Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Манчестер Уильям

Тем временем коммунистические движения захватили свою долю власти в Италии и Франции; Красная армия уже назначила коммунистов на руководящие посты (или собиралась это сделать в ближайшее время) в Польше, Болгарии, Венгрии и Румынии. Эдуард Бенеш вернулся в Чехословакию, где его утвердила в качестве президента коалиция демократов и коммунистов в Национальном собрании. Три государства Балтии поглотила Советская империя. Сталин считал, что Россия, учитывая ее чудовищные, героические жертвы, заслужила право брать то, что пожелает. Почти 11 миллионов красноармейцев погибли или пропали без вести; точные данные потерь советских граждан до сих пор неизвестны: может, 15 миллионов, может, 20 миллионов застрелены, повешены, сожжены и умерли от голода – половина жертв континентальной Европы. И европейцы продолжали умирать. Миллионы немецких мин, от Одера до Бретани и Нормандии (где было похоронено 6 миллионов), убивали по несколько сотен гражданских в неделю. Черчилль предложил Бруку, чтобы «немцы нашли все закопанные ими мины и откопали их. Почему бы нет? Свиней используют для поиска маслин». Брук разделял чувства премьер-министра, но это не помешало ему сказать Черчиллю, что свиней используют для поиска трюфелей[2221].

11 мая, на третий день мира в Европе, Черчилль отправил президенту Трумэну телеграмму с предложением вместе обратиться к Сталину с просьбой о трехсторонней встрече в «каком-нибудь неразрушенном немецком городе», только не в русской оккупационной зоне, и чтобы перед встречей Трумэн остановился в Лондоне, дабы продемонстрировать их сплоченность. Черчилль подчеркнул, что американцы с британцами дважды встречались со Сталиным на его территории или поблизости, а Черчилль даже четыре раза. Он выразил надежду, что «американский фронт не отойдет назад от согласованных сейчас тактических линий». Ответ Трумэна был немедленным, неудовлетворительным и напоминающим рузвельтовские колебания в военное время. Трумэн предложил, чтобы их послы попытались убедить Сталина назначить встречу и что они должны отправиться на встречу по отдельности во избежание подозрений в «сговоре». На следующий день Черчилль отправил еще одну телеграмму, сообщив Трумэну, как раньше Рузвельту, что он «глубоко обеспокоен положением в Европе». Американские армии «тают» вдали, французы «слабые и с ними трудно иметь дело», а у русских около 200–300 полностью укомплектованных дивизий. «Над их фронтом опускается железный занавес». За этим занавесом Польша, которой управляют сталинские люблинские марионетки. Русским ничего не стоит, предупредил Черчилль, дойти до «Северного моря и Атлантики». Он снова предложил провести встречу «Большой тройки» при первой возможности, чтобы «прийти к соглашению с Россией, прежде чем мы ослабим свои армии»[2222].

Он отправил телеграмму схожего содержания Идену, который находился в Сан-Франциско на открытии Организации Объединенных Наций: Сегодня газеты сообщили о крупных перебросках американских войск из Европы начиная с сегодняшнего дня, месяц за месяцем. Что нам делать? Скоро на нас будет оказано [дома] огромное давление в отношении частичной демобилизации. В скором времени наши армии растают, и русские, имея сотни дивизий, окажутся хозяевами Европы от Любека до Триеста и до греческой границы на адриатическом побережье»[2223].

В конце месяца Сталин и Трумэн предложили встретиться 15 июля. Черчилль считал, что это слишком поздно, и предложил встретиться в середине июня или, в крайнем случае, в начале июля. Задержка более чем на месяц, был уверен Черчилль, позволит Красной армии и люблинским полякам урегулировать вопрос с польскими границами по собственному усмотрению, без участия и контроля со стороны англичан и американцев. Но Трумэн стоял на своем. Более того, он передал Черчиллю через бывшего американского посла в Москве Джо Дэвиса, что он [Трумэн] хочет встретиться со Сталиным перед встречей «Большой тройки». Черчилль предупредил Трумэна, что такая двусторонняя встреча «крайне нежелательна» и поднимет вопросы, «болезненные» для Великобритании, Содружества и Британской империи. Трумэн уступил, но дату встречи менять отказался. В качестве места был выбран Потсдам, пригород Берлина и Версаль прусских королей. Город пострадал, но не был полностью разрушен[2224].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В Германии практически не осталось «неразрушенных» городов. Крупные и большинство средних городов были полностью разрушены – Берлин, Гамбург, Дрезден и Штутгарт на юге, Бреслау на востоке. Королевские военно-воздушные силы и американская 8-я воздушная армия заплатили за это высокую цену: в Европе погибли 26 тысяч американских и 55 тысяч британских летчиков. Но в ходе воздушной кампании было уничтожено 38 крупных городов Рурской области. На суше немцы понесли еще большие потери. С 1939 года более 5 миллионов немецких солдат, моряков и летчиков было убито ради воплощения гитлеровской мечты. Почти 2 миллиона немецких граждан погибли, около 600 тысяч во время союзных бомбардировок. Конец войны был только началом страданий для немцев. Под Берлином – мертвым городом – команды немецких гражданских лиц под присмотром союзнических солдат вырыли 100 тысяч могил, чтобы заполнить их телами замерзших, умерших от голода и, конечно, тысячами самоубийц. По крайней мере половина немецких гражданских лиц, умерших в войну, погибли от рук красноармейцев, когда пытались бежать на запад в начале года. В течение года большая часть немецкого населения к востоку от Эльбы – в Восточной Пруссии, Польше, Судетской области – будет принудительно перемещена в союзнические оккупационные зоны оккупации, в общей сложности около 14 миллионов человек, во исполнение Ялтинских соглашений об изменении немецких и польских границ.

Численность населения бывшего Великого рейха сократилась до 3 миллионов с довоенных 17 миллионов. Выживших надо было кормить, как и 8 миллионов перемещенных лиц – бывших подневольных работников, из которых 4 миллиона жили в советской зоне оккупации. Сотни тысяч голландских, французских и польских перемещенных лиц требовалось отправить на родину[2225].

Две проблемы требовали незамедлительного решения: питание немцев и сдерживание русских от дальнейшего продвижения на запад. Британия не могла справиться с этим в одиночку. Спустя несколько недель Черчилль сказал в палате, что «бесполезно нам на нашем маленьком острове, которому все еще приходится импортировать половину продуктов питания, воображать, будто мы можем внести какой-то существенный вклад в этом отношении [пытаясь накормить немцев]». Что касается массового изгнания немцев с новой территории Польши, он предсказал: «Не исключено, что за железным занавесом, который на данный момент разделил Европу надвое, разворачивается трагедия невероятных масштабов»[2226].

13 мая Черчилль предупредил британцев по радио: «Мне бы хотелось сегодня сказать вам, что все наши испытания и несчастья позади. Тогда бы я мог успешно закончить свою пятилетнюю службу, и, если бы вы решили, что я вам надоел и должен уйти в отставку, я бы принял ее охотно… Что толку наказывать гитлеровцев за их преступления, если не правят закон и порядок, если тоталитарные полицейские правительства займут место немецких захватчиков… Пять лет назад я сказал вам о трудностях; вы не дрогнули, и я буду считать себя недостойным вашего доверия и великодушия, если снова не обращусь к вам с призывом: Вперед, решительно, неустрашимо, непоколебимо, пока задача не будет выполнена до конца и мир станет безопасным и справедливым».

Он предупредил о надвигающейся войне с Японией и повторил слова, сказанные пять лет назад: «Мы не ищем никакой выгоды»[2227].