Anamnesis vitae. (История жизни). - Александр Светин

— Точно поженитесь?

— Я, по крайней мере, Альке предложение хочу сделать. Очень надеюсь, что она его примет.

— А чего до сих пор не сделал?

Я опять пожал плечами. На этот вопрос у меня ответа не было. И в самом деле, почему? Я ведь уже давно поймал себя на том, что безумно хочу, чтобы Алька стала моей женой. Так чего тяну?!

— Палыч, я тебе одну вещь скажу: такая женщина может встретиться только раз в жизни. А может и не встретиться. Не упусти шанс, — веско сообщил лейтенант.

— Я знаю, Семен. Знаю. И Альку не отпущу ни за что. Если только она сама не захочет уйти. А я все сделаю для того, чтобы не захотела, — тихо ответил я.

Помолчали. Потом лейтенант спохватился:

— Так что с Марьей делать будем?

— А что мы с ней можем сделать? Надо как-то попытаться понаблюдать за ней: вдруг и в самом деле выведет нас на маньяка?

— Возможно. Вот только вопрос — когда? Весь день, как я понимаю, она в больнице?

— Не только день, но и вечер. Она до ночи здесь задерживается, как и все остальные, — уточнил я.

— Значит, если она время от времени встречается с убийцей, то только ночью?

— Выходит.

— Ладно. Давай так: я тебе оставлю рацию, а ты вечером, когда она соберется уходить, сообщишь мне. Я прослежу, — предложил участковый.

— Принимается, но с одной поправочкой: проследим оба! — внес я свои коррективы.

Семен пристально посмотрел на меня:

— Палыч, это может быть опасно.

— Да ну? А я и не догадывался! — съязвил я. — Тем более пойдем вместе. В общении с нашим прозрачным приятелем нужно, чтобы кто-то прикрывал спину.

Лейтенант встрепенулся:

— Слушай, я ведь тебя даже не поблагодарил за вчерашнее! Ты же мне жизнь спас тогда, у костра!

— Да ладно тебе! — смутился я. — В следующий раз ты меня прикроешь. Так что, мы договорились? Идем вместе?

— Ладно, все равно ведь не отстанешь! Пошли вместе… Ватсон хренов!

Я не успел достойно ответить. Из открытого окна больницы донесся истошный визг. Мы с лейтенантом бросились внутрь.

Визжали Инка с Нинкой. Наши поварихи сгрудились над огромной открытой флягой с молоком и в унисон трубили тонкими голосами, будто кастрированные слоны. Слов было не разобрать.

— Тихо! — рявкнул я и пожалел, что не могу стрельнуть в потолок из маузера. Ввиду отсутствия оного.

От наступившей тишины тут же заложило уши. Санитарки-поварихи с изумлением глядели на меня, одинаково открыв рты. Я смутился:

— Э-э-э… Что случилось? Почему крик?

— Так молоко! — исчерпывающе ответила Инка (или Нинка?).

— Что — молоко?

— Скисло! — хором ответили обе и демонстративно указали на флягу.

Я подошел поближе: из горловины в самом деле несло кислятиной.

— Скисло, скисло! Вот, попробуйте! — полная рука сунула мне под нос стакан с забродившим молоком.

Я неосторожно сделал вдох, и глаза мои тут же заслезились.

— Спасибо, не надо, верю! — скороговоркой отбился я от угощения и обвел взглядом источники недавнего шума.

Поварихи стояли со скорбными лицами, опустив руки.

— Ну, скисло молоко. Такое бывает? Чего голосить-то? — поинтересовался я.

— Доктор, да как же?! Нам же молоко теперь в следующий раз только через три дня подвезут. Чем больных кормить-поить будем?

— Простоквашей, — усмехнулся я. Но тут же по вытянувшимся лицам поварих понял, что шутка не прокатывает.

— А каши? Каши на чем варить? — опять запричитала Нинка (или Инка?).

— Тихо! — вновь прикрикнул я на поварих. — Надо подумать!

— А чего тут думать-то? — зазвенел удивленный голос.

Рядом со злосчастной флягой невесть откуда появилась Аля. Она рассеянно водила пальчиком по пузатому боку сосуда и вопросительно смотрела на меня. А в зеленых глазах скакали бесенята.

— То есть? — переспросил я.

— Я говорю, и думать тут нечего! Молоко свежее, парное. Пахнет потрясающе, наверное, вкусное! — Аля мечтательно закатила глаза и облизала губки.

Случилась немая сцена. Четыре пары глаз уставились на девушку. А она медленно, почти демонстративно, взяла из рук опешившей поварихи стакан, от которого я только что едва отбился, поднесла его к губам… И в несколько глотков выпила до дна!

— Очень вкусное! — подтвердила Аля. И облизнулась.

Кошка!

Поварихи отмерли. Они разом ринулись к фляге и с размаху треснулись лбами над горловиной, пытаясь одновременно в нее заглянуть. И обе синхронно сели на пол, потирая лбы.

Я подошел к освободившейся фляге, наклонился над ней и осторожно втянул носом воздух.

Аля была совершенно права: из горловины вкусно пахло парным молоком! И ничем больше.

— И в самом деле: чего тут думать-то? Молоко свежее. Вопрос исчерпан! — внезапно охрипшим голосом заявил я.

Подхватил под локоток Алю и вместе с ней вышел в коридор. Ощущая затылком недоуменные взгляды свидетелей чудесного воскрешения молока.

— Это ты? — вполголоса спросил я Алю, когда мы вышли.

— Что? — она вскинула на меня невинные глаза.

— Это ты молоко э-э… освежила? — с трудом я подыскал формулировку.

— Ага! — просто ответила она.

— Как?!!

Аля пожала плечами:

— Не знаю… Само собой как-то получилось. Как с часами.

Я прижал ее к себе:

— Алька, чудо ты мое! Может, ты колдунья?

— Не знаю. Может быть, — она улыбнулась.

— Ты представляешь, какие слухи теперь поползут по округе?! Да что там слухи — легенды! К тебе же паломники потянутся! Не зарастет народная тропа… — вздохнул я.

— Кот, прости, — она потупилась. — Я как-то об этом не подумала. Я этого не хочу!

— Да ладно, чего уж теперь. Ты только в следующий раз постарайся не демонстрировать свои чудесные способности широкой публике. Хорошо?

— А тебе?

— А мне — можно. И даже нужно! — я засмеялся и легонько подтолкнул Алю в сторону нашей «квартиры». — Иди, Кошка, посиди дома и подумай о своем поведении. Можешь даже встать в угол!

— Вот еще! — фыркнула она и удалилась, гордо вскинув голову.

А я вернулся к месту явления чуда. Мизансцена не изменилась: поварихи по-прежнему сидели на полу и терли лбы, а Семен в полной задумчивости подпирал плечом дверной косяк.

— Так, уважаемые товарищи, вношу ясность: все, что вы видели только что, является лишь плодом вашего воспаленного воображения! Потому как передовая материалистическая наука чудеса отвергает. Ясно? — заявил я и грозно уставился на ушибленных поварих.

— Ясно! — нестройным хором ответили они.

Лейтенант хмыкнул. Я свирепо посмотрел на него и продолжил:

— А если серьезно, то чтобы — ни-ко-му! И ни-ни! Узнаю, что проболтались — уволю к лешему! Не глядя на регалии и заслуги! Понятно?

— Нет! — пискнула Нинка (или Инка?).

— Что именно непонятно? — нахмурился я.

— Кто не глядя нарыгали?

Лейтенант заржал и вывалился за дверь. Из коридора донесся мощный хохот. Будто там веселился целый табун лошадиных призраков бывшей конюшни.

Я скорбно вздохнул: с кем приходится работать!

— Короче, никому ничего не болтать! А регалии — это награды такие. Вроде ордена.

И с достоинством вышел из пищеблока.

Глава 3

30 сентября, 23.20,

Кобельки, участковая больница

Я смотрел в сторону затерянного в кромешной тьме озера и испытывал легкое чувство дежавю. Где-то там, довольно далеко от берега, опять горел огонь. Как и прошлой ночью. И опять при виде мерцающего оранжевого пятнышка навалилась неясная тревога.

В дверь кабинета постучали. Я оторвался от окна и обернулся:

— Войдите!

Вошла Мария Глебовна.

— Пал Палыч, я закончила, можно домой? — Вид у акушерки был усталый. Да и немудрено.

— Да, конечно! Давно пора, — через силу улыбнулся я.

Все-таки как просто навесить на человека ярлык — и тут же изменить к нему отношение! Пока у нас нет никаких доказательств причастности Марии Глебовны к убийствам, а я уже смотрю на нее как на врага народа. И цежу сквозь зубы. А вдруг мы ошиблись?

— Мария Глебовна! — окликнул я ее.

Она обернулась уже в дверях:

— Да, доктор?

— Вы бы не задерживались так допоздна, а? Устаете ведь!

Акушерка невесело улыбнулась.

— Да я бы рада. Но только не получается как-то. А теперь, с ранением Антона, и вовсе невмоготу стало. Люди-то меньше не болеют, — она пристально взглянула на меня и добавила: — А вот вам, Пал Палыч, и в самом деле отдохнуть бы! Глаза у вас совсем ввалились. Да и Аленьку поберечь надо… особенно теперь!

— Я ее всегда берегу, независимо от времени суток! — улыбнулся я.

Алька умудрилась влюбить в себя не только меня, но и всю больницу!

Мария Глебовна как-то странно посмотрела на меня и покачала головой. Потом открыла было рот, собираясь что-то сказать, но передумала.