Разрушитель - Майнет Уолтерс

— Очень может быть.

— Тогда, приятель, тебе повезло. У меня все серийные номера, благодарность нашему испанскому другу, и один из них серийный номер забортного мотора.

Глава 14

Отчет полиции Фалллута после допроса мистера и миссис Артур Хардинг

Субъект: Стивен Хардинг

Мистер и миссис Хардинг проживают в доме № 18, Холл-роуд, скромная одноэтажная дача с верандой на западе Фалмута. Они перебрались в Корнуолл в 1991 году, продав свой рыбный магазин, которым владели в Лимингтоне более двадцати лет. Они вложили значительную часть капитала в образование своего единственного ребенка, Стивена, поступившего в частный драматический колледж после того, как провалился на выпускных экзаменах в школе, и теперь переживают, что в результате приходится жить в стесненных обстоятельствах.

Родители называют Стивена «разочарованием» и проявляют заметную враждебность к нему из-за его «бессмертного образа жизни». Они порицают его своенравное поведение (интересуется только сексом, наркотиками и рок-н-роллом, отсутствуют какие-либо достижения, ни дня в своей жизни не занимался серьезной работой), обвиняя его за лень и веру в то, что «мир обязан предоставить ему средства к существованию». Мистер Хардинг, который гордится тем, что он выходец из рабочего класса, говорит, что Стивен смотрит на родителей сверху вниз, что и объясняет его редкие визиты к ним — лишь один раз за шесть лет он гостил у них, летом 1995 года.

Отношение мистера Хардинга к высокомерию и отсутствию благодарности сына носит взрывной и суетный характер. Он использует такие слова, как «позер», «наркоман», «паразит», «эротичный», «лжец», «безответственный», для описания своего сына. Хотя понятно, что его враждебность больше связана с неспособностью смириться с отрицанием Стивеном ценностей рабочего класса, чем с реальным знанием образа жизни сына в настоящее время, так как у них не было контакта с июля 1995 года.

Миссис Хардинг заявляет, что школьный товарищ Стивена Энтони Бриджес оказал дурное влияние на ее сына. По ее словам, Энтони подвигнул Стивена на магазинные кражи, познакомил с наркотиками и порнографией в двенадцать лет. Пару раз их предупреждала полиция за пьянство и неприличное поведение, вандализм и хищение порнографических материалов у агента новостей. После этого Стивен стал непослушным и не поддавался контролю родителей. Мать описывает Стивена как «слишком красивого для его собственного счастья», и заявляет, что девушки кидались на него с самого раннего возраста. Она также сообщает, что Стивен всегда затмевал Энтони, и считает, что именно поэтому Энтони всегда радовался, когда Стивен попадал в беду, и сам старался способствовать этому. Мать очень огорчена, что Энтони, несмотря на хулиганство в юности, оказался достаточно умен и поступил в университет, нашел себе работу учителя, а Стивен рассчитывал только на финансовую помощь своих родителей, за которую они не услышали даже «спасибо».

Когда мистер Хардинг спросил сына, как ему удалось купить лодку «Крейзи Дейз», Стивен подтвердил, что получил гонорар за несколько очень жестких порнографических сеансов. Это привело родителей в такой ужас, что в июле 1995 года они выгнали его из дома. С тех пор ничего не слышали о сыне и не видели его. Им ничего не известно о деятельности Стивена, а также о его друзьях и знакомых. Они не могут ничего сказать о событиях 9-10 августа 1997 года. Однако настаивают, что, несмотря на все недостатки, они не верят, что Стивен — жестокий и агрессивный молодой человек.

Глава 15

Во вторник утром Мэгги Дженнер сгребала солому в конюшне, когда во дворе дома Брокстон появились Джон Гелбрайт и Ник Ингрем. Спрятаться, укрыться в тени — такой была ее первая реакция, реакция на любого непрошеного гостя. Она не хотела, чтобы кто-то нарушал ее уединение.

В просвете между деревьями справа от конного двора можно было увидеть дом Брокстон, прямоугольное строение с покатой крышей, стенами из красного кирпича и верхними окнами с закрывающимися ставнями, и Мэгги наблюдала, как двое мужчин восхищались им, выйдя из машины.

Скромно улыбаясь, она привлекла внимание к себе, поднимая вилами грязную солому на входе в конюшню. Пот ручьями струился по ее лицу, когда Мэгги вышла на беспощадное солнце. Она чувствовала себя неловко и сожалела, что утром не оделась во что-нибудь более приличное, чем рубашку из клетчатой марлевки, которая облегала влажное от пота тело, как чулок, и протертые джинсы. Ох этот Ингрем! Даже не предупредил ее о приезде. Почти сразу Ник Ингрем заметил Мэгги и остался доволен тем, что хоть раз они поменялись местами — сейчас именно ей было жарко, именно она беспокоилась. Но выражение его лица оставалось, как всегда, непроницаемым.

Мэгги прислонила вилы к стене конюшни и вытерла ладони о свои уже давно грязные джинсы, смахнула волосы с потного лица тыльной стороной руки.

— Доброе утро, Ник, — произнесла Мэгги, — чем могу помочь?

— Мисс Дженнер, — обратился он, как всегда, с вежливым поклоном. — Это инспектор Гелбрайт из главного управления Дорсета. Он хотел задать вам несколько вопросов о событиях прошлой субботы.

Она внимательно осмотрела свои руки перед тем, как сунуть их в карманы джинсов.

— Не могу предложить руку для рукопожатия, инспектор. Вам не понравится то, чем они перепачканы.

Гелбрайт улыбнулся и окинул заинтересованным взглядом мощеный двор. По трем сторонам двора располагались конюшни, красивые старинные строения из красного кирпича с прочными дубовыми дверями, но только шесть из них были заняты. Остальные оставались свободными, двери раскрыты, на кирпичном полу нет соломы, корзины пустые. Видимо, дни, когда бизнес процветал, давно миновали. Они прошли мимо выцветшей вывески на входных воротах:

ПЛАТНЫЕ КОНЮШНИ ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ И СОДЕРЖАНИЯ ЛОШАДЕЙ ДОМА БРОКСТОН

Повсюду были следы запустения и обветшалости — в крошащейся кирпичной кладке, которая разошлась по стыкам уже пару сотен лет тому назад, в растрескавшейся и отстающей краске, в разбитых стеклах окон в помещении для сбруи и в офисе, которые никто не побеспокоился или не мог позволить себе вставить.

Мэгги внимательно следила за его взглядом.

— Вы правы. — Она словно прочла его мысли. — Потенциал огромный для использования под коттеджи в швейцарском стиле.

— Хотя и очень жаль, если такое произойдет.

— Да.

Он взглянул на огороженный пастбищный участок в отдалении, где лошади лениво паслись на пересохшей от жары траве.

— Это тоже твое?

— Нет. Мы просто арендуем пастбище. Предполагается, что владельцы должны следить и ухаживать за лошадьми, но они откровенно безответственные, и мне обычно приходится самой делать все для этих чертовых животных, что никогда не входило в контракт. Мне не внушить хозяевам, что вода испаряется, что поилки нужно наполнять каждый день. Иногда схожу от этого с ума.

— Тяжелая и трудная работа?

— Да. — Она жестом показала на двери в конце ряда конюшен позади себя: — Поднимемся в мою квартиру. Могу предложить вам по чашечке кофе.

— Спасибо.

А она привлекательная, подумал Гелбрайт, несмотря на довольно резкие манеры. Его интриговала скованная официальность Ингрема, которую нельзя было объяснить только историей с мужем-аферистом. Официальность, размышлял инспектор Гелбрайт, должна проявляться с ее стороны. Поднимаясь вслед за ними по деревянной лестнице, он решил, что констебль, возможно, делал попытки нарушить эту официальность, но его быстро поставили на место, и с тех пор он не выходит за рамки прямых обязанностей. Мисс Дженнер все-таки принадлежит к высшему обществу, даже если ей приходится жить в «свинарнике».

Квартира оказалась полной противоположностью аккуратно убранному жилищу Ника. Повсюду царил беспорядок: на полу перед телевизором — гора мешков с бобами, газеты с решенными и нерешенными кроссвордами на стульях и столах, грязный коврик на диване, от которого исходил запах Берти — в этом невозможно было ошибиться, груда грязной посуды в раковине.

— Простите за беспорядок, — подала голос Мэгги. — Я на ногах с пяти утра, нет у меня времени на уборку.

В ушах Гелбрайта все это звучало как заученное дежурное извинение, приносимое каждому, кто мог осмелиться критиковать ее образ жизни. Она ухитрилась просунуть чайник между краном и горой грязной посуды.

— Какой кофе вы любите?

— С молоком, две порции сахара, пожалуйста, — ответил Гелбрайт.

— А мне, пожалуйста, мой черный, мисс Дженнер. Без сахара, — сказал Ингрем.

— Не возражаете против кофе «два в одном»? — спросила Мэгги инспектора, заглядывая в картонную коробку сбоку. — Молоко закончилось.