Трава под снегом - Вера Колочкова

– Чего? Куда смотреть-то? – обернулась она к нему с досадой, нехотя останавливаясь.

– Смотри, как снег наверху завивается… Будто его спиралью крутит. Видишь? Если подпрыгнуть, то тебя вверх по этой спирали унести может. Красиво, правда? И страшно немного…

Она долго всматривалась в серое низкое небо, сыплющее обильные хлопья, но ничего там не увидела, никакой особенной красоты. Ну, снег. Мокрый, холодный. Обернувшись к племяннику, долго смотрела в его бледное разбитое личико, обращенное вверх, и чуть не расплакалась от жалости – сине-фиолетовый фингал под глазом и разбухшая ссадиной губа никак не вязались с выражением наивного и тихого на нем восхищения. Сглотнув спазм, она проговорила, поеживаясь:

– Пойдем, Илька… Холодно.

– Нет, ты посмотри, как здорово! Неужели ты не видишь? Вот бы это нарисовать… Представляешь, мы с тобой взялись за руки и летим вверх по снежной спирали…

– Это как на картине у художника Любарова?

Илья повернул к ней голову, посмотрел с рассеянным интересом, будто с трудом вытянул взгляд из снежного пространства. Странный был у него взгляд, расплывчатый, будто у слепого. И снова прошлась иголками по душе тревога за мальчишку – интересно, что она с ним дальше делать будет? Он же вообще… как неземной весь. А вдруг он особо одаренный или талантливый? В изостудии преподаватель аж дыханием пресекается, когда его хвалить начинает. А она? Что она может ему дать, кроме душевной тревоги? Его ж учить надо, в него материально вкладываться надо. Потому что все разговоры про то, что настоящий талант сам по себе пробьется, – сущая ерунда. И о чем только его мать там, в Америке, думает…

– Леськ, а ты откуда про Любарова знаешь? – сфокусировался он таки взглядом на ее лице. – Тебе такие картины нравятся, да?

– Не-а. Я, Илька, их не понимаю. А ты, по всему видно, породой в дедушку с бабушкой пошел. Они вот так же умели видеть особую красоту да замирать перед ней. А я не умею.

– Ничего, научишься. Честное слово, научишь ся!

– Слушай, а как у тебя с английским? Ты обещал, что сам будешь заниматься.

– Это ты к чему, Лесь? Думаешь, мама за мной приедет?

– Конечно приедет! Не век же тебе со мной в нищете плюхаться. Конечно, мне будет очень трудно без тебя, но…

– Лесь, я не плюхаюсь! С чего это ты взяла? Живем и живем… Давай не будем об этом, ладно?

– Обижаешься на маму, да?

– Нет. Я не обижаюсь. Я просто не помню ее совсем… Я ж не виноват, что не помню! И вообще, отвяжись от меня с этими дурацкими разговорами!

– Ладно… Ладно, отвязываюсь. Пойдем. Холодно. Надо еще в магазин заскочить, на ужин чего-нибудь сообразить. Может, по макаронам вдарим? В холодильнике кусочек сыра есть, я утром от завтрака заныкала, сделаем макароны с сыром и чесноком. Вкусно-о-о…

– Ага. Давай…

Ритка быстро открыла им дверь, будто ждала в прихожей, поглядывая в глазок. Вид у нее был абсолютно загадочный. Подняв над головой кусочек картона и повертев им в воздухе для пущей заинтересованности, пропела весело:

– Пляшите, пляшите! Иначе не отдам! Тут вам послание принесли с гостинцами!

– Послание? Какое послание? – удивленно переспросила Леся, стаскивая с ног мокрые ботинки. – Мы ни от кого посланий не ждем…

– Ты, может, и не ждешь, а Илька ждет! Да, Илька?

– Я? Нет, я тоже не жду… А кто приходил?

– Ой! Такой мужик приходил – отпад! Высокий, красивый, молодой, пальто на нем шикарное, шарф шелковый. Вот, визитку свою оставил. Для тебя, Илька. Там записка на обратной стороне.

– Дай сюда, Рит! – решительно протянула руку к визитке Леся. Выхватив ее из Риткиных рук, прочитала медленно: – Андрей Андреевич Комиссаров, начальник службы охраны…

Она вздрогнула, проговорив вслух эту проклятую, но упорно хранящуюся в памяти фамилию, но потом быстро опомнилась, произнесла тихо, скорее для самой себя:

– Странно, что меня эта фамилия до сих пор по мозгам царапает, столько лет прошло… Интересно, что это за Комиссаров такой выискался? Кто он, Илька?

– Не знаю… – пожал тот удивленно плечами.

– Хм… Прямо мистика какая-то…

– Да ты на обороте, на обороте читай! Там записка! – нетерпеливо проговорила Ритка, выхватывая визитку из Лесиных рук и читая с придыханием: – «Илья, полный порядок. Я твою проблему порешал. Не бойся, они тебя больше не тронут…»

– А! Я понял, понял, кто это! Это дядька с улицы, которому я жвачку дал! Он еще со мной до школы прошел, хотел с пацанами разобраться…

– Это с теми, которые тебя побили?

– Ну да! Значит, разобрался все-таки… Молодец…

– Так. Давай все сначала, – строго произнесла Леся, проходя на кухню и увлекая за собой племянника. Ритка конечно же притащилась за ними, стояла в дверях символом крайнего любопытства. – Откуда он взялся, этот дядька? Что, прямо-таки сам на улице к тебе подошел?

– Ну да… Он из машины вылез спросить, где аптека. А чего ты так испугалась, Лесь?

– А ты сам не понимаешь чего? Маленький, да? Ты хоть знаешь, для чего такие дядьки к мальчикам на улице просто так подходят?

– Ты что, думаешь, он педик? Не… На педика он не похож. Он нормальный мужик!

– Да все они с виду нормальные мужики!

– А я тебе говорю, что нормальный!

– Тогда с какого перепугу он ринулся твои проблемы решать? Ты об этом подумал?

– Он еще и гостинцы принес! – тут же вставила свою реплику Ритка, явно вставая на Лесину сторону. – Вон какой пакет огромный!

– Так. Так… – грозно уставилась Леся на пакет, откуда торчала глянцевым углом огромная коробка с конфетами. – Илья, немедленно бери пакет и неси все это на помойку! И визитку туда же! Слышишь? Немедленно! А лучше дай сюда, я ее порву…

– Леськ, ты чего взбеленилась-то? – обиженно поднял на тетку ровные, аккуратные бровки Илья. – Совсем, что ли, рехнулась? Говорю же тебе, нормальный дядька… Не видела его, а уже выводы делаешь!

– Дай сюда визитку, я сказала!

– Не дам! – сделал большой шаг назад Илька, пряча картонную полоску за спину. – Успокойся немедленно, куда тебя понесло? Аж трясешься вся!

Ее и в самом деле трясло. Внутри организма все ходило ходуном, булькало и переливалось знобкою сердитостью, и трудно было дышать – тут же схватывалась болью яркая точка под левой лопаткой, исходила лучами, горячо била в голову, изгоняя из нее последние здравые мысли. Даже вдруг захотелось размахнуться и… Ударить, что ли? Вдруг ужаснувшись мерзости собственного порыва, она тут же обмякла, давая дорогу слезам – простым, горячим, обычно-привычным, всегда приходящим на помощь в такие минуты. Действительно, лучше уж поплакать, чем руки распускать.

– Лесечка… Лесечка, да что ты! Успокойся, не надо! – кинулся к ней Илька, обхватил руками, ткнулся носом в изгиб меж плечом и шеей. – Не надо, не надо плакать! Это ты не на меня сердишься, я знаю, это из-за того, что работу потеряла… Ничего, Лесь, прорвемся! Мы справимся, Лесь! Мы прорвемся, честное слово, прорвемся…