Где Бог когда я страдаю? - Филип Янси

Почему? Почему Бог выделяет бедных и угнетенных? Почему именно они удостаиваются Его особого внимания? Чем слабые заслужили такую честь?

Как–то мне попался на глаза перечень «плюсов» бедности, который составила католическая монахиня Моника Хельвиг. Ее размышления заставили меня задуматься. Я дополнил ее перечень, расширил его — теперь он относится ко всем тем, кто страдает, а не только к терпящим нужду.

1. Перед страданием все равны. Любого человека оно может подвести к пониманию необходимости покаяния.

2. Страдальцы видят, что зависят от Бога и от здоровых людей, но помимо этого поддерживают друг друга.

3. Страждущие не слишком полагаются на материальные блага — ведь они многого лишены, и многое им недоступно. Но они находят опору в людях.

4. Страдания смиряют гордых. Страдалец перестает думать о собственной значимости, он не беспокоится о том, что посторонние вторгнутся в его личную жизнь.

5. Сотрудничество и взаимопомощь имеют для страдающих большее значение, чем для людей благополучных. Страдающие перестают думать о конкуренции.

6. Страдание помогает понять, что является роскошью, а что — необходимостью.

7. Страдание учит терпению. Часто великое терпение рождается из признания своей зависимости.

8. Страдание помогает понять, какие страхи имеют реальную основу, а какие — преувеличены.

9. Для страдающих Евангелие — воистину Благая Весть. Они не видят в Евангелии ни угрозы, ни осуждения. Оно несет им надежду и утешение.

10.Страдальцы откликаются на зов Бога просто и без раздумий — им нечего терять. Они готовы ко всему.

Перечитав этот список, я понял, почему на долю святых всегда впадало так много страданий. Послушание, зависимость, смирение, простота, взаимопомощь, преданность — все эти качества имеют большую ценность для духовной жизни. А живя в комфортных условиях, обрести их трудно.

Я увидел заповеди блаженства в новом свете: нет, это не милостыня, брошенная Иисусом страдальцам. Слова Спасителя перестали быть похожими на лозунги. Они приоткрыли мне удивительные тайны человеческого бытия. Все страждущие — нищие, плачущие, алчущие — воистину блаженны. Но блаженны они не потому, что находятся в жалком состоянии. (Христос не уставал исцелять, кормить и освобождать людей от их бремени.) Они блаженны, потому что приобрели сокровище — те качества, которых нет у благополучных и независимых людей.

Стремление к независимости, то самое, что в Эдемском саду вскружило голову Адаму и Еве, обернулось губительным грехом, стало магнитом тянуть нас прочь от Бога. Страждущие и нищие имеют большое преимущество — они не способны опираться только на свои силы, и им не нужно напоминать об их слабости. Им нужен источник силы. Люди богатые, успешные, красивые способны прожить свою жизнь за счет собственных ресурсов. Но у тех, кто лишен земных благ, остается возможность в трудные дни воззвать к Богу.

Выходит, что страдающие лучше подготовлены к принятию Божьей благодати. Они нуждаются, они зависимы, они не удовлетворены жизнью — и они способны с радостью принять дар Божьей любви.

Порой бедность и страдание помогают понять всю ценность несамостоятельности: не ощутив и не осознав своей немощи, трудно принять Божью благодать. Апостол Павел писал, как он боролся с «жалом в плоти» — недугом, который так и остался для нас загадкой. Есть самые разные предположения о характере его заболевания: эпилепсия, заболевание глаз, хроническая депрессия, малярия, сексуальные искушения. Я рад, что Павел не уточнил, какой именно немощью он страдал: его размышления относятся к любому из нас, какое бы жало нас ни мучило.

Поначалу Павел не видел смысла в своей немощи. Он не мог принять ее с «великой радостью», просил Бога удалить от него напасть. Болезнь мешала его служению, вселяла в душу сомнения. Он трижды просил Бога об исцелении, и всякий раз его просьба оставалась без ответа. В конце концов Павел понял великую истину: «…довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи» (2 Кор 12:7–10).

«Жало» сослужило Павлу хорошую службу: духовная гордыня, высокомерие, тщеславие намного опаснее, чем немощь физическая. Недуг заставлял Павла полагаться не на свои силы, а на Бога. Осознав это, Павел перестал противиться и принял свое состояние: он больше не просил избавления, а молился, чтобы его страдание принесло добрые плоды.

Апостол пишет коринфянам — любителям мудрствовать, высоко ценившим авторитет и внешние данные человека, — о том, что Бог часто избирает малых, презираемых и слабых, чтобы постыдить мудрых и сильных. Павел понял суть заповедей блаженства: нищета, болезни, скорбь, немощи действительно могут стать благословением, если смиренно обратиться к Богу. «Когда я немощен — тогда силен», — заключает Павел. Чем более слабым ощущает себя человек, тем более надежную и прочную опору он находит в Боге.

Глава 12

Экстремальные ситуации

Я даже в иной нас благословлял судьбу за то, что она послала мне это уединение, без которого не состоялись бы ни этот суд над собой, ни этот строгий пересмотр прежней жизни. И какими надеждами забилось тогда мое сердце! Я думал, я решил, я клялся себе, что уже не будет в моей будущей жизни ни тех ошибок, ни тех падений, которые были прежде.

Ф.М. Достоевский. «Записки из мертвого дома»

За последние годы я прочитал множество свидетельств, авторы которых прошли через концентрационные лагеря. Их записки изумили меня: мне открылись в них крайности жизни, а сама жизнь предстала передо мной в невероятном свете. В лагерях различия между людьми стирались полностью. Все были в одинаковых одеждах, одинаково острижены. Не было имен — их заменяли номера. Для всех — единый распорядок дня. Классовые различия? Их не было. За колючей проволокой люди вернулись в первобытное неразвитое общество.

В руках умелых специалистов–садистов лагеря превратились в лаборатории страдания. Как говорил писатель Теренс де Пре, задача лагеря — «низвести заключенных до уровня бессмысленных тварей с предсказуемым поведением, которых можно полностью контролировать. Лагеря — яркое подобие скиннеровской камеры[22]. Закрытое, полностью контролируемое сообщество, в определенном смысле особый мир, в котором боль и смерть — отрицательные стимулы, а пища и жизнь — положительные. Эти стимулы воздействуют на человека в течение двадцати четырех часов в сутки, ибо затрагивают самые насущные его потребности».

И все же бывшие узники концлагерей Бруно Беттельхейм, Виктор Франкл, Эли Визель, Примо Леви, Симон Визенталь, Александр Солженицын и многие другие свидетельствуют об ином. О том, что великий бихевиористский[23] эксперимент провалился. Лишенные человеческого достоинства, эти свидетели, тем не менее, смогли не только сохранить свою человеческую сущность, но сами превратились в голос разума и совести. Взять хотя бы Солженицына. Реабилитированный писатель столь мощно выступил в защиту справедливости, что был изгнан из страны, успев, однако, практически в одиночку развенчать миф о сталинизме.

Если вы попадете на встречу евреев, переживших холокост, то не увидите сломленных, бесполезных, зомбированных существ. Перед вами предстанут активные члены общества — политики, врачи, юристы. Дети, выросшие при режимах, являвших собой воплощенное зло, теперь служат нам примером благородства, мужества и милосердия.

Опыт этих людей свидетельствует об одном: даже нечеловеческие страдания способны принести благие плоды. Бруно Беттельхейм делает вывод о жизни в лагерях: «Наш опыт не стал доказательством бессмысленности жизни. Мы не скатились до мысли, что мир — не что иное, как бордель. Мы не пришли к выводу, что следует жить, руководствуясь похотям плоти, и забыть о своих корнях. Нет, мы поняли, что жизнь, какой бы жалкой она ни была, — это ценность. Жизнь не такова, какой нам пытались представить ее в лагере. Жизнь в концлагере и за его пределами отличаются друг от друга, как ночь и день, как ад и спасение, как смерть и жизнь. Мы постигли, что в жизни есть смысл. Его непросто найти, но оказалось, что смысл этот глубже, чем мы могли себе представить до того, как побывали в лагере».

Георгий Мангакис, которого военная хунта Греции после пыток приговорила к восемнадцати годам заключения, жалел не себя, а своих мучителей:

«Я познал, что значит быть жертвой. Я смотрел в лицо своему истязателю — оно было страшнее, чем мое, кровоточащее и багровое от побоев. Его лицо было перекошено злобой — в нем не было ничего человеческого…

В этом противостоянии я был счастливее своего мучителя. Не я унижал, а меня унижали. Пусть я был избитым и страдающим, но мое нутро оставалось человеческим. А тем, кто издевался над заключенными, приходилось прежде подавить в себе все человеческое. Что из того, что они, одетые в форму, разгуливают с напыщенным видом, упиваясь собственной властью? Да, они считают, что боль, отчаяние, недостаток сна и еды — их орудия, которые позволяют им властвовать над другими. Но их торжество — не что иное, как деградация человека. Полная деградация. Мои мучения им дорого обошлись.