Вольные стрелки - Михаил Нестеров

От Харламовой ничего не скрывали, даже позволили бы снимать на камеру, если бы она оказалась у нее под рукой. Это в равной степени касалось Вострикова и его подчиненного. Они были в наручниках и стояли особняком.

Гекко-старший лично занялся номерами. Он присел на одно колено, положив рядом «родной» номер «Ауди», и стал откручивать «флажковый». Другой спецназовец освободил салон от занавески, а крышу – от «мигалки».

От нее ничего не скрывали.«Плохо дело».

Ирина сделала десяток шагов, прежде чем ее обогнал сам Гекко-младший, «Фавн» этих мест, и пошел впереди. За ней последовало еще три человека. Они конвоировали телохранителей.

Путь по бездорожью занял семь-восемь минут.

Гекко остановился... на крышке чугунного люка, за которой, возможно, грохотала вода. Постояв на нем, как на основании колонны, он сошел с него и, нашарив в кустах металлический крюк, сдвинул им в сторону тяжелую крышку.

Ирина замотала головой:

– Можете делать со мной...

Влад не дал ей договорить. Он схватил ее за плечи, тряхнул, как тряпичную куклу, и, приподняв, опустил в колодец – до середины туловища, пока ему было удобно удерживать ее.

– Там внизу ступеньки. Нащупай ногами и спускайся.

– Нет!

– У тебя два варианта: или ты спускаешься сама, и мы составим тебе компанию, или я сброшу тебя, и ты останешься в коллекторе... с крысами. Сколько ты продержишься, когда над тобой поработают сотни острых зубов?

Гекко отпустил женщину, и по его губам пробежала усмешка; он бы разочаровался, услышав крик и вслед за ним всплеск от падения тела в воду.

Узкая юбка мешала спускаться, и Ирина приподняла ее. Три, пять, семь ступенек. Она спустилась по металлической лестнице на глубину трех с половиной метров. Ее ноги коснулись воды, и она, закрыв глаза и преодолев страх перед темнотой, водой, копошащимися в слизи тварями, ступила на дно коллектора. Душа ее ушла в пятки, когда в нескольких сантиметрах от ее лица вспыхнул огонек зажигалки. Он осветил только нижнюю часть лица человека; если он хотел произвести на нее впечатление, ему это удалось.

– За мной, – тихо позвал он. Его голос утонул в звуках капели.

На этот раз он включил фонарик и, держа его у плеча «обратным хватом», пошел впереди, показывая дорогу.

Вода была холодной. Родниковой, пришло к Ирине сравнение. Она спросила:

– Нам долго еще идти?

И снова вздрогнула, когда ответ раздался у нее за спиной:

– Скоро уже. Почти пришли.

– Вы допустили ошибку. Вам следовало завязать мне глаза.

Гекко негромко рассмеялся.

Дверь на пути следования оказалась для Ирины неожиданностью. Ей казалось, тоннель бесконечный, а выйти наружу можно было только через колодец. И вот – дверь. На которой, что удивительно, сохранились следы краски. И – новые ассоциации. Эта часть подземелья с коммуникациями, с водой под ногами, с низким сводом навела ее на мысль о затонувшем корабле. Для полноты ощущений не хватало лишь крена.

Головной спецназовец потянул рычаг, и кремальера плавно вытянула вертикальные запоры. Открыл дверь и посторонился.

Гекко оттер Харламову плечом и продолжил идти первым. Они прошли не больше пятнадцати шагов, как позади раздался натужный скрежет: дверь, открывшаяся почти бесшумно, закрылась с трудом.

Еще одна дверь. Она вела в «жилое» помещение. Этакий аппендикс в общей системе коллектора.

В помещении горел свет. Вполнакала. Здесь было относительно сухо. На кирпичном полу были видны мокрые следы, в самом центре этого помещения стояла лужа, будто натекло после дождя через дырявую крышу.

Гекко вошел первым и сразу же указал заложнице ее место – за ширмой. Это была самая настоящая ширма, старая, как в балагане, за которой переодевались уродцы и клоуны... «Может, – подумала Харламова, заходя за нее, – эту ширму с рисунками из жизни гейши похитители притащили сюда со свалки?»

Ирина оказалась абсолютно права. Это Гном нашел ширму на свалке. Он был ответственным за обустройство этого помещения и постарался сделать так, чтобы, по его представлению, «заложница не чувствовала себя здесь оторванной от остального мира».

Гном несколько дней провел в подземелье. Не сказать, что ему здесь понравилось, но он научился понимать этот мрачный мир.

Также он присмотрел со свалки гибрид тахты и оттоманки: довольно узкий, с валиками.

Стена, вплотную к которой стояла тахта, была задрапирована белой тканью. И первое, что сделал Гекко, зайдя на «женскую половину», – это включил лампу, также работавшую от аккумулятора, и направил ее на заложницу.

– Садись, – велел он ей. – Поработаешь немного моделью. Веди себя естественно. По моей команде возьмешь газету и будешь держать перед собой.

Он сам включил видеокамеру и направил ее на объект съемки. Несколько секунд, и он взял Ирину крупным планом, затем снял только ее лицо. «Отъехав», сделал отмашку, удерживая портативную камеру одной рукой. Ирина взяла газету и сделала так, как сказал ей Гекко. Он взял крупным планом название и заголовок.

– Для чего это? – не удержалась от вопроса Ирина. – Ведь ясно, когда меня... похитили, – с небольшой задержкой закончила она.

– Это для того, – пояснил Гекко, выключив камеру, – чтобы у твоего мужа не возникло сомнений в том, в какой именно день была сделана съемка. Завтра я принесу свежую прессу, – усмехнулся он.

– Завтра?!

– Все будет зависеть от сговорчивости, расторопности, но главное – благоразумия твоего мужа. Пить, есть хочешь? Гном! – позвал он товарища, не дожидаясь ответа и не отрывая от заложницы глаз.

Когда за ширму заглянул Гном, Гекко продолжил:

– Обойдешься кастеляном.

Гном действительно походил на роль смотрителя этого подземелья.

Гекко ушел. Ему предстояло привести в коллектор телохранителей Харламова, но только разместить их в другой части коллектора. Гном остался. Он вынул из картонной коробки бутылку минеральной воды и выставил ее на стол. Из другой коробки достал сандвич, пиццу, упаковку салфеток. Указал в угол, где стояло ведро со стульчаком.

– Удобства там. Руки лучше всего мыть минералкой. Лично я набираю воду в рот и сливаю потихоньку на руки. Но вы можете позвать меня. Я полью из бутылки. Больше никаких вопросов, – предостерег он заложницу. – Мы будем вас информировать обо всем, что происходит наверху.

Он ушел. Ирина встала с тахты и выключила лампу. Теперь свет падал только с «мужской половины».

* * *

Ахмед Кушев опустил небольшой, но мощный бинокль и покачал головой. Этот жест заключал в себе и недоверие, и восхищение. До этой самой минуты он, находящийся на территории военного городка, отделенного от «театра боевых действий» Чермянкой, не верил, что «вольные стрелки» способны организовать похищение жены вице-премьера. Но вот он собственными глазами увидел заключительный акт этого действия: три машины остановились, поднимая пыль; из глубины этого облака словно соткалась заложница. И снова, как в сказке. Как только машины уехали, за ними сразу же начали заметать следы. Это была все та же пятерка спецназовцев, которая, на взгляд Ахмеда, сделала невозможное: всего за полтора-два часа расчистила дорогу в этой помойке. Он был уверен, что она снова станет непроходимой меньше чем за час.

Он набрал номер телефона Сараева и доложил в американском ключе:

– Они сделали это.

Лично он встретил бы это известие по-русски: «Ух ты!»; Муса Сараев же промычал что-то нечленораздельное. Как будто наблюдатель, доложивший ему хорошие новости, был другого роду-племени.

Сараев в это время находился в состоянии «как на иголках». Он не мог вмешаться в чужой процесс, мог лишь ждать и надеяться. И вот его отпустило. Сараев вошел в кабинет шефа и с порога отвесил комплимент Разлогову:

– А он кое-что может.

– Что, все идет по плану? – спросил Вейсберг.

– Думаю, да.

Вейсбергу, чтобы обрести прежнее равновесие, стоило дождаться подтверждения из другого источника, и таковым был генерал Разлогов. Но тот не соизволит предупредить компаньона. Так что Вейсберг сам набрал его номер.

Сараев не слышал, что сказал генерал шефу, но губы Вейсберга растянулись в улыбке.

Глава 31. Аффект

В настройках телефона на номер Харламова Цыплаков повесил тяжеловатую мелодию «набат» – отличную от других и мгновенно распознаваемую, хотя и не рассчитывал на звонок от шефа. И вот сегодня этот сигнал тревоги раздался в его холостяцкой квартире. Он оповещал его о каком-то бедствии. Согласно определению набата, от Цыплакова требовалось срочное вмешательство в личные дела Харламова, и почему именно в личные, понять он не мог.

– Да? Алло! – привычно выдал он «мобильную» серию. Не совсем внятно, потому что набат выгнал его из ванной, где он чистил зубы. Изо рта у него валила пена, и он был похож на биатлониста на финише или эпилептика на старте. Он вытер губы полотенцем, которое висело у него через плечо, и повторил: – Да? Алло?