Ночь за нашими спинами - Эл Ригби

– Девочки!

Толстяк поднимается и идет нам навстречу. Он похож на какую-то птицу: острый длинный нос, близко посаженные глаза, прилизанные волосы. На нем его излюбленная одежда – черный пиджак нараспашку и белоснежная рубашка, наглухо застегнутая под горлом и заправленная в черные брюки. Образ дополняют гигантские меховые тапки – на работе Харперсон ходит в них, снимая свои начищенные ботинки. У него подагра или что-то типа этого.

– Что вам от нас надо, Вейл?

Элм улыбается. Ей Харперсон нравится, и он отвечает ей взаимностью. Он старается дружить со всеми в городе, в надежде откопать что-нибудь ценное для скандальных колонок. Грязное, пикантное, но политически выдержанное. Ведь даже ему приходится мириться с контролем Вана Глински, лично просматривающего каждый номер. Впрочем, Харперсону все же удается иногда обойти этот контроль. Иначе почему этот фанат Джея Гамильтона все еще жив?

– Хочу… – он потирает выбритый подбородок, – вам кое-что показать, идите сюда, скорее!

Он разворачивается и направляется обратно к столу. Повозившись, берет какой-то листок и, дождавшись нас, легонько трясет им перед нашими носами.

– Плохо работаете… Что это?

На бумаге жмутся одна к одной корявые буквы.

– «Ваши гнилые газетки сгинут в огне народной правды. Как и вы сами». О… – Элм приподнимает брови. – А вам не говорили, что вы стелющаяся под власть сволочь?

– Элмайрушка, дело не совсем в том, под кого я стелюсь… – Газетчик зевает, прикрыв рот пухлой ладонью. – Дело в приложении, которое я получил к письму. Вроде как анонимный отправитель решил показать, что у нас завелся… конкурент, не подконтрольный Вану Глински.

Харперсон запускает руку в ящик и вытаскивает несколько сложенных страничек. Хм… газета – мятая, плохо напечатанная, с мелким шрифтом… «Правда»? Не припомню ничего с таким названием, хотя… стоп, а не такой ли размахивал Глински вчера вечером? От одного прикосновения буквы немного смазываются. Элм, склонившись к моему плечу, начинает читать:

– «…легенда, на которой паразитирует как партия Единства, так и партия Свободы, конечно, придумана не некими абстрактными «врагами Города». Авторы ее заседают там же, в белокаменной башне мэрии, и крепко держат в своих руках десятки поводков своей псарни… иначе почему Джейсон Гамильтон так и не смог обнаружить ничего, что помогло бы вернуться…» Харперсон, вы сдурели такое про нас писать?

– Я? – Редактор тычет пальцем себе в грудь. – Вы вообще слушали меня? Вы в своем уме? Чтобы я…

– «Что касается, к примеру, Отдела профилактики особых преступлений, это такая же ошибка, как само существование аппарата в нынешнем его виде…».

Элм сворачивает газету. Харперсон снова берет листы, расправляет их и недовольно шипит:

– Сверстано иначе! Мои издания выглядят лучше. А эта тухлая риторика?! Думаете, я идиот?

Переглянувшись, мы торопливо качаем головами. Нет, определенно Харперсон не идиот. Он ценит свою работу и свою налаженную жизнь, у него нет наклонностей самоубийцы… а выпускать такое – как раз самоубийство. Я беру газету и начинаю ее неторопливо пролистывать. Статьи о наших неудачах, подробные разборы последних законопроектов и… карикатура. На третьей полосе.

– Оу… как… мило.

Мрачная горбатая фигура с крючковатым носом и темными глазницами стоит на горе костей и черепов, вторая – тощая, кривозубая, долговязая и в ковбойской шляпе, съехавшей на нос, – на эту гору лезет, хлебая на ходу кока-колу из бутылки. Среди останков видны надписи: «Экономика», «Социальное обеспечение», «Безопасность», «Наука», «Культура». И еще несколько других. На самом большом черепе – том, куда карикатурный Гамильтон упирается ногой, темнеет одно слово.

«Свобода».

– Кто… – Элмайра с отвращением переворачивает страницу. – Кто это прислал, черт возьми?

Харперсон устало потирает переносицу.

– Нам иногда пишут гневные письма. Наиболее буйных читателей мы заносим в картотеку. Не знаю, насколько это поможет, но попробую выяснить. Ей-богу, как гадко…

Элм со вздохом складывает газету пополам и вручает ему.

– А от нас вы что хотите? Чтобы дали автору по шее? Это…

– Я не думаю, что поможет. К сожалению или к счастью, время, когда людей можно было заткнуть побоями, прошло.

Он снова садится за стол. Берет красную ручку и вертит ее в пальцах:

– Просто не решился предупреждать вас по телефону. Я… чувствую, что настроения меняются. Возможно, тут замешан Сайкс, не знаю. Боюсь… – продолжает он после короткой паузы, – газетенка ходит давно. Наверху написано, что это шестой номер. Мне хотелось бы подготовить опровержение в ближайший выпуск «Викли», ознакомившись с материалами.

– Здравая мысль, – кивает Элмайра.

Газетчик только пожимает округлыми плечами:

– Нет. Это… как там было с Эзопом… «Выпей море». Но я попытаюсь.

– Попытайтесь.

Элм старательно изображает улыбку. Но я вижу, что она восприняла его слова всерьез. А ведь Джон сегодня тоже говорил что-то странное, и мне не понравился его тон, даже несмотря на то, что некберранец видел более оптимистичные перспективы.

Этот город был создан для перемен. Теперь их есть кому принести.

И теперь нам обещают огонь народной правды. Что за огонь будет гореть в этой темноте?

– Вейл?..

Но редактор уже погрузился в работу: голова опущена, язык высунут, ручка порхает, обводя что-то в статьях. Мы уже стояли на пороге, когда он окликнул нас:

– Ах да… если я выясню, кто отправитель письма, я дам наводку. Может, захотите с ним поговорить… Только без убийств. Море не выпить. Оно разлилось слишком далеко.

* * *

Мы с Элмайрой расположились в уютной закусочной на Втором Бродвее – одной из трех главных развлекательных улиц точно между Севером и Югом. Сейчас здесь тихо, почти нет людей, и мы наконец достали дневник. У Элм от нетерпения трясутся руки. Я заказываю две чашки кофе, и мы склоняемся над тетрадью.

– Страшно, Эш?

– Не знаю… – я дергаюсь от холодного прикосновения: она хватает меня за пальцы. И продолжает смотреть, широко раскрыв глаза:

– А вдруг там все тайны? Ответы? И даже эта мерзкая газета окажется чушью…

Невольно улыбаюсь: почему тогда замок оказался таким простым? Я думала, это я наивная. И все же я на что-то надеюсь: уже несколько часов я только и думаю, что о записях Лютера. Я провожу пальцами по корешку, и дневник раскрывается.

Почти сразу я замечаю, что из тетради вырвано очень много страниц. Первая открывшаяся глазам запись явно продолжает предыдущую. И мы начинаем читать.

В Городе. Пусто. Тут своя мобильная связь, и я не могу дозвониться ни на один номер. В небе летают твари, похожие и на птиц, и на пришельцев, и на людей.

Мы переглядываемся. Утерянные страницы явно рассказывали что-то о земной жизни Лютера и о том, как он прошел Коридор. Теперь их нет. Вампир вырвал их сам или…

– Коридор стер лишнее? Как будто у него ничего не было до Города. Но ведь было…

Голос Элм подрагивает. Она проводит пальцем по рваному краю, оставшемуся от выдранных листов, и переворачивает страницу.

21 марта.

Ни полиции, ни патрулей. Ни одной машины на трассе. Никого. Атомная катастрофа, а я случайно выжил? Темнота вокруг. Она дышит. Будто живая.

Утро. С солнцем происходит что-то необъяснимое. Оно появляется и исчезает, как в быстрой киносъемке. Хотя я уже сомневаюсь, что это солнце.

Ухожу искать помощь.

22 марта

Про вчера. Деньги в местном магазине приняли. Попытался расспросить продавщицу, где я, соврал, что на меня напали и ударили по голове. По-венгерски она не поняла. Кажется, здесь говорят в основном на русском. Хотя магазинный охранник, как оказалось, понимает и по-английски. Город – единственный здесь населенный пункт, остальное пространство темное и пустое. Когда я спросил, какая это страна, продавщица начала спрашивать, что значит «страна».

Еще ночь. Пусто. ВСЕГДА. Нет собак и кошек. Нет бродяг. Даже крыс.

23 марта

Когда я вышел из магазина, меня догнал человек. На его рукаве была повязка с двумя эмблемами – цветком подсолнуха и птицей на фоне белого квадрата. Он обратился ко мне на русском, потом переключился на английский. Оказалось, это его родной язык. Он назвался Альфредом Зелинским и сказал, что мне нужно обратиться в Службу реабилитации, и дал карточку с адресом.

24 марта.

Общая сводка. В городе скоро выборы. Только поэтому «за мной не пришли», не знаю толком, что это значит. Организацию, куда меня отправили, курирует местная партия. Ребята, которые там работают, смотрят на меня во все глаза, расспрашивают про Землю и вообще ведут себя, будто я пришелец. Разве что палкой не тыкают.