Ванька-ротный - Александр Шумилин

Теперь, взяв языка, я рассчитывал избавиться от пребывания в траншее второй стрелковой роты. И, кроме того, мне нужно было лечь и как следует выспаться.

Язык, как думал я, был ценным по информации, хотя физически и не полноценным, так как хромал на одну ногу. К сожалению, я забыл спросить, откуда он родом, фамилию и как его зовут. Помню, что его звали Вальтер Гюнтер.

Вернувшись к себе в блиндаж, я позвонил в разведотдел дивизии и попросил дежурного выслать мне опросный лист на хромого немца. Опросные листы нам в полки обычно не высылались. Считали, что они нам не нужны. Наше дело брать пленных и отправлять в дивизию, а анализом противника займутся они |кому следует|.

— Опросные листы мы в полк не высылаем! — ответил мне дежурный.

— Наше дело телячье? — сказал я.

— Что, что ты говоришь? — переспросил меня майор.

— Так ничего!

— Что ты сказал? Повтори!

— В другой раз! Как ни будь при встрече! Я передал дежурному в блиндаже трубку и велел прокрутить ручку.

— Разговор окончен! Дай им отбой!

— Вот брат! |Кузьма| — Слышал разговор?

Они со мной разговаривать не желают. Мы лезли ночью очертя голову за немцем, рисковали собой, а им до фонаря наши с тобой переживания.

— С расстройства, что ль напиться? Надо бы напиться, да опять нельзя!

Вечером с Рязанцевым серьезный разговор. Он к вечеру сегодня должен выйти на встречу. Потерпеть |Кузьма| придётся. Мы с тобой своего языка обязательно |отметим| обмоем! Изучением немцев будут заниматься другие. А наше дело солдатское! Мы должны не рассуждать и таскать языков!

Мы не долго |с Кузьмой| задержались в тылу, в блиндаже. Для нас прошла всего одна ночь без бомбежки, обстрелов и нервотрепки.

Рязанцев на встречу не вышел, прислал посыльного. Тот передал, что выйдет завтра в назначенный час.

Мы |с Кузьмой| выспались до утра. Утром затрещал телефон. Звонили из штаба. Мне снова предложили отправиться во вторую стрелковую роту. Командование дивизии требовало, чтобы офицеры штаба полка находились в каждой стрелковой роте на передовой. Чего-то боялось наше командование?

Глава 30. Бомбежка

Август 1943 года

Утром двадцать пятого августа мы снова с Кузьмой сидели в окопах второй стрелковой роты. Ночью мне позвонил начальник штаба полка и сказал, что нужно продержаться с ротой на занятых позициях два дня. А что тут |с ней| держаться? — подумал я. Сидят солдаты в траншее и сидят! |Чешут от безделья, скребут ногтями всякие места, то ли от грязи, то ли от пота и жары, не то вшей гоняют.|

Было уже утро, когда мы с Кузьмой |явились к пехоте| [и] влезли в траншею. Утро, как утро! Ничего особенного!

|Солдаты стояли на постах, накинув на плечи шинели. Стояли они поеживаясь, подергивая пустыми рукавами.

— Чего зря одевать? До жары осталось немного!|

— Как сложиться день? Может и не жарко будет!

— Доживем до полудня — увидим!

Из низины стал подниматься туман. Он пробрался в овраги и стал сползать по складкам местности |вверх|. Когда серая дымка закрыла часть нейтральной полосы, солдаты навострили уши.

Лохмотья тумана расползаются и стелятся по земле. Старшина стрелковой роты занимается дележкой продуктов. Как и все старшины, он деловито покрикивает на солдат, бросает буханки хлеба и отсчитывает котелки. |В подставленные ладони он бросает куски сахара, щепотями| отмеряет и сыпет в солдатские кисеты махорку. На какой-то миг его возня затихает и в предутренней тишине его голос снова басит:

— Следующий подходи!

|Старшина всё делает умело и привычно. Движения его размеренны и быстры. Отмеряемые порции без обиды равны и одинаково тощи.| Старшина |ко времени| успевает быстро закончить свои дела, собирает |поспешно свои| манатки, перекидывает опустевший мешок через спину и говорит командиру роты:

— Ну, я пошел!

|Вылезает из траншеи, подхватывает рукой телефонный провод и пускается по низине, залитой туманом, в обратный путь. Напарник его — повозочный, запрокидывает на спину термос, спускается с обрыва и исчезает в тумане вслед за старшиной. Они как призраки, только что были здесь и уже исчезли! Солдаты не торопясь расходятся по своим местам.|

Еще через час сизый дым тумана сползает к реке. В бледных, прозрачных остатках тумана появляются силуэты кустов и отдельных деревьев. В это время |жизнь на переднем края замирает совсем.| Не слышно побрякивания котелков, позвякивания ложек и кружек, притихли и солдатские голоса. |Получив каждый свое, солдаты посматривают иногда поверх окопов.|

— Ну что Кузьма Матвеич! Пойдем прогульнемся, |что ль| по ротной траншее? Посмотрим, что делают наши солдатики, как службу свою блюдят!

— А то ведь после кормежки, по себе знаю, в сон клонит!

— Товарищ гвардии капитан! — обращается ко мне, стоящий на посту солдат.

— Ну что тебе?

— Погодка нынче |будет| летная! Хрен ее подери! — говорит солдат, поглядывая на небо.

— Густой туман, он всегда к жаре!

Кое где в низине проглядывает еще бледный туман, а небеса уже пылают солнечным блеском. Я прохожу до конца траншеи. Солдаты посматривают то на небо, то на меня. Возвращаемся в землянку, спускаемся вниз. Здесь темно и прохладно. Садимся на нары. Трещит телефон. Телефонист объявляет:

— Требуют командира роты!

|Звонят к нему, хотят наверно узнать, явился ли я в роту. Проще ведь было бы вызвать меня и об этом спросить — думаю я.|

Из батальона запрашивают, есть ли в роте патроны. Нужно доложить, сколько гранат у каждого солдата? На артиллерию не надеются! Гранаты стали считать! "Есть" — отвечает ротный. Командир роты всё доложил. Затем, на том конце провода появляется химик полка. Он требует от лейтенанта отчета о наличии и количестве противогазов. Вроде, как немец намеревается, хочет газы пустить!

Пехота трет себе бока, третий год таскает через плечо противогазы. Солдату даже во сне не разрешают с потертой шеи снимать лямку противогазной сумки. Так и ходит и лежит с торбой на боку! Теперь химик полка в роты стал названивать, требует отчета.

Солдаты ушлый и тертый народ. Многие солдаты из противогазных сумок выбросили маски и железные коробки. В сумках теперь лежит солдатское барахло. А чтобы ротный и высшее начальство не цеплялось, |не полезут же они в противогазную торбу разглядывать дно,| солдаты поверх своих вещей клали пустой гофрированный шланг, |без маски и коробки.|