Фёдор По - Виктор Горюнов

Глава седьмая – жизнь с чистого листа

Солнце било в глаза. Усталое тело вяло поднялось на ноги, потянулось и подняло веки. Какая милая и уютная комнатка! Всё так чисто и аккуратно. Брёвна выкрашены вишнёвым лаком, дощатый пол блестит от чистоты, высокий потолок красуется тонким слоем бежевой краски. Ничего лишнего: письменный стол, комод, книжный шкаф со старыми книгами и цветущие розы в аккуратных горшочках. На подоконнике спала чёрная кошка, иногда подёргивая ухом и немного посапывая. На стене напротив окна висело зеркало. Юноша подошёл к нему и посмотрел на себя: молодое лицо вполне недурной наружности, неплохое телосложение, синие кальсоны и голый торс. Вот только волосы почему-то седые, как чистое серебро. Странно. Внезапно он обнаружил, что абсолютно ничего не помнит ни о себе, ни об этом месте, ни о том, как он тут оказался. Эта мысль застала его врасплох. Интересно, он тут один? Это его дом или есть ещё какие-нибудь жители? Подойдя к окну, седой молодой человек увидел старушку, капавшуюся в земле на грядках, очевидно, она что-то пропалывала.

– Здравствуй, мать! Ты кто?– начал он.

– Стёпа, проснулся таки, наконец. Не мать я тебе, я твоя бабушка, ты, что меня не помнишь? Ах, как они тебе головушку то отбили!

– Кто отбил, почему я ничего не помню?

– Да ты что, серьёзно? Я то думала, шутит, а он и впрямь не помнит! Ох, я бы их всех, попадись они мне! Не люди, а звери какие-то!

– Кто они, бабуль? Ты уж поделись.

– Разбойники, будь им неладно, живого места не оставили. Я тебя месяц выхаживала, не меньше. А ты, я смотрю, здоров, вот только памяти нет.

Кошка уже давно проснулась от шума, но всё ещё тешила себя надеждой, что скоро диалог закончится, и она продолжит свой сон. А пока она ни на кого не обращала внимания, и продолжала посапывать.

– Ты мне расскажи лучше всё с самого начала, а то я же ничего не помню.

– Ладно, иди на кухню, я там травку заварила, да салатик сделала из овощей свежих. За столом и поговорим. Я тебе всё расскажу, благо, времени у нас предостаточно.

Степан последовал совету. В избушке была всего одна комната, в которой он, собственно и спал, кухня и чердак. Он сел за дубовый стол, оббитый шёлком, и уставился на старушку, спешившую подать салат и кружку с травкой.

– Тебя как звать то, бабуль?

– Нюра, баба Нюра я.

– Понятно, а меня значит…

– Стёпа тебя звать, – она уже накрыла на стол и села за него, со скрипом придвинув стул,– ты кушай, давай, а я пока рассказывать буду.

– Угу,– ответил жующий юноша,– очень вкусный салат, я ел такой раньше?

– Да, каждый день. Ну, ты слушай. Родился ты восемнадцать зим назад в семье рыбака. Мать простая крестьянка, скончалась при родах. Отец алкоголиком помер. Тебе было семь зим. С тех пор живём с тобой, я тебя воспитываю.

– И всё?

– А что тебе ещё надо?

– Ты говоришь, мне восемнадцать зим. Но почему тогда у меня седые волосы? Конечно, мне к лицу, я не спорю, но почему?

– Почему к лицу?

– Да нет, почему седые?

– Жизнь такая, внучок. Я тоже поседела…

– Ну, так ты уже в возрасте, а я молод и полон сил…

– Скажи мне спасибо, что сил то полон.

– Спасибо, бабуль,– Стёпа сказал это как-то неуверенно.

– Ну что тебе ещё рассказать? Сначала мы жили с тобой в городе, Рутстан назывался. Неплохо жили, хочу заметить. Затем беда случилась: всё сгорело огнём лютым. Поджог, аль само полыхнуло, сложно уж разобраться. Побирались по улицам, а потом один барин мне домик этот проспорил, с тех пор здесь и живём.

– А как кошку звать? Что-то она мне знакома.

– А чего ж ей незнакомой быть? Сам выклянчил у трактирщика, лет десять с тобой живёт уже. Яной звать.

– Яна. Почему-то мне хочется назвать её по-другому.

– Нет уж, имя один раз даётся. Ты, давай, лучше, доедай да пойдём в огород, помогать мне будешь. А то я уже совсем устала. Надо морковку прополоть, цветы полить, землю разрыхлить им немного, в общем, дел ещё много.

– А что, вот так мы и живём, спим да в земле копаемся?

– А что тебе не нравиться? Тишина и покой. И потом, не только в земле копаемся, ты иногда на охоту выбираешься, зайцев приносишь. Давай-давай, пойдём, дел много.

Степан закинул остатки салата за щёки и встал из-за стола. Довольная старушка тут же подхватила его за руку и повела на улицу, давая дальнейшие указания.

Баба Нюра. Старая женщина со смешным акцентом. С первого взгляда чем-то напоминает бабу Ягу в элегантном платье:  льняной робе с капюшоном и чрезмерно длинными рукавами. Так и хотелось задать вопрос: а где твоя метла, бабуль? Но юноша так и не решился. Не потому, что стеснялся, а потому, что не мог вспомнить, на чём на самом деле летала баба Яга, хотя почему-то, казалось, что в ступе.

Она часто напоминала о красоте природы, обращая внимание внука на каждую мелочь. На то, как красиво поют птицы, на то, как они красивы в целом, на то, как приятно ощущать свежий ветер, переносящий запахи леса. Домик стоял, кстати, на просторной поляне, приспособленной под огород и окружённой лесом. В общем, весьма жизнерадостная и любвеобильная старушка Настя пыталась учить юношу своему искусству: чувствовать жизнь, замечать её, любить и почитать, дорожить каждой минутой и жить в гармонии вселенной, как она выражалась. Тот, в свою очередь, то и дело, благодарил бабулю за открытые истины и продолжал ковыряться в земле, пока она лежала в некотором подобии гамака, иногда перебираясь на лавку или подходя к нему, проверяя качество работы. Конечно, жизнь прекрасна, когда смотришь, как другие работают! К слову сказать, на любимом внучке выступило уже столько пота, что хватило бы заполнить целую бочку.

– Ничего-ничего,– отвечала на это баба Нюра,– полезно, реабилитация. Месяц на кровати валяться! Да так не то, что форму потеряешь, мышцы работать разучатся. И будешь ты, во-первых – дистрофиком, во-вторых – некрасивым, в-третьих – дохлым, как забитая дворняга. И что мне с тобой потом делать? Ни одна невеста не захочет с таким связываться! А самому, не стыдно будет? А так хоть сил наберешься! Надо ещё дровишек порубить. Брёвна то я уже притащила, надо их попилить да расколоть, справишься? Не ври, справишься. Не умеешь – научим, не хочешь – заставим. Впереди зима, морозы лютые, без дров, так и замёрзнем мы с тобой! Почему всё в один день? Да почему в один, тебя ждёт неделя кропотливого труда. Зато потом, когда всё сделаешь, за ягодами сходим, грибов наберём, поохотимся вместе, может, в город выберемся, далеко правда. Нет, не выберемся, зато трав прособираем, я тебя делу травному научу, поможет в жизни…

Она говорила ещё долго, весь день, иногда брала на руки чёрную кошку, которая важно обходила свои владения, гладила её и называла чёрным лохматым комочком. Яна обижалась, но виду не подавала, ласково мурлыкала и, как будто, даже, улыбалась. Солнце жарило плечи не по годам седого парня, пот бил ручьём, уже побаливала спина и ноги, плечи и руки,– каждый миллиметр тела. Стёпа работал и работал. Настя наслаждалась жизнью.

Постепенно день подходил к концу. Юноша уже принялся пилить брёвна, вернее пока только срубать ветки с притащенных, каким-то уму непостижимым способом, старушкой деревьев, сухих, но толстых и плотных, соответственно тяжёлых, срубленных под корень. Всего их насчитывалось около ста, может больше.

– Бабуль, да из этого дом построить можно!

– Ах, да, забыла сказать, ты всё не пили! Нам с тобой ещё пристройку делать.

– Какую пристройку?

– Как какую? Комната у нас одна, на чердаке травы, грибы и прочее, мне уже надоело там спать. Я в твою комнату переберусь, а ты себе новую построишь.

Юноша хотел, было, возразить, но потом понял, что в этом случае его вообще выгонят на улицу или на тот же чердак. Что же, дело было вечером, делать было нечего. А, правда, что ещё здесь делать? Спать?

Солнце исчезало за горизонтом, разбрасывая красные и оранжевые краски. Старушка во всю храпела в гамаке вместе с посапывающей кошкой. Силы уже совсем покинули Степана, он сел на бревно и упёр руки в щёки, затем осмотрел результаты своих трудов. Аккуратные грядки, без единого сорняка, красивые клумбы (казалось, цветы говорят ему спасибо), сорок брёвен с обрубленными ветками, которые, в свою очередь, аккуратной кучей лежали в стороне. И даже пять из них распилены на пятнадцать частей каждое. Глазам не верилось, неужели всё это сделал он за один день!? Юноша устало потянулся и потрепал виски, зевнул, хотелось спать. Волна усталости накрыла его так внезапно, как это бывает с цунами, так же внезапно захотелось спать. Он осмотрел себя: весь в грязи, в земле и стружке, не помешало бы помыться.