Пятьдесят лет в Российском императорском флоте - Генрих Цывинский

Гон-Конг, как военный порт и главная база английского флота на Дальнем Востоке, не имеет значения торгового экспорта китайских произведений, но в нем в изобилии имеются товары Востока, на которые так падки европейские туристы; здесь по дешевой цене можно приобретать манильские сигары, китайские и японские шелка, изделия из слоновой кости и черного дерева, фарфоровые и бронзовые вазы, сервизы, японский лак и все вообще художественные произведения японского и китайского искусства. Путешествующие на Дальний Восток европейцы находят здесь все в изобилии и могут, не заходя в китайские и японские порты, приобрести все, что им угодно. Наши офицеры, побывавшие уже на Востоке, воздерживаются от покупок в Китае и Японии, приберегая деньги для Гон-Конга, где накупают сразу все для подарков в Россию.

Наследник из Гон-Конга отправился со свитою на зафрахтованном пароходе в Кантон, где он провел несколько дней для ознакомления с жизнью и характером Китая в самом его центре. Это входило в программу его образовательного путешествия.

В конце марта отряд наш ушел из Гон-Конга в Японию. На этом пути зашел на рейд «Sedles islands», где мы, большие суда, за невозможностью войти в Шанхай (как глубоко сидящие) остались на якоре ждать, пока Наследник вернется из Шанхая, куда он отправился на добровольце «Петербург». Дня через три он вернулся, и мы всем отрядом отправились в Нагасаки. Пробывши около полугода в жарких странах на этом пути, мы почувствовали здесь резкий холод и переоделись в сукно, хотя термометр в тени показывал 16–17° по Реомюру.

НАГАСАКИ

В Вербное воскресенье 1891 г., утром, отряд наш вошел на знакомый нам всем Нагасакский рейд. На рейде стоит еще утренний туман, но яркое весеннее солнце уже поднялось над вершинами гор. Воздух пропитан пряным, особым японским запахом, напоминающим Иносу и прически мусумэ’шек. Японская весна — лучшее здесь время года — в полном разгаре: по склонам окружающих бухту гор зеленеют сосны, бамбук и целые рощи миндальных деревьев, усеянных сплошь розовыми цветами. Отряд еще на ходу, но по зеркальной поверхности бухты уже скользят к нему от берегов легкие японские фунэ с почтой, поставщиками, фруктами, сигарами, рекламами от магазинов и проч. На шлюпках уже виднеются знакомые нам лица: Бенгоро-сана, Иозака-сана, Иемото, Цанитара с товарами и изделиями японского искусства. Отсалютовали нации, и к «Азову» потянулись катера с русским посольством, генеральным консулом, японскими властями и вельботы с офицерами стоящих на рейде иностранных судов, чтобы приветствовать с приходом.

Японский флот в то время еще и не мечтал о морском могуществе и состоял из старых рангоутных судов и нескольких канонерок, вооруженных гладкостенными пушками. Командиры были, за небольшим исключением, американские и английские офицеры. Армия японская еще только создавалась по германскому образцу с инструкторами-немцами. Кавалерия почти не существовала за неимением в Японии собственных лошадей. Лошади были только священные, по одной при каждом храме. Они стояли в решетчатых будках под навесом маленькой крыши и были доступны богомольцам, приносившим им рис и воду. Японцы-буддисты, верующие в бессмертие души и с благоговением относящиеся к памяти предков, весьма равнодушны к внешним церковным обрядам, и потому храмы их всегда пустуют, а бедные лошадки давно околели бы с голоду, если бы бонзы и служители храмов сами о них не заботились.

До Пасхи оставалась только одна неделя. Я выкрасил фрегат от клотика до киля. Рангоут был тщательно выправлен, снасти вытянуты в струнку, и наши офицеры, возвращаясь с берега, с радостью сообщали мне, что нашим рангоутом все издали любуются, и сами они гордились фрегатом, который еще полгода назад, плавая в Средиземном море, считался «замухрыгой». Командир теперь бывал постоянно в хорошем расположении духа, блестящий вид фрегата его радовал, и конфликтов с офицерами у него не было. Ко мне он относился с искренним дружелюбием.

Наследник на Страстной неделе говел и пока по Японии не путешествовал. Но ежедневно он съезжал на берег с молодыми офицерами, делал покупки и раза два посетил Иносу, где ему представлялись наши старые знакомые матроны Ойе-сан и Оматсу-сан; обе они удостоились получить по золотой брошке с сапфирами (надо полагать, «за долголетнюю верную службу мичманам»). Оматсу-сан теперь уже вела скромную жизнь хозяйки ресторана, прокармливая иносинских офицерских жен, а Ойе-сан, сохранившаяся еще хорошо, под брошкою Наследника не прочь была вспомнить свою былую славу, и наши мономаховские новички, мичмана, стали за ней усиленно ухаживать, и один из них с несомненным успехом.

Результатом этого романа, как воображал мичман К-в, был рыженький мальчик, родившийся у Ойе-сан ровно через 9 месяцев, когда мы с фрегатом в следующем году зашли опять в Нагасаки. Роды происходили во время нашей стоянки, и наш младший доктор — симпатичный Сергей Егорович С-в был приемным отцом этого мальчика. Роды были трудные, и наша кают-компания или, вернее, товарищи мичмана К-ва искренне ему соболезновали и возили ежечасные донесения с берега о всех эволюциях этого тяжелого процесса.

В конце вторых суток, поздно ночью, мичмана еще не ложились спать и с трепетом ожидали результата событий. Больше всех волновался предполагаемый отец (типичный южанин, смуглый брюнет) мичман К-в, бегавший по кают-компании из угла в угол. Его успокаивали товарищи, предлагая ему по временам коньяк для укрепления нервов. Наконец около 2 часов ночи вернулся с берега доктор С-в, весь красный, в испарине и с сильным запахом карболки, и поздравил К-ва с новорожденным сыном. Вмиг появилось шампанское, захлопали пробки, после поздравления все наконец успокоились и разошлись по каютам спать. Шум хлопающих пробок разбудил и меня; узнавши в чем дело, я, не вставая с койки, поздравил через жалюзи своей каюты молодого отца.

Но этот эпизод вскоре приобрел довольно забавный характер. Оправившись от болезни, шаловливая «старушка» (ей уже около 35-ти лет) Ойе-сан, разглядывая своего рыженького курносого мальчика, признала в нем несомненного сына рыжего лейтенанта, с которым она жила в то время, когда мичман К-в завел с ней случайный роман, и в своем простодушии призналась в этом нашим мичманам. Они не замедлили разгласить об этом в кают-компании и от сконфуженного К-ва потребовали теперь вина как реванш за напрасно выпитое ночью шампанское, и на этот раз веселая молодежь праздновала разжалование К-ва из «отцов» в «кукушки».

Пасха на судах отряда была встречена с подобающим торжеством заутреней. В кают-компании был богато убранный стол с куличами, окороками и всевозможными тортами («таберо»), исполненными японскими кондитерами с отменным искусством. Для команды были заказаны пасхи, куличи и проч. Командиры судов были приглашены Наследником разговляться на «Азов», а я, оставаясь за командира, ночью после заутрени христосовался с командой.

Наследник, приехавший к нам на фрегат христосоваться, поздравил меня с производством в капитаны 2 ранга («за отличие»); об этом была получена телеграмма из Петербурга от Морского министерства. Меня это очень обрадовало и подбодрило. Для производства «по линии» моя очередь подошла бы только через два года, так как в то время лейтенанты сидели по 12 лет в чине. Для нашего командира это было тоже сюрпризом; очевидно, представление шло или от адмирала Бассаргина (от имени Наследника), или, что еще вероятнее, со стороны Начальника Главного Морского Штаба адмирала П.П. Тыртова, которому командир «Азова» Н.Н. Ломен сообщал в письмах о всех условиях нашей службы на «Мономахе».

В воскресенье наши суда и стоявшие на рейде иностранцы расцветились флагами, а с японских судов пускали «дневной фейерверк», состоящий в том, что каждая ракета в конце своего полета выбрасывала в воздух различные фигуры из тонкой бумаги: русский флаг, модель корабля, матрос, двуглавый орел и проч.; эти фигуры, раскрывшись парашютами, медленно плыли в воздухе и уносились ветром в море.

Из Токио прибыл министр двора и привез от Микадо ордена для Наследника и офицеров нашего отряда. Я получил орден Восходящего Солнца 3-й степени. Спустя несколько времени, после покушения в Киото на Наследника, Микадо засыпал нас орденами, и я тогда получил еще орден «Священного сокровища» офицерской степени.

В конце пасхальной недели наш отряд вышел с целью обойти главнейшие порты Японии и закончить Иокогамой, где Микадо ожидал Наследника. Со времени последнего политического переворота в 1871 г., т. е. образования цельной Японской Империи, Сацумский князь — единственный из бывших удельных князей — и до сего времени сохранил свою автономию. В Кагосиму отряд пришел в тот же день около 4 часов дня. Это просторная, совершенно закрытая бухта, на западном берегу ее, на высоком обрывистом утесе, расположен древний город — столица Сацумского княжества. Черные густые облака, висевшие над городом, скрывали его от глаз, лишь изредка показывались некоторые крупнейшие из храмов или остроконечные башни характерного стиля с семью-восемью крышами, расположенными одна над другой. Кагосима есть как бы центр или узел вечно бурлящих подземных сил японского архипелага. Здесь землетрясения — обычные явления; очертания берегов, морское дно и окрестные горы с частыми вулканами постоянно меняют свои контуры. За два дня нашей стоянки мы неба не видели; над головою висели черные тучи, воздух пропитан удушливыми газами, на ближайших вулканах и по небу беспрерывно сверкали молния или зарница.