Приключения Никтошки (сборник) - Лёня Герзон

– А у нас нет какой-нибудь Никтошкиной вещи? – спросил охотник Патрон.

– Это еще зачем?

– Если вдруг нужно будет его искать по запаху, Булька смог бы. Только для этого ему нужно дать понюхать что-нибудь Никтошкино.

– Нет, ничего нет, – сказал Правдюша. – Может, у Вруши что-нибудь осталось, но их теперь не догнать – трактор медленнее автомобиля едет.

Ах да, я забыл сказать, что перед тем, как уехать, Вруша подошел к каждому и попросил у него прощения. Вообще, как следует навравшись, Вруша пришел в отличное настроение. У него всегда так бывало. Он весело бегал по комнате и напевал:

Никогда не буду врать,Буду врать, буду врать.Больше никогда не врать,Тот кто врет – балда!

– Ага, как же! – насмехался охотник Патрон, глядя на развеселившегося вруна. – Так мы тебе и поверили.

– Эх, больше никогда!… Ни за что!… Не буду врать! – радостно выкрикивал Вруша, садясь в машину и целуя доктора Таблеткина.

– Да пошел ты! – отплевывался Таблеткин.

Прощаясь со всеми, Вруша по очереди перецеловал коротышек и снова поклялся, что с этой минуты – правда и только правда и ничего, кроме правды.

– Молодец, что дал обещание не врать, – сказал Таблеткин, когда ферма осталась позади.

– Мне обещание всегда давать легко. А вот исполнять его почему-то очень тяжело. Можно сказать – просто невозможно.

– Это еще почему? – рассердился Таблеткин. – Ты что же, врал, когда обещание давал?

– Да нет, не то чтобы… просто… я если долго не вру, то… мне плохо становится.

– Как это?

– Ногти начинают изнутри чесаться, а мочки ушей потеют. А потом вообще – такой зуд начинается, что хоть в колодец кидайся.

– А, так это у тебя на нервной почве, – догадался Таблеткин. – Что же ты сразу не сказал? Ну-ка, съешь вот таблеточку.

– А зачем?

– А сразу легче станет. Вруша проглотил таблетку.

– Это таблетка от вранья. Называется правдин. Я тебе пропишу три раза в день принимать. У меня дома их много есть.

– И что, всё пройдет?

– Как рукой снимет.

– Спасибо, доктор.

– Пожалуйста! Только ее пить надо вместе с успокоительным. А то она слишком возбуждает. Я тебе еще и успокоительное выпишу.

И правда, проглотив таблетку, Вруша пришел уже в такое веселое настроение, что Таблеткин не знал, как его успокоить. От потока правды из Врушиных уст у доктора едва не завяли уши. Успокоительного у него с собой не оказалось. Вруша так весело вел машину, что дважды они чуть не перевернулись, а один раз так подскочили на кочке, что у Таблеткина вылетел чемоданчик. Пришлось останавливаться и подбирать. Хорошо, что пошел дождь, а крыша у машины сломалась и не закрывалась. Промокнув до нитки и как следует замерзнув на ветру, Вруша немного успокоился. Лекарство действовало безотказно – за всю поездку он не проронил ни слова вранья. Но, к сожалению, правдин дает только временное облегчение.

Глава двадцать вторая

ШИШИМОРА БОЛОТНАЯ

На улице лил дождь и шумел ветер. Когда ветер немного ослабевал, дождь становился сильнее и громко барабанил по жестяному карнизу под крышей. Когда дождь уставал, ветер налетал с новой силой. Он гнул маленькую березку, росшую во дворе, чуть ли не к самой земле. А потом так набрасывался на дом, что казалось, хочет вырвать его с корнем и утащить вместе с дребезжащим оконными стеклами, стучащей черепицей и завывающей печной трубой прямо на небо, к косматым, кусачим облакам. Время от времени черноту за окном прорезала вспышка молнии, и тогда всё то страшное, что скрывала ночная тьма, на мгновение показывалось и становилось еще страшнее.

Пустомеля, повар Кастрюля, Растеряка и художник Мальберт не спали. Их разбудил гром и вой ветра, и теперь они не могли уснуть, потому что им было страшно. Мальберт включил было настольную лампу, но доктор Таблеткин, которому свет всегда мешал спать, накинулся на него и выдернул шнур из розетки.

– Только попробуй! – сказал он. – И так после операции устал, едва дышу. Кто спать не хочет – тому сейчас укол сделаю. Снотворное.

Все тут же сделали вид, что захотели спать, но как только Таблеткин уснул, пробрались потихоньку в этот угол у окна и уселись все вместе на кровать Растеряки. Здесь было немного светлее и поэтому не так страшно. Они сидели, завернувшись в одеяла, на кровати у самого окна и рассказывали друг другу разные истории.

– Есть такая Шишимора, – рассказывал Пустомеля, жуя кончик одеяла.

– Кто? – переспросил Мальберт.

– Ши-ши-мо-ра.

– А кто это?

– Такая… она в болоте живет. В лесу, за городом. Очень лохматая. Она никогда не причесывается. Да ей и невозможно волосы расчесать, потому что они сделаны из болотной тины.

Пустомеля помолчал.

– У нее очень лицо неприятное. Уши большие… лопоухие. Рот… ужасно кривой. Нос тонкий, извилистый…

– Ну и что? – шепотом спросил Растеряка.

– Она там всегда живет. В болоте. Если кто ночью в лес забредет… особенно, когда на небе тучи и луна не светит…

– То что? – спросил Кастрюля.

Но Пустомеля ему не ответил. Он еще сам не придумал, что тогда будет. И он продолжал рассказывать, придумывая на ходу и посасывая кончик одеяла:

– Все-то думают: «Да какая еще там Шишимора? Давно уже их не существует. Коротышки на автомобилях ездят, на шарах летают, электрические лампочки включают. Бабы-Ёги, Кощеи Бессмертные, Шишиморы всякие – нет никого». Ведь правда?

– Что?

– Что вы так думаете? Кастрюля пожал плечами.

– Правда, – сказал Растеряка. – Знайка говорит, что никого нету.

– Ну вот, видите. А все вы заблуждаетесь.

– Это почему?

– А потому, что врет ваш Знайка.

– Зачем же ему врать?

– А затем. Чтобы коротышки не пугались. Сам-то Знайка знает, да других убеждает наоборот. Потому что на самом-то деле… по-настоящему… она есть.

– Кто? – шепотом спросил Растеряка.

– Шишимора! – гаркнул ему Пустомеля в самое ухо и при этом схватил повара Кастрюлю за подмышки.

– Ай! – крикнул Кастрюля и в ужасе нырнул с головой под одеяло.

– Да хватит вам! – зашипел на них Мальберт, оглядываясь на Таблеткина, который от громких звуков, кажется, проснулся, но потом пожевал губами и перевернулся на другой бок. – И так страшно, да они еще и вопят! Сейчас Таблеткин вам по шприцу снотворного в попы вколет – вот тогда будет страшно!

– Н…нн…нну и пп… пппусть вколет, – послышалось из-под Кастрюлиного одеяла. – Я шш… шш… пп… ппприца совсем не бббоюсь. Шш… шшш… ишимора намного страшшш… шшнее…

– Конечно, чего тебе бояться, у тебя вон какая попа толстая! Несколько минут все молчали. Наконец Пустомеля снова заговорил:

– Вот вы тут сидите под одеялами… и вам тепло и не страшно. Ну… скажем так: не очень страшно…

В это время ветер как раз утих. Дождь тоже как будто устал и уже не стучал так громко по жестяному карнизу.

– Не очень страшно, – продолжал Пустомеля. – А это потому, что вы думаете, что никого нет. А она… вот прямо сейчас! Сию минуту. Сидит на кочке посреди болота. На кочку вылезла. Волосы у нее длиннющие. Из тины. И тянутся глубоко под воду. Рот кривой ужасно. Она сидит и мокнет под дождем. А уши огромные. Как у слона. И лопоухие, как лопухи.

– Нет, вы только ее себе представьте! – шипел Пустомеля. – И вы сразу поймете, что ее не может не быть. Поняли?

Никто не отвечал.

– Ну вот. Молчание – знак согласия. А если ее не может не быть, значит она есть!

И Пустомеля обвел всех торжествующим взглядом, словно только что совершил научное открытие.

– Можете сколько хотите твердить, что ничего нет, а Шишимора все равно есть и никакой Знайка вам не поможет!

Снова ветер ужасно завыл и пригнул мокрые ветки сирени к самому дому. Черные ветки так страшно зашуршали прямо по стеклу, что все почувствовали: она есть.

– Вот она – Шишимора – шуршит! – радостно прошептал Пустомеля. Растеряка сидел, плотно закутавшись в одеяло. Широко раскрытыми глазами он глядел на мокрые черные ветки сирени, которые ветер беспрестанно мотал перед окном то вправо, то влево. Мальберт под своим одеялом сжал руками колени, вглядываясь в темное небо. Кастрюля, наверно от холода, стучал зубами. Из-под одеяла торчал только кончик его носа и правый глаз. Когда небо озаряла вспышка молнии, Кастрюля подскакивал на кровати, словно ужаленный. По сравнению с другими коротышками повар Кастрюля был огромным, и пружины матраса, словно волны в бурном море, долго еще потом швыряли Растеряку, Пустомелю и Мальберта в разные стороны.

– Ну и что? Подумаешь? – сказал наконец Мальберт. – Есть она – и есть. Не здесь же, а там, у себя, в своем болоте. Ну и пусть себе там на своей кочке сидит.

– Подожди. Это я тебе пока только доказал, что она есть. А теперь, когда все убедились в ее существовании, я вам расскажу.

Пустомеля снова немного помолчал и стал рассказывать:

– Ну вот… сидит она, значит, на кочке посреди болота. Вокруг дождь, ветер, холод. И ей, бедненькой, тоже становится страшно. И она тогда пробирается поближе к жилью коротышек. Жмется, бедная, промокшая вся, поближе к домам. Спрячется где-нибудь под крылечком. А как появится прохожий, который поздно ночью домой возвращается… она потихоньку из-под крыльца покажется, подойдет поближе… и просит: