Отец Александр Мень: «Люди ждут Слова...» - Ив Аман

Он сталкивался не только с морем новой информации обо всем, что может быть ему интересно, но и с новым видением мировой истории, не имеющим ничего общего с тем, к чему он привык, читая книги советских авторов. Казалось бы, речь идет о том, что, в общем, нередко известно интересующемуся историей читателю, но… под совершенно особым углом зрения. В семитомнике о. Александр показывает, как в мировой истории, вернее, в истории философии и религии действует сам Бог, как Его присутствие мало–помалу и невероятно трудным путем, но все вернее открывается человеку.

Отец Александр подчеркивал непреходящую ценность мирового религиозного опыта. «Есть опыт просто неопределенной мистики, — писал он, — есть опыт всех религий, в каждой есть своя ценность, все это прекрасно, все руки, простертые к небу, — это чудесные руки, достойные человеческого звания, потому что это руки существа, образа и подобия Божьего, которые тянутся к своему Первообразу». Помню, как он заинтересовался, когда я рассказал ему об итальянской книге, в которой были собраны молитвы всех народов и всех религий. При этом он постоянно подчеркивал уникальность христианства. «Но Христос, — говорил он, — есть рука, протянутая вниз, как на древних иконах иногда изображается, — оттуда протянута нам рука».

При этом было бы неправильно утверждать, что о. Александр был послан, как сказал однажды С. С. Аверинцев, к дикому племени советских интеллигентов. Среди его прихожан (как и среди читателей его книг) были самые разные люди всех возрастов, культурные и совсем простые. В этом, наверное, и заключается феномен отца Александра: как пастырь он мог быть нужным и совсем простому человеку, и интеллектуалу высокого полета, давая и тому, и другому что‑то очень важное. Более того, он был пастырем далеко не для одного только поколения 60–х гг. С тех пор, когда создавался семитомник, прошло более двадцати лет, но и теперь его книги читаются с огромным интересом и раскупаются в магазинах совсем новыми читателями — людьми, которые не видели о. Александра при жизни и, конечно, ничего о нем не знали, потому что были тогда детьми.

Но и человек на Западе, казалось бы психологически ничего общего с отечественным выходцем из советского времени не имеющий, тоже, оказывается, нуждается в о. Александре и в его слове. Когда итальянский писатель Джованни Гуайта решил перевести книгу «Сын Человеческий» на итальянский язык, один из французских друзей о. Александра сразу же заметил, что этого делать не нужно, потому что на Западе существует и без того огромное множество книг, где популярно и на высоком уровне излагается жизнь Иисуса. И ошибся. Когда «Сын Человеческий» вышел (сначала на итальянском, а потом в его же переводе по–французски), оказалось, что книга прекрасно раскупается. Она оказалась востребованной не только в России, но и в других странах, видимо, по той причине, что в ней есть нечто абсолютно уникальное. Что именно? Вероятно, «полное слияние с Тем, о Ком он говорил», — с Иисусом из Назарета.

Хорошо пишет об этом Андрей Еремин в своей книге «Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков»: «В проповедях, исповедях, беседах отец Александр приобщал нас к своему опыту веры. Он говорил о тайне Богочеловечества, подбирая самые точные и простые слова, удивительно меткие и емкие метафоры. Но себя он при этом умалял, его самого как бы не было. Был Господь. Именно поэтому отцу Александру так удавалось передать Его Образ, или образ святого, или евангельское событие… Это настоящее вживание, полное слияние с тем, о ком он говорил, было не только следствием его художественного таланта, но и знаком глубокого смирения».

Отец Александр Мень был убежденнейшим сторонником мира между христианами разных исповеданий, в котором видел conditio sine qua non, непременное условие для будущего христианства. Он полностью поддержал бы участницу одного из христианских форумов в сегодняшнем Интернете, которая написала: «Хватит межрелигиозной борьбы. Не секрет, что из‑за этих междоусобных «войн» многие вообще не воспринимают христианство всерьез. Мол, сами там не могут разобраться, а еще другим проповедуют». При этом, когда на «Эхе Москвы» кто‑то из радиослушателей спросил: «Можно ли называть Александра Меня экуменистом?» — а Сергей Бунтман и Андрей Еремин сразу отозвались: «Конечно, можно», — Ив Аман заметил: «Я не знаю, можно или нельзя, смотря по тому, что вкладывать в это слово, особенно сейчас. Но вообще отец Александр никогда не занимался экуменической деятельностью как таковой. Он не участвовал в экуменическом движении».

Действительно, в отличие от своего современника митрополита Никодима (Ротова) он, будучи рядовым священником, разумеется, не вел никаких переговоров с католиками, не бывал на приемах у Папы Римского и т. д., но при этом не менее митрополита был предан идее христианского единства и был, как сказал во время диалога в радиоэфире Ив Аман, «открыт другим конфессиям и признавал богатства, которые у них есть». Некоторые люди, особенно представители православной молодежи, иногда утверждают, что экуменизм 60 — 70–х гг. был продиктован чисто тактическими целями, поскольку в условиях атеистического государства, постоянного усиления антирелигиозной пропаганды и жестокой борьбы с религией поддержка ведущих стран Запада, в правительствах которых католики и протестанты лоббировали интересы православия в России, спасала Церковь от разгрома.

На самом деле это не совсем так. Конечно, поддержка Ватикана и Всемирного Совета Церквей была тогда для нас чрезвычайно важна, поскольку советский режим был вынужден считаться с международным общественным мнением. Это прекрасно понимал такой великий человек, каким был митрополит Никодим, и извлекал из этих отношений максимум пользы для православия в России и в других республиках бывшего СССР. С другой стороны, католики (например, брюссельский центр «Жизнь с Богом» и его руководители Ирина Михайловна Поснова и о. Антоний Ильц) и протестанты, прежде всего из США, помогали верующим в России просто и абсолютно бескорыстно.

Ведь именно они печатали для России религиозную литературу, которая затем в чемоданах дипло–гих странах, видимо, по той причине, что в ней есть нечто абсолютно уникальное. Что именно? Вероятно, «полное слияние с Тем, о Ком он говорил», — с Иисусом из Назарета.

Хорошо пишет об этом Андрей Еремин в своей книге «Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков»: «В проповедях, исповедях, беседах отец Александр приобщал нас к своему опыту веры. Он говорил о тайне Богочеловечества, подбирая самые точные и простые слова, удивительно меткие и емкие метафоры. Но себя он при этом умалял, его самого как бы не было. Был Господь. Именно поэтому отцу Александру так удавалось передать Его Образ, или образ святого, или евангельское событие… Это настоящее вживание, полное слияние с тем, о ком он говорил, было не только следствием его художественного таланта, но и знаком глубокого смирения».

Отец Александр Мень был убежденнейшим сторонником мира между христианами разных исповеданий, в котором видел conditio sine qua non, непременное условие для будущего христианства. Он полностью поддержал бы участницу одного из христианских форумов в сегодняшнем Интернете, которая написала: «Хватит межрелигиозной борьбы. Не секрет, что из‑за этих междоусобных «войн» многие вообще не воспринимают христианство всерьез. Мол, сами там не могут разобраться, а еще другим проповедуют». При этом, когда на «Эхе Москвы» кто‑то из радиослушателей спросил: «Можно ли называть Александра Меня экуменистом?» — а Сергей Бунтман и Андрей Еремин сразу отозвались: «Конечно, можно», — Ив Аман заметил: «Я не знаю, можно или нельзя, смотря по тому, что вкладывать в это слово, особенно сейчас. Но вообще отец Александр никогда не занимался экуменической деятельностью как таковой. Он не участвовал в экуменическом движении».

Действительно, в отличие от своего современника митрополита Никодима (Ротова) он, будучи рядовым священником, разумеется, не вел никаких переговоров с католиками, не бывал на приемах у Папы Римского и т. д., но при этом не менее митрополита был предан идее христианского единства и был, как сказал во время диалога в радиоэфире Ив Аман, «открыт другим конфессиям и признавал богатства, которые у них есть». Некоторые люди, особенно представители православной молодежи, иногда утверждают, что экуменизм 60 — 70–х гг. был продиктован чисто тактическими целями, поскольку в условиях атеистического государства, постоянного усиления антирелигиозной пропаганды и жестокой борьбы с религией поддержка ведущих стран Запада, в правительствах которых католики и протестанты лоббировали интересы православия в России, спасала Церковь от разгрома.

На самом деле это не совсем так. Конечно, поддержка Ватикана и Всемирного Совета Церквей была тогда для нас чрезвычайно важна, поскольку советский режим был вынужден считаться с международным общественным мнением. Это прекрасно понимал такой великий человек, каким был митрополит Никодим, и извлекал из этих отношений максимум пользы для православия в России и в других республиках бывшего СССР. С другой стороны, католики (например, брюссельский центр «Жизнь с Богом» и его руководители Ирина Михайловна Поснова и о. Антоний Ильц) и протестанты, прежде всего из США, помогали верующим в России просто и абсолютно бескорыстно.