Сердце демона (сборник) - Елена Усачева

– Стас, я тебя предупреждал. – Лицо начальника было утомленным. Он не верил.

– Хорошо! В следующий раз пойду работать в дом престарелых. – Стас и не думал сдаваться.

– А что скажут вожатые? – Будущее котлового Петра Петровича не интересовало. – Вы знали об этой ситуации?

– Я знал, – вперед Насти ответил Женька. – Ничего криминального не было.

– Это не решение проблемы, – стал заводиться начальник. – Ваше поведение привело к сегодняшнему инциденту! Стас, сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не появлялся на территории лагеря? У обслуживающего персонала есть свой корпус, и дорога до него от столовой никак не проходит через старшие отряды!

Можно было оправдываться, но Стас молчал. К чему слова, если он сегодня действительно был около седьмого корпуса. Когда вел Ксюху домой.

– Ну а вы, голуби, что притихли? – вернулся начальник к вожатым. – Вы знаете, что будет, если родители начнут выпытывать, откуда у девочки шрам на руке? И это при условии, если у нее все нормально заживет?

– Мы договорились, что в тихий час Настя отдохнет, а я послежу за отрядом, – перебил Петра Петровича Женька. Он пытался защищать свою напарницу. Он очень хотел хоть кому-нибудь сегодня помочь.

– Не строй благородного! – шарахнул кулаком по столу начальник. – Ответственность будете делить пополам. Срок только не сможете поделить. Он не один для всех, а для каждого свой.

Насте вновь ударил в нос знакомый неприятный запах, она подняла глаза к потолку, словно источник его был там.

Как же ей все это надоело. Крики, шум. Второй день покоя не дают, все им не нравится. Нельзя угодить каждому. Обязательно кто-нибудь останется недовольным. Нет, она не чувствовала себя виноватой. В конце концов, Ксюха сама нарвалась. Нечего было постоянно вертеться около Стаса. Своей головы на плечах не имеет, других подставляет. Да хоть вообще у нее эта рука отвалится – поделом. Стаса жалко. Попал на доброте. Вместо того чтобы грубо отшить девчонок, сразу показать, как к ним относится, он, словно с детьми, все шуточками да присказками от них отделывался. Дошутился. Теперь все, что произойдет с Ксюхой за смену, она сможет свалить на Стаса. Ловко. Она уедет, а Стас потом будет вынужден всю жизнь оправдываться. Ей еще хватит ума Стаса шантажировать. Черт! И как Настя могла не уследить за Ксюхой? Голова заболела, бабушка приснилась, Вовка еще со своими признаниями.

Настя посмотрела на Толмачева. Он сидел, раздраженно закинув ногу на ногу, смотрел перед собой в пол, жал губы, вертел на пальце брелок. Их взгляды встретились. В его глазах – ничего из того, что там было всего какой-то час назад. Недовольство и даже брезгливость. Все.

Эта странная перемена заставила Настю встать. Женя замолчал, оборвав себя на полуслове.

– Орлова. Что опять? – поморщился Петр Петрович.

– Схожу в изолятор, проверю, как там Ксюша. – Запах. Откуда он? – Голова болит. – И вдруг сказала то, о чем и не думала: – А еще у меня умерла бабушка.

Зачем она добавила последнюю фразу, и сама не поняла. Наверное, чтобы не останавливали. Ее и не остановили. За спиной осталось бурчание о том, что с Женькой в любом случае ничего не случится. Отец – старейший педработник, брат много лет сотрудничает с лагерем без нареканий, Ермишкин-младший известен только с положительной стороны. А вот Орлова…

Изолятор был в этом же здании на втором этаже. Ступеньки нехотя подставляли свои бока под подошвы ее сандалий. Надо было срочно искать какой-то выход.

– А… Орлова, – устало встретила ее Вера. – Как начальство?

Настя пожала плечами. А что начальство? Все ждут вскрытия.

– Решает, вздернуть провинившихся на фок-мачте сразу или скормить неугодных акулам. Акулы побеждают. Как она?

– Большая потеря крови. Порез затронул сухожилие. Рана глубокая, есть большой шанс, что работа мышц будет нарушена. Если поднимется температура, повезем в город.

Настя согласно покивала, словно приблизительно этот диагноз и предвидела. Ксюхе после такого инвалидность дадут, а вожатых посадят. Не усмотрели. Может, и не посадят, но из института могут и попросить. Педпрактика в любом случае будет запорота.

Она прошла в палату. Узенький закуток на две койки. На одной, поджав под подбородок коленки, сидит кнопка. Отряда из десятого. Чего она так испугалась? Вожатых других отрядов не видела?

Настя как можно приветливей улыбнулась ребенку и повернулась ко второй постели.

В Ксюхе еще что-то осталось от меловой бледности, но на скулах уже набухал болезненный румянец. Она пыталась приподняться. В кровь искусанные губы говорили о том, что она волнуется.

– Меня выгоняют? – по-актерски хрипло спросила Ксюха и закатила глаза.

Жальче ее не стало. Наоборот, захотелось врезать по бестолковой русой башке, чтобы в следующий раз думала. Правильно говорят, весь ум в косу ушел!

– Тебя оставляют для опытов. – Настя присела на край кровати, приподняла перебинтованную руку. – Будут проводить медицинские эксперименты. Отрезать разные части тела, приставлять к другим местам и смотреть, как срастается. Ноги тебе явно надо переставить к ушам…

– Настя! – дернулась к ней Ксюха, прерывая полет фантазии вожатой, а то она договорила бы, к какому месту стоит прирастить голову. – Я сама не поняла, как это произошло. – Ксюха захлебывалась словами. – Он сказал, чтобы я за ним больше не ходила, что у него есть девушка. А дальше – не помню. Услышала только, как стекло разбилось. Словно наваждение какое.

Настя поморщилась. С наваждениями, видениями и галлюцинациями последнее время у них явный перебор.

Ксюха вдруг замолчала и стала медленно заползать под одеяло.

– Знаешь, что тебе поможет?

От звуков этого голоса Настя вздрогнула.

– Если у тебя действительно умерла бабушка, ты можешь уехать.

Настя повернулась. Толмачев стоял, прислонившись плечом к косяку двери, и был абсолютно спокоен. В нем не осталось ничего от того раздражения, которое он демонстрировал десять минут назад. Темные глаза, знакомая ухмылка. По Настиному телу пробежала теплая волна, свернулась клубком в области живота, обожгла бедра.

– А кому нельзя помочь? – через силу спросила она.

– Я надеюсь, что все обойдется и Стас отделается легким испугом. Петровича разве что могут снять.

– Ой! – пискнула Ксюха, зарываясь еще и под подушку. Хороший знак. Значит, действительно ничего продуманного в ее действиях не было. Продолжения не будет.

– У меня правда умерла бабушка, но я никуда не поеду, – пробормотала Настя, глядя на торчащую из-под одеяла забинтованную руку.

Завозилась на своей кровати мелкая, попыталась что-то сказать, но тоже стекла под одеяло. Кажется, это заразно.