Божественная комедия. Ад - Данте Алигьери

121

Семирамида, царица вавилонская и ассирийская, названа «владычицей всех наречий», или потому, что повелевала многими народами, или потому, что Вавилон, ее столица, был местом смешения языков. Об ней есть предание, которое гласит, что она законом дозволила сыновьям жениться на матерях, и сама вышла замуж за сына, которого впоследствии убила. На этот закон намекается в ст. 55–56. Семирамида послужила Данту превосходным образцом необузданной чувственности, потому он и избрал ее в предводительницы вереницы теней. В средние века ходила в народе легенда о подобной веренице душ, носящейся по ночам среди бури.

122

Странами, где царствовала Семирамида, управляли во времена Данта султаны турецкие и курдистанские.

123

Ахиллес, влюбленный в Поликсену, был умерщвлен стрелой ее брата Париса.

124

Парис или похититель Елены, жены Менелаевой, или знаменитый в средние века герой рыцарского романа этого имени – Тристан, первый странствующий рыцарь, из цикла баснословных сказаний о короле Артуре. Он был влюблен в Изотту или Изольду (Белорукую), супругу Марка корнваллийского, своего дяди, и за то убит ядовитой стрелой последнего.

125

Эта чета тень Паоло и Франчески. Боккаччио в своем комментарии к Дантовой поэме так рассказывает трагическую историю этих двух любовников. Между Гвидо да Полента, властителем Равенны и Червии, и домом Малатеста ди Римини существовала давнишняя фамильная вражда. Наконец раздор между двумя домами был улажен, при чем положено было для прочности дружбы выдать Франческу, прекрасную дочь Гвидо, за Джианчиотто, сына Малатеста. Как скоро об этом узнали, один из друзей Гвидо дал ему заметить, что дочь его едва ли согласится выйти за хромого, безобразного Джианчиотто, отличавшегося сверх того свирепостью нрава; а потому советовал прибегнуть к хитрости. Хитрость эта состояла в том, чтобы сам Джианчиотто не являлся для свершения брачного обряда, а прислал бы вместо себя одного из своих братьев. Гвидо, желавшій иметь зятем Джіанчіотто, как человека весьма умного, а главное – прямого наследника своего отца после его смерти, воспользовался советом друга. Таким образом, один из братьев Джианчиотто, Поло или Паоло, прекрасный, образованный юноша, прибыл на место брата, чтоб обвенчаться с Франческой. Франческа тотчас же влюбилась в него страстно и вскоре была с ним обвенчана. Поло увез ее в Римини; но и там она узнала обман только на другой день, когда, проснувшись, вместо Поло нашла около себя Джианчиотто. Глубоко оскорбленная этим поступком, она тем с большей силой предалась своей страсти к Поло. Ежедневно виделись они в отсутствии Джианчиотто, уехавшего из Римини по своим дедам. Впрочем, они были недовольно осторожны: один из слуг Джианчиотто, подслушав их разговор, известил об этом своего господина. Джианчиотто в бешенстве возвратился в Римини и начал наблюдать за любовниками. Подметив, что Поло вошел к Франческе, он поспешил за ним; но, найдя двери запертыми изнутри, начал сильно стучаться и называть Франческу по имени. Любовники тотчас узнали его по голосу. Поло умолял Франческу впустить ее мужа, надеясь скрыться чрез потаенную дверь и тем спасти честь Франчески. Но в торопях он зацепился платьем за железный крюк потаенной двери в ту самую минуту, когда Джианчиотто ворвался в комнату. В бешенстве он бросился на Поло с обнаженным кинжалом. Чтобы спасти Поло, Франческа кинулась между им и мужем; кинжал, направленный в грудь Поло, погрузился ей в сердце. Увидев у ног своих мертвую Франческу, Джиіанчиотто тем с большей яростью бросился на своего брата и заколол его. Это случилось 4 Сентября 1989. Племянник этой Франчески, Гвидо V Полентский, был до смерти Данта искренним его другом и лучшим покровителем.

126

В этой толпе, по-видимому, находятся души тех, которые вследствие преступной любви кончили жизнь насильственной смертью.

127

Даже адская буря на время замолкает, пока Франческа рассказывает печальную историю своей любви.

128

Франческа родилась в Равенне, при впадении реки По в море.

129

Каина, одно из отделений девятого круга, названное так по имени Каина.

130

Данте вспоминает здесь собственную слабость.

131

По толкованию одних, это намек на слова Виргилия: Infandum regina jubes renovare dolorem; но с большим вероятием должно разуметь здесь Боэция, который в книге своей: De consolatione, сказал: In omni adversitate fortunae intelicissimum genus infortunii est fuisse felicem. Книга эта составляла для Данта утешение по смерти его Беатриче.

132

Ланцелот озера, рыцарский роман из цикла сказаний о Круглом Столе. Ланцелот был сын свергнутого с престола короля Бан де Бенуа; его спасла и воспитала «Царица озера.» Впоследствии он отличился рыцарскими подвигами при дворе короля Артура и влюбился в его супругу Жиневру. Ланцелот был любимый роман высшего круга во времена Данта.

133

Галлего (Галеотто), король d'outre les marches, сперва воевал против Артура, но, побежденный Ланцелотом, примирился с Артуром также при помощи последнего. В благодарность Галлего сделался посредником в любовной интриге между Жиневрой и Ланцелотом. С того времени всех людей подобного рода называли Галеоттами.

134

Обморок, в который упал Данте в конце предыдущей песни, как бы запер двери чувств для впечатлений внешнего мира. Филалетес.

135

Данте не говорит, каким образом перешел он из второго круга в третий, вероятно потому, что хотел намекнуть читателю, что душа его и по возвращении в нем чувств так сильно была потрясена горестною судьбою двух любовников, что он не обратил никакого внимания на путь, теперь им пройденный. Оно пробудилось в нем только при виде новой казни. Штрекфусс.

136

В этом кругу казнятся обжоры (і miseri profani). «Дождь, этот благодатный дар неба, оплождающий землю, здесь во мраке, недоступном для солнечного света, ничего не производит, кроме отвратительной грязи и смрада: дары неба тщетно расточаются для сластолюбцев, грешники погружены в грязь: не то же ли случалось с ними и в жизни? Они не в силах из нее подняться; тщетно пытаясь из нее освободиться, они только поворачиваются с бока на бок; если же и случится им приподняться, они тотчас же снова падают (ст. 91–93) и притом вперед головою, вместилищем их духовных сил: до того она отяжелела, что сама клонит их к земле». Копишь и Штрекфусс.

137

Подобно Харону и Миносу, Виргилиев Цербер превращен в беса, треглавый образ которого кончается в исполинского червя или змею. Червем, который точить мир, назван и Люцифер (Ада XXXIV, 107). Он с тройною пастью, с толстым чревом, с сильной (в подлин: с черной и сальной бородой, с красными глазами – сущее олицетворение обжорства. Он насыщается грязью: этим выражена ценность того, чем сластолюбцы стремятся удовлетворить свои желания, ради чего они забывают о высшем назначении человека – о развитии высших духовных сил. Лай Цербера оглушает грешников; это голос злой их совести, для которой в грязи своей они охотно желали бы вечно быть глухими.

138

Подражание Виргилию, Aen. VI, 420.

Cui vates, horrere videns jam colla colubris,Helle soporatam et medicatis frugibus offamObjieit Ille fame rabida tria guttura pandeniGorripit objectam, atque immanla terga resolvitPusus bumi, totoque ingens extenditur antro.

139

Не смотря на то, что грешники, наказуемые в этом кругу, имеют человеческий образ и кажутся действительными существами, они так ничтожны, что их нельзя отличить от зловонной грязи, в которую погрязла их душа. Как грязь, Данте попирает их ногами, обращая на них столько же внимания, как и на грязь настоящую. Каннегиссер. – Вообще однако ж заметим, что Дантовы тени в аду еще не совсем освобождены от земли, существо их еще связано с некоторою материальностью; в чистилище они более духовны; наконец в раю души называются уже не тенями, а светами, ибо вечно окружены светом оживляющей их радости.

140

Флоренция в это время была разделена на партии Белых и Черных, споривших между собою о первенстве (см. ниже).

141

Чиакко есть или сокращенное Джиакопо, Яков, или прозвище, которое на флорентинском наречии значит свинья. Невероятно, чтобы Данте в обращении к этому грешнику употребил сказанное слово в насмешливом тоне, при том глубоком участии, которое он принимает в его судьбе. Во всяком случае, эта игра слов между Чиакко, Яков, и чиакко, свинья, резко характеризует представителя греха, здесь наказуемого. Этот Джиакопо или Чиакко, по словам древнейших комментаторов, быль судья и веселый собеседник, приятный в обществе. Об нем упоминает Боккаччио Decamer. IX, 8.

142