Воспоминания участника В.О.В. Часть 2 - Анджей Ясинский

- А ты, парень, и впрямь, попробуй макухи. Может, поможет. - Посоветовали другие. - Сходи на базар, обменяй хлеб на макуху. Вот и болезнь твоя пройдет.

Вечером этого дня я направился к параше четырнадцатый раз. Не дойдя шага два до нее, почувствовал, как закружилась голова. Потемнело в глазах, сделалось удивительно легко и я куда-то полетел. От недоедания и дизентерии организма сильно ослаб и резкие движения приводили к потере сознания.

На другой день, после утренней баланды толстый сосед из Котовска взял мою пайку хлеба и пошел во двор на базарчик. Там как всегда шумела, торговалась и делала свой бизнес пленного многонациональная толпа доходяг. В ходу были советские рубли, ровненские вартованцы, но больше-то обмен шел натурой. Меняли хлеб на макуху. Макуху на баланду, махорку и т.п.

На базаре местные лагерные капиталисты позволяли себе также и роскошь. Они важно сидели на кирпичах, а предприимчивые брадобреи натирали им мокрыми ладонями бороды и брили. Для некоторых находили также и мыло, но это для особо богатых, которые ходили на работу. Мой пожилой приятель на этот раз сделал удачную вылазку из камеры. Полицая в дверях не было, хлеб он обменял быстро, а потому и возвратился довольно быстро. Сосед принес светлой и вкусно пахнущей макухи, размером с полпайки хлеба. По цене макуха была дороже хлеба, т.к. в ней содержалось масло. Мой вразумительный товарищ посоветовал скушать макуху за два раза. Он считал, что желудок мой болен, а в макухе попадается шелуха от семечек, которая может повредить. Этого же мнения были и другие.

***

После полудня, вставая с цементного пола на очередное свидание с парашей, я потерял сознание и упал. Знатоки медицины в нашей камере пытались было привести меня в чувство. Однако после безрезультатных попыток они поставили заключительный диагноз: смерть. Итак, я умер. От трупа исходили не весьма благовонные ароматы. Палата была в растерянности. Пришел полицай. Он важно посмотрел на мертвеца, прошелся по камере и весьма глубокомысленно изрек:

- Умер ваш доходяга. Если еще не совсем, то все равно будет лучше, если его вынести в коридор. Утром будут выносить умерших из других камер, заберут и его.

Ухватив меня поудобнее за ноги вытащили в коридор. Положили у стенки возле дверей камеры. Камера притихла. Ее жители разрешали трудный вопрос. Как поступить с моим имуществом. Ведь на мне были почти новые ботинки. Если полицай еще не успел их снять с меня, то было бы не плохо ботинки продать самим на пользу всей камеры. Камеру полицай закрыл на задвижку и это служило препятствием к невинному мародерству. Мои приятели были в большой печали. Ведь я пропал вместе с хорошими ботинками. Какая оплошность!

Прошел час или больше. Лежать на холодном цементе мне надоело, я открыл глаза. Удивление мое было велико. Я не понимал, за какие заслуги мне предоставили целый коридор на одного. Поднялся с цемента, отыскал свою камеру и, отодвинув задвижку, вошел внутрь. Камера встретила меня радостным удивлением. Я занял свое прежнее место на полу.

На другой день мою пайку хлеба снова обменяли на кусок макухи. Прошло два-три дня и моя болезнь пошла на убыль. Помогла ли мне макуха или самой болезни надоело сидеть во мне, как бы то ни было, я почти совсем перестал подходить к параше. Несколько дней спустя мой Котовский товарищ сказал:

- Кто знает, что будет с нами. Нас могут перевести в другой, худший, лагерь, могут угнать в Германию. Ты, Николай, слаб еще. Было бы не плохо подкрепиться тебе питанием. Вот если бы ты продал чего-нибудь из своей одежды. Ну, ботинки, к примеру. На выручку купить еду. Иначе тебе не осилить плена. Для нас каждый прожитый день - это уже победа, выигрыш.

Так я и сделал - продал ботинки. На вырученные деньги покупал макуху, картофель и стал набираться сил. Вскоре появились слухи, что лагерь наш будут переводить. "Куда?!" - никто ничего не знал. Вначале отобрали интеллигентов. Их одели в крепкую одежду и куда-то увезли. Я же, будучи всего-навсего школьником, остался среди прочего многочисленного плебса. Камеры все пересортировали и я очутился совсем в другом блоке, с другими незнакомыми людьми, на третьем этаже. Сверху был виден огромный город, Днепр и поля вдали. Все было в какой-то синеватой дымке и манило на свободу. В камерах все настойчивее утверждались слухи, что этими днями нас всех увезут в Германию. Одни к этому отнеслись совершенно равнодушно. Другие стали уединяться, таинственно шептаться и готовиться к побегу. Я был столь слаб, что ни для кого не представлял никакого интереса. Ни для побега, ни для компании в камере. Да и вообще-то, кому бывают нужны слабые обессилившие люди? Даже родные отворачиваются от таких. Так и я, один, без друзей и товарищей, ходил по коридору, приглядывался к приготовлениям других и все виденное наматывал себе на ус. Авось мне тоже пригодится. Кроме всего, секреты и тайны других всегда интригуют.

Однажды утром я сидел в дальнем углу коридора, ел вареную картошку, которую еще тогда выменял за ботинки на базарчике и наблюдал за таинственной суетней пленных. В этот момент ко мне подошел мужчина в гражданской одежде. Вместо гимнастерки, какие были на всех нас, на нем был одет поношенный брезентовый плащ.

- Здравствуй. - Сказал он. Я поздоровался. Было интересно, кому это вдруг понадобился доходяга. - Ты меня не узнаешь? - Спросил он. Я вглядывался в знакомое лицо и не мог вспомнить. Кто это такой, где я его мог видеть раньше. Знакомый незнакомец отрекомендовался сам: - Я Сорока. Мы с тобой служили в одном батальоне. Я был в особом отделе. Только теперь я уже не старший лейтенант Сорока. Фамилию пришлось сменить. Называй меня Шевченко, понял?.

Встреча была радостной. Сорока-Шевченко рассказал, что он уже три раза бегал из лагерей и что на воле лучше. Население встречает беглых хорошо. Кормит их и помогает чем может.

Потом он сказал:

- Ты, Коля, был хорошим солдатом. А теперь посмотри на себя. На кого ты стал похож? Зря умрешь здесь. Ни за что погибнешь. Тебе надо что-нибудь предпринять.

- А что сделаешь? - сказал я.

- Мало ли чего можно сделать! Посмотри вокруг - все собираются что-нибудь делать. Я лично не собираюсь умереть здесь с голоду. Снова убегу. Вот подыщу себе напарника и обязательно сбегу. Говорят, скоро нас повезут в Германию. Вот и случай готов для побега.

Раньше я как-то не думал о побеге и не представлял себе, как это делается. Если и думал об этом, то смущал меня не сам процесс побега, а другое. Я был достаточно смел и решителен для таких действий, убежать я мог в любое время. Пугала неопределенность. Куда бежать, к кому, если кругом все враги. Если даже далекие свои стали тебе чужими и будут смотреть на тебя подозрительно. Теперь же мне представился такой редкий случай и нужный человек. Человек, который знает куда бежать, который сам бегал и имеет в этом деле опыт. Этот случай поднял настроение. Хотя я все еще сомневался. Может быть, он просто болтун и набивает себе цену. Я был в растерянности. Как быть, кому верить, как поступить? Ведь по сути дела нет ничего такого, ради чего стоило бы волноваться и думать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});