракасла, но и у Толлера и у его жены были какие-то дела в этих нежилых комнатах, и я один раз видела, как Толлер вышел оттуда с большим черным парусиновым мешком. Последнее время он крепко пил, а вчера вечером был пьян в стельку, и когда я поднялась наверх, в двери торчал ключ, и мне стало ясно, что он забыл его в скважине. Мистер и миссис Ракасл были внизу и мальчик с ними, и я не сомневалась, что мне выпала огромная удача. Я тихонько повернула ключ в замке, приоткрыла дверь и проскользнула внутрь.

Я оказалась в коридорчике, не оклеенном обоями, без ковровой дорожки на полу. Коридорчик поворачивал вправо под прямым углом. Там я увидела три двери, первая и третья стояли открытые. За ними виднелись пустые комнаты, пыльные, неприглядные, с двумя окнами в одной и одним в другой, со стеклами до того грязными, что вечерний свет еле в них просачивался. Центральная дверь была закрыта и перехвачена поперек перекладиной от железной кровати. Один конец перекладины был закреплен висячим замком к кольцу в стене, а другой закреплен толстой веревкой. Сама дверь была заперта, и ключ в ней не торчал. Эта забаррикадированная дверь точно соответствовала окну, закрытому ставнями снаружи, и все же полосочка света под ней сказала мне, что в комнате не темно. Очевидно, в потолке был световой люк, пропускавший свет сверху. Пока я стояла в коридорчике, глядя на зловещую дверь и гадая, какую тайну она может прятать, внезапно я услышала шаги в комнате и увидела тень, движущуюся вперед-назад в щелке смутного света, пробивающегося из-под двери. При этом зрелище, мистер Холмс, меня обуял безумный всепоглощающий ужас. Мои перенапряженные нервы внезапно изменили мне, я повернулась и побежала… побежала, будто позади меня чья-то жуткая рука пыталась вцепиться мне в юбку. Я промчалась по коридорчику и выскочила за дверь прямо в объятия мистера Ракасла, ждавшего снаружи.

«Значит, – сказал он с улыбкой, – это были вы. Я так и подумал, едва заметил, что дверь открыта».

«Ах, я так испугалась!» – сказала я, задыхаясь.

«Милая моя барышня! Милая моя барышня! – Вы и представить себе не можете, как ласково он меня успокаивал. – И что же вас так напугало, милая моя барышня?»

Но голос его был чуточку слишком вкрадчивым. Он перегнул палку. Я вся насторожилась, такое недоверие он мне внушал.

«Я по легкомыслию зашла в пустующее крыло, – ответила я. – А там в полутьме так бесприютно и жутко, что я перепугалась и бросилась вон. Ах, там такая ужасная тишина!»

«И только-то?» – сказал он, сверля меня взглядом.

«Как? О чем вы?» – спросила я.

«Как по-вашему, почему я держу эту дверь на запоре?»

«Понятия не имею».

«От людей, которым незачем совать туда нос. Понимаете?» – Он все еще улыбался самой дружеской улыбкой.

«Разумеется, если бы я знала…»