Искалеченный мир - Вадим Громов

— Да я не так уж и много знаю, если честно, — замялся Книжник. — Только то, что Герман рассказывал. Тут кусочек, там эпизод. Подробно не успел выведать.

— И засмущался наш Книжник, и начал лепить из себя человека, которому дали зубочистку и вибратор, велев с их помощью построить дворец культуры и спорта. И ведь, что самое интересное — он может это сделать… — вздохнула Лихо. — Рассказывай, что знаешь. Я же не прошу у тебя про каждый квадратный сантиметр этих территорий отчитываться. Смущаться и отнекиваться будешь, когда вся прекрасная половина человечества начнёт смотреть на тебя полными обожания взглядами. Ещё бы! — сам Книжник, Великий и Несгибаемый. Человек, укротивший Сдвиг. А чтобы на тебя так глядели, надо сейчас перестать валять ваньку и вдумчиво поведать боевым товарищам, что ты знаешь про это паскудство, которое нам может выпасть. Давай тарахти. Аудитория уже внимает.

— Если допустить, что мы не отклонимся от заданного маршрута, — начал Книжник, солидно поправив очочки, — то нам стопроцентно придётся пройти через зону с обиходным названием «Зайти — не выйти». Немного погодя мы самым краешком можем задеть «Чёртов заповедник», но если дать невеликий крюк, то этого вполне можно избежать. «Душегубка» вообще лежит в значительном отдалении от нашего пути, и думаю, что на ней не стоит заострять своё внимание.

— Давай ты предоставишь другим решать, на чём заострять внимание, а на чём его можно затупить, — жестяным тоном сказала Лихо. — Рассказывай всё. За полноту информации я могу не беспокоиться. Но предупреждаю — если вдруг на протяжении всей нашей сугубо развлекательной поездочки я узнаю, что ты о чём-то промолчал, по каким-то причинам посчитав это недостойным нашего внимания… Вникаешь, чем чревато?

— Да понял, — виновато сказал Книжник. — Расскажу всё.

— Вот и умница. Продолжай.

— Тогда «Душегубка»… Территория занимает примерно сто пятьдесят квадратных километров в районе Нижневартовска, эдакой «колбасой» растянувшись по берегу Оби. На ней в основном преобладают аномалии, воздействующие на человеческую психику и подсознание. Особенность «Душегубки» заключается в том, что аномалий этих там — одна на одной сидит и ещё одной задницу подтирает. И самое интересное, что активны они постоянно. Без перебоев. Знаток рассказывал, что у него знакомый возле «Душегубки» прожил около года, пытаясь нащупать проход. Облазил вокруг неё всё. Просто так — ради интереса. Не получилось. Нету там никакой лазейки, даже самой крохотной. Ещё одна многозначительная деталька — кроме аномалий, не водится там никакой живности. Даже «клякс». Про «Душегубку», в принципе, всё…

— Ясненько… — протянул Алмаз. — Ясненько то, что заходить туда не рекомендуется ни под каким градусом. Выйдешь в напрочь помрачённом сознании, и будет вечно казаться, что при коллективном распитии лично тебе — постоянно недоливают. А может быть, и ещё чего похуже…

— Да. Книжника послушаешь — и жалеешь, что у Ашота подгузников не оказалось, — с грустной иронией поддержала его Лихо. — А то чувствую я, что тянет меня описаться, причём со страшной силой. Предполагала я, что «Душегубкой» эту зону назвали не по причине того, что там имеются развалины старого сортира. По которым в полнолуние носится призрак некогда утопшего в нём индюка. Но чтобы всё так запущено… Я начинаю скучать по Тихолесью, с его не буйными и почти образцово ведущими себя «пешеходами».

— Но мы вряд ли будем в тех местах, — робко вставил Книжник. — Очень уж большой крюк делать придётся. Сомневаюсь я.

— Сомневается он, — хмыкнула Лихо. — А ты не сомневайся. Предполагай, что может случиться всё. Правила поменялись, Книжник. Забыл, какая гнусная канитель за последние дни стряслась? Вот то-то же. Только не думай, что мы тут, кроме тебя, все такие бесстрашные. И что очко у нас ещё при рождении заштопали суровыми нитками, чтобы никогда не играло. Это я так рассуждаю, чтобы встряхнуться маленько. Если рассуждать трезво — наша житуха в Суровцах была «не бей лежачего». А теперь нам предстоит в сжатые сроки проникнуться и осознать. Чем быстрее мы это сделаем — тем лучше. Нельзя играть в новые игры по старым правилам. Понял? Давай, пугай дальше. У тебя это великолепно получается.

Книжник откашлялся и продолжил:

— Следующая зона — «Зайти — не выйти». Честно говоря, после того, что о ней рассказал Герман, у меня сложилось двоякое впечатление. Сам Герман побывал там дважды и оба раза возвращался. Причём размеры этой области до сих пор никто не может указать хотя бы приблизительно. Единственный ориентир — это то, что она располагается между Новосибирском и Кемерово. Аномалий там нет, во всяком случае, Герман божился, что не встретил ни одной.

— А в чём подвох? — спросил Шатун. — Я имею в виду название. Ежели Герман дважды насквозь проходил… Не стыкуется.

— Зато Знаток утверждал, что слышал много рассказов, как люди пропадали там бесследно. Причём некоторых из них он знал лично и говорил, что мужики были тёртые. Но пропали. Именно там. Зашли — и не вышли.

— Что бы там я про Германа ни бурчала, — задумчиво сказала Лихо, — но вот в сочинении пошлых небылиц и выдаче их за твердокаменную истину он уличён никогда не был. Не то что тот скользкий типчик — помнишь, Шатун? Как его? — Бонифаций, кажется. Мастак был сочинять. Пока на меня не нарвался. А вот сдох так — причём, прошу заметить, без какого-либо моего личного вмешательства, — что все его сказочки на фоне этого выглядели скучной реальностью. А раз Герман так говорил, то, скорее всего, так оно и было. Однако ж шансы, я так полагаю, есть. Коли Знаток дважды сквозанул и после этого не утратил способность к словесному недержанию… Должны быть шансы, как пить дать.

— А ты принимаешь во внимание, что с учётом новых обстоятельств активность этих зон может возрасти если не многократно, то хотя бы на какую-то величину? — прищурился очкарик.

— И что теперь? — Алмаз нейтрально пожал плечами. — Придётся научиться перезаряжать вдвое быстрее, всего-то делов… Некоторым, правда, ещё и навык попадать при стрельбе куда надо, а не куда получается неплохо бы приобрести.

— Попробуем, — вздохнул Книжник. — Только я ведь не просто так сказал…

— Вот и умница. — Лихо ободряюще улыбнулась. — И я очень надеюсь, что имеет место быть разумная опаска, а не прозаическая трусость. Ты не обижайся, я прекрасно знаю, что в груди Чебурашки всегда билось и продолжает биться сердце Супермена. Но люди способны меняться, причём за очень короткий период времени. Под воздействием тех самых, новых обстоятельств. Лично я могу быть уверена только в себе. Ну и ещё, пожалуй, в этих двух обормотах. Так что ещё раз говорю — не обижайся. Ты для нашего вояжа — человек довольно ценный, не скрою. Но если вдруг морально поплывёшь или ещё чего хуже — струсишь безоглядно, я с тобой нянькаться не буду. Брошу где-нибудь — и арриведерчи, мой романтичный друг.

— Не дождёшься! — взвился Книжник, глаза сверкнули праведным гневом. — Да я…

— А в голосе у него — лязг броневой стали, — перебила его блондинка. — А изо рта — пламя метров на пятнадцать, куда там аутентичному Горынычу. Давай охолони и жужжи дальше. Там ещё одна неосвещённая территория осталась. Судя по названию, примерно догадываюсь, что это может быть. Как когда-то метко выразился классик, «Там, на неведомых дорожках, — следы невиданных зверей». Кабы знать ему, в какое будущее он заглянул пытливым взором… Примерно в этом диапазоне. Хотя могу и ошибаться. Обстоятельства, ёпт…

— «Чёртов заповедник», — ледяным тоном отчеканил Книжник, ещё не остывший после недавних комментариев Лихо, — находится недалеко от…

— Что за хрень?! — Блондинка вдруг прикипела взглядом к левому зеркалу бокового вида. Бросила быстрый взгляд в другое, выражение лица у неё менялось с безгранично удивлённого на ожесточённое. Через секунду удивление полностью испарилось, и «Горыныч» рванул вперёд, насколько позволяло состояние трассы.

— Вот сука! — Лихо отчаянно выматерилась. — Держитесь, одарённые…

Шатун недоумённо завертел головой, пытаясь определить, что вызвало у Лихо такую бурную реакцию. Должно было распоясаться нечто совсем уж мрачное: от привычных опасностей она бы не побежала так. Во всяком случае — не с таким выражение лица.

Книжник тоже завертелся на сиденье, прочёсывая взглядом местность за окном. Повернулся назад, и глаза у него стали шальными, полубезумными. И застыл, глядя назад, лишь однажды коротко всхлипнув — с пронзительной ноткой обречённости.

…Слева от «Горыныча», метрах в пятнадцати, возникнув будто из воздуха, промелькнуло что-то непонятное: расплывчатое, смазанное. Падая сверху вниз, не очень быстро, но и не зависая в воздухе для всеобщего и вдумчивого рассматривания. Шатун, Книжник и Алмаз вылупились во все глаза, раскрыв рты как детсадовцы, впервые увидевшие какающего слона.