Трава под снегом - Вера Колочкова

Как пришел из школы племянник, она уже не услышала. Ритка открыла ему дверь, скорчила упреждающую страдальческую гримаску – не шуми, мол.

– А что такое? – испуганно прошептал Илька. – Что-то с Лесей плохое?

– Да ничего. Спит она, я заглядывала. Представляешь, побили ее…

– Кто?!

– Жена приходила того мужика, который тебе телефон принес. У Леськи теперь точно такой фингал, как и у тебя. И тоже под правым глазом. Один в один! Будете теперь ходить, как бомжиха с бомжонком.

– Ой, да ладно… Мы и без фингалов с Леськой бомжи получаемся. Без определенного места жительства. И все-таки, теть Рит, я не понял… А зачем эта жена приходила-то? Что ей Леська плохого сделала?

– Да откуда я знаю? Дурацкие вопросы задаешь! Я и сама еще от шока не отошла. Пойдем лучше на кухню, поедим чего-нибудь… А Леська пусть поспит, не мешай ей. Ты яичницу с колбасой будешь?

– Что? – поднял он на нее испуганные, ничего не понимающие глаза. – Какую яичницу?

– О господи… Обыкновенную, какую! Глазунью!

– А… Нет, я не хочу, спасибо. А откуда она взялась, эта жена?

– Ну, может, и не жена… Хотя нет, она точно жена. Она его «своим мужиком» называла. И еще – «моим Андрюхой».

– А Леська-то тут при чем?

– Во пристал! Да ну тебя к лешему! Сами в своих делах разбирайтесь! Одна суета с вами, ей-богу! Оно мне надо, сам подумай? Еще и драк мне тут не хватало! Прямо хоть от квартиры отказывай.

Сердито фыркнув, Ритка развернулась и ушла на кухню, откуда вскоре донесся аппетитно скворчащий звук разлитых по сковородке яиц. Илья постоял в прихожей еще какое-то время, старательно хмуря лоб и будто соображая что-то, потом сунул руку в карман куртки, потом, бросив портфель на пол и присев около него на корточки, начал вытаскивать из него разного рода мятые бумажки, с озабоченным видом в них вглядываясь. Наконец, искомый предмет нашелся – глянцевая картонная полоска в синей рамке с фирменным логотипом сбоку, с именем, выписанным синими четкими буквами. Оглянувшись на дверь их с Лесей комнаты, постоял еще какое-то время в нерешительности, потом прошел на цыпочках в ванную, запер за собой дверь. Пальцы дрожали, и он никак не мог совладать с ними, тыкая в маленькие кнопки мобильника. Наконец, с третьей попытки получилось, и веселый мужской голос ответил сразу, весело и уверенно:

– Да! Слушаю! Кто это?

– Это… Это Илья вам звонит… Здравствуйте!

– Здравствуйте… Не понял, какой Илья?

– Ну, тот самый. Который у школы стоял. Вы у меня еще жвачку попросили, а потом…

– А, да! Понял, понял! Привет, Илья! Ну, как там твои обидчики? Надеюсь, прижали хвосты?

– Да. Спасибо вам. Все в порядке. Только я не поэтому звоню.

– А что? Еще какие-то проблемы есть? Ты говори, не стесняйся!

– Да я не знаю, как вам это сказать… В общем, тут ваша жена приходила, и у тетки моей теперь фингал.

– Что? Не понял… Какая тетка? А, ну да, ты же с теткой живешь… А чья жена-то приходила?

– Да ваша, ваша жена! Я же говорю – ваша! Она пришла и побила Леську, мою тетку! Вы ей скажите, пожалуйста, чтобы она… Ну, чтобы… Леська – она слабая, ее бить никак нельзя!

– Хм… По-моему, ты что-то путаешь, парень…

– Нет, ничего я не путаю. Вас же Андреем зовут?

– Ну да, Андреем… И все равно я не понял. Ты точно ничего не путаешь?

– Нет. Не путаю. И квартирная хозяйка говорит, что это она приходила.

– Ладно. Ладно, Илья. Я разберусь. Нет, ей-богу, ерунда какая-то…

* * *

Нажав на кнопку отбоя, он притормозил у светофора, опустил окно, вдохнул порцию морозного воздуха. Господи, этого еще не хватало! Хотя на Аньку это похоже – она своим деревенским привычкам всегда верна оставалась. Чуть что – сразу в морду лепит. Еще и нет вроде никакой супружеской измены на горизонте, а она греховную симпатию уже нюхом чует и на корню ее из благодатной почвы выдергивает, как сорняк-чертополох. Но здесь – другой совсем случай! Он же, простите, эту тетку и в глаза не видывал! Тетка какая-то… Зачем ему чья-то тетка? Нет, но откуда Анька пронюхала, что он к этому пацану домой ходил? Ерунда какая-то…

Тихо матюгнувшись на заверещавший сзади нетерпеливым гудком «ниссан», он тронул с места, на ходу выискивая в мобильнике Анькин номер. После пятого гудка тещенькин голосок с треском вонзился в ухо:

– Алё! Алё! Слушаю!

Он поморщился, отстранил от себя аппарат, в который уже раз дав себе слово научить бедную женщину городской культуре телефонного общения. Орет же в трубку как потерпевшая! И еще дует туда зачем-то…

– Анька где? Дайте ей трубку! – рявкнул он с остервенением, раздражаясь.

– Чего орешь? Анюта сейчас ванную принимает! – надрывно-громко сообщила ему теща, и он зримо представил, как она, скукожившись плечами и чуть наклонившись, закрывает телефон сложенной в горстку ладонью. – Слышишь, нет? Ванную, ванную принимает, говорю!

– Так отнесите ей туда телефон!

– А-а-а… Сейчас, сейчас отнесу! Погоди маненько!

Под аккомпанемент ее злобного пыхтения он доехал до следующего светофора, снова встал, барабаня пальцами по приятно-шершавому покрытию руля.

– Да-а-а? – вскоре раздался в трубке непривычно расслабленный, будто мяукающий Анькин голос. – Ты когда домой приедешь, милый? Ты не забыл, что мы с мамой завтра утром в санаторий уезжаем?

– Нет. Не забыл. Я скоро приеду. Мне тут еще в одно место надо заскочить. Аньк, тут такое дело…

– Да, слушаю, милый…

Здрасте! Это еще что за новости? Ну бабы! Одна в трубку орет, другая милым обзывается. Опять новенькую статью из журнала «Космополитен» на нем опробуют, что ли? Как воспитать хорошего мужа на контрастах? Иль это связано со скорым отбытием Аньки с тещенькой в южный санаторий и непривычное «милый» служит эквивалентом благодарности за оплаченные дорогущие путевки?

– Слушай, Аньк, тут такое дело… – повертев головой, будто пытаясь вытряхнуть из нее «милого», упрямо повторил он, – ты сегодня, случаем, ни к кому в гости не заходила?

– Значит, все-таки нажаловалась, шалава подзаборная? Мало ей от меня прилетело? Можешь ей передать – раз мало, еще получит! – резким и далеким от расслабленной томности голосом проговорила в трубку Анька, и он услышал, как сердито плеснула вода под ее грузным телом. Потом донеслись до его уха еще какие-то странные звуки, вроде легкой борьбы с непонятным бормотанием, и уже тещенькин визгливый голосок винтом вошел прямиком в мозговые извилины, вынося из них остатки прежней смешливой к своим женщинам снисходительности:

– Чего ты к ей пристал, ирод окаянный! И так девка с утра еще снервничала из-за твоей драной чувырлы! Еще спасибо скажи, что я вместе с ей туда не поехала! А то б она живой не осталась! Звонит еще, главное, спрашивает! А ну, давай быстро домой, кобель паскудный! Еще от жены постель не остыла, а он, смотрите-ка, по бабам зашастал! Ишь какую моду взял!