Ночь в Кэмп Дэвиде - Флетчер Нибел

Объезжая переход у Мемориэл-бридж, Джим взглянул в зеркальце на ветровом стекле и заметил следовавший за ним серый «седан». «Седан» этот ничем не отличался от сотен других таких же, но что-то в нём показалось вдруг сенатору смутно знакомым. Огибая Линкольн Мемориэл, он снова посмотрел в зеркальце. Серый «седан» упрямо следовал за ним. За рулём сидел щеголеватого вида молодой человек в модной серой шляпе с короткими полями. Ну, конечно, теперь Маквейг всё вспомнил. В последние дни он уже много раз видел позади себя серый «седан», но до сих пор этот факт как-то проходил мимо его сознания. Лицо водителя он разглядеть не мог, но наклон головы и шляпа хорошо запечатлелись в памяти. Неужели за ним следят? Не может быть! Перед старинным зданием Морского министерства Маквейг свернул налево и поехал по 17-й улице в направлении к Пенсильвания-авеню. Теперь он уже не спускал глаз с зеркальца, — серый «седан» тоже свернул на 17-ю. Когда Маквейг повернул направо — водитель в модной шляпе повторил манёвр.

Освещённые ярким солнцем, оба автомобиля проехали мимо Белого дома. Чёрт побери, его действительно преследуют!

И вдруг в голове сенатора точно сложились кусочки китайской головоломки, бессмысленные, казалось бы, сочетания составили вдруг разумное целое. Он вспомнил, что в последние дни видел этого молодого человека в модной шляпе с короткими полями несчётное количество раз. Тот с равнодушным лицом стоял рядом с сенатором у прилавка аптеки в Мак-Лине, стоял за ним в очереди в цветочном магазине на Коннектикут-авеню, где Маквейг покупал цветы Марте, был он и в фойе кинотеатра, когда Маквейг водил Чинки на новый фильм. Да, теперь он в этом уверен. И потом, на одном из последних заседаний Сената он тоже видел поблизости это молодое лицо.

Теперь он постоянно переводил взгляд на зеркальце. Серый «седан» всё время следовал за ним, не допуская между ним и собой больше двух машин. Когда Маквейг свернул к подземному гаражу Сената, «седан» быстро проехал дальше, снижая скорость.

Сознание, что он находится под наблюдением неизвестных лиц, возможно агентов ФБР, ещё больше усилило в Маквейге настроение мрачной подавленности. Он понимал, что ему следовало либо возмутиться, либо расхохотаться. Тот факт, что сенатора Соединённых Штатов и кандидата в вице-президенты страны преследуют сыщики из ФБР, действительно, можно было расценивать либо как зловещий, либо как смехотворный. Но Джим не мог стряхнуть мрачное оцепенение, он чувствовал себя слабым и беспомощным, словно он медленно скатывался в бездонную пропасть. Рассеять это уныние не смог даже кипучий рабочий день. Он диктовал письма влиятельным избирателям, толковал с Флипом Карлсоном, ответил на десяток телефонных звонков и принял три группы посетителей, включая депутацию студентов-четверокурсников из Айовы, наполнивших его кабинет свежей, розовощёкой юностью. Произошёл даже один комический инцидент, позволивший ненадолго отвлечься от невесёлых мыслей.

Джессика Байерсон, приторная толстуха, которая уже несколько лет осаждала все приёмные Сената, охваченная твёрдой решимостью заставить Конгресс признать белую хризантему национальной эмблемой страны, ловко проскользнула мимо служащих в приёмной и без доклада впорхнула в святая святых — в кабинет сенатора. При виде её он так и подпрыгнул, ибо миссис Байерсон, или «бабуся», как прозвали её в Сенате, прославилась именно такими неожиданными налётами на государственных деятелей. Он выпроводил её в коридор, схватив дородную даму за оба локтя и подталкивая её впереди себя, как тяжело нагруженную телегу. Закрывая за ней дверь, он услышал астматический протестующий хрип. Но даже эта интерлюдия, потребовавшая от него истинного мужества, не могла прогнать мрачного настроения Маквейга. Мысль о том, что за ним следят сыщики-профессионалы, не выходила из головы.

Когда прозвенел звонок на заседание Сената, он устало направился к вагончику подземки, то и дело настороженно оглядываясь по сторонам. Сидя за столом в сенатской комиссии, он никак не мог сосредоточиться на разбираемом вопросе, хотя речь шла о политике повышения оборонспособности США — тема, близко его касавшаяся. Вместо того чтобы слушать дебаты, он оглядывал галереи, всматривался в лица… Маквейг понимал, что бесполезно жаловаться на то, что за ним следят, или, по выражению детективных романов, «висят у него на хвосте». Кто поверит ему, если он расскажет об этой слежке? Он увидел сидевшего во втором ряду Фреда Одлума. Одлум, хитроумный и сардонический старик лет семидесяти, был старшим сенатором от штата Луизиана, председателем комиссии по ассигнованию законопроектов и вероятно самым влиятельным лицом в Сенате. Допустим, Маквейг захочет разрешить свои сомнения и шепнёт Фреду на ухо, что за ним, за Джимом Маквейгом, ведут слежку. Старый Фред просто смерит его взглядом своих выцветших, но всё ещё зорких ястребиных глаз и посоветует не прикладываться к бутылке, по крайней мере, до вечера.

Маквейг просидел так примерно час, перескакивая мыслями с Кэмп Дэвида на Пата О’Мэлли, а потом на молодых людей в модных шляпах. Вдруг он почувствовал, что за ним кто-то стоит, и, обернувшись, увидел служащего. Тот вручил ему клочок бумаги, на котором стояло: «Немедленно позвоните Брайярвуд, 9-8877. Очень срочно».

Номер телефона Риты. Той самой Риты, которая грозилась вызвать полицию и корреспондента Ассошиэйтэд пресс, если Маквейг когда-нибудь посмеет снова позвонить ей. Теперь она сама хочет говорить с ним. Он вышел из зала и, не решаясь звонить из гардероба демократического крыла Сената, позвонил из платного автомата в коридоре.

— Мне немедленно надо тебя видеть, — сказала она. В первое мгновение он даже не узнал её голоса — резкого, не терпящего возражений.

— Сейчас идёт заседание Сената, Рита. Боюсь, что сегодня мы задержимся.

— Дело неотложное. Тебе лучше приехать сейчас же.

— Почему ты дома в такое время дня?

— Я неважно себя чувствую. — Голос был безразличный, она явно не искала его сочувствия. — Случилось нечто отвратительное, Джим, и это касается нас обоих. Я не могу говорить об этом по телефону.

Маквейга как громом поразило. Господи, да она беременна. Ладони его мгновенно вспотели, ноги ослабли.

— Вообще-то я должен следить за дебатами, но я приеду сразу, как только удастся.

— О’кэй. — Она бросила трубку, даже не попрощавшись.

Был уже четвёртый час дня, когда Маквейг быстро поднялся по ступенькам дома на Оу-стрит, поставив свой автомобиль на новом месте, около Джорджтаунского университета. Отъехав от здания Сената, он опять увидел серый «седая» и твёрдо решил во что бы то ни стало от него отделаться. Он двинулся по центральному шоссе на Балтимору, быстро проехал по кругу и устремился в обратном направлении, сделав несколько крутых поворотов в жилом районе самой северной части города, довольно далеко от Джорджтауна. Три квартала, которые ему пришлось пройти от места стоянки до дома Риты, показались ему десятью милями, но, к своему облегчению, он больше не увидел позади себя молодого человека в модной шляпе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});