Приключения моряка Паганеля. Завещание Верманда Варда - Владимир Гораль

В продолжении всего этого торжественного монолога я чувствовал себя словно Алиса в Стране чудес, которую на званом обеде у королевы знакомят с пудингом.

Вдоволь налюбовавшись благородными трофеями победоносного вермахта (плодами разгрома Франции в мае-июне 1940 года). Бронислав Устиныч изрёк:„Сей королевский напиток заслуживает старинного хрусталя, однако в отсутствие графини граф, по слухам, музицировал для горничных. Да не сочтут меня духи этого места презренным плебеем“.По окончании этой витиеватой тирады боцман, жестом поручика Ржевского ловко откупорил бутылку Курвуазье. Вначале был сбит сургуч, а затем одним ударом ладони о дно выбита на две трети пробка из горлышка. После этого мощного действа наш морской гусар достал свою объёмистою титановую флягу, подарок приятеля, трудившегося недалеко от Мурманска на судоремонтной верфи Северного флота. Подпольное производство фляжек, штопоров для вина, а так же других сувениров из стратегического титана на оборонных объектах ВМФ происходило в массовом порядке. Откупорив коньяк, Устиныч перелил большую часть благородного напитка во флягу. Во влажном солёном воздухе воздухе морского грота разлился дивный изысканный аромат – гордость прекрасной Франции. Последнее обстоятельство видимо, каким-то образом усовестило нашего героя и боцман намеревавшийся было глотнуть коньяк из горла, словно портвейн в подъезде, крякнув произнёс:„Нет, не гоже так-то. Погоди- ка, Паганюха“ – и стал копаться в ящике с коньяком.

„Ну!“ – торжествующе воскликнул он через минуту».Сюрпризы не иссякают! Я же фрицев изучил, как поп писание. Думаю, быть не может, чтобы такой богатый подарок, да не укомплектован на все сто. Гляди. И он жестом фокусника, развернув ладонь, показал стопку из шести, вставленных друг в друга 50- граммовых стаканчиков, изготовленных из какого-то серебристого металла, похожего на алюминий. Усатый сноровисто наполнил из бутылки две коньячных стопки.

– «Давай-ка, малой. Не пьянства ради, а пользы для. Как говорят студенты-медики, употребляя в сырую погоду:„Чтоб носоглотка за нас не краснела“.Залпом не пей, не водка. Оцени букет. Ты таких королевских нектаров не пил и вряд ли когда ещё выпьешь». – произнес он скороговоркой и залпом, игнорируя собственное ценное указание, выпил. Я последовал его примеру, коньяк был крепок и великолепно ароматен. В озябшем желудке поселилось приятное тепло и неторопливо стало растекаться по всему телу. Я взял в руки почти пустую бутылку и взглянул на год выпуска -1925.

«Так что, этому Курвуазье на сегодняшний день 55 лет?» – осведомился я у своего всезнающего приятеля. «Ни разу не правда» – ответствовал бывалый Устиныч. «Смотри, Паганюха. Тут написано – произведён в 1925, разлит в 1940, значит возраст его 15 лет и таким и останется, поскольку коньяк стареет(выдерживается) только в дубовой бочке, а будучи разлит по бутылкам он только хранится десятки лет, может больше. Если бы при выдержке или изготовлении произошло малейшее нарушение рецептуры, то коньяк этот мог выйти в уксус(прокиснуть) лет через 15 после разлития, согласно возрасту. Вот такая алхимия. И ещё, смотри фокус».

Боцман заткнул пробкой бутылку и перевернул её вверх дном, включил зажигалку занёс её за бутылку, как бы просвечивая посудину. Остатки элитного алкоголя собрались в центре донышка в большую вязкую каплю, которая секунд пять повисела, а затем тяжело плюхнулась вниз.

«Если бы это было пойло, то оно по простецки растеклось бы по стенкам бутылки, но вот эта самая капля говорит о правильности напитка. Или вот ещё фокус-покус». Он прижал большой палец к стенке бутылки, наклонил её так, чтобы остатки коньяка закрыли контур пальца и подсветил всё это зажигалкой. Отчетливо проступили сквозь стекло и жидкость папиллярные завитки боцмановского пальца. «И это то же признак породы» – пояснил наш корабельный знаток прекрасного.

Я взглянул на происходящее с некоторой отстранённостью. Огонёк зажигалки подсвечивал через тёмное стекло бутылки жидкий янтарь благородного алкоголя. Цветные лёгкие блики в полумраке мягко освещали грубоватое с крупными чертами, колоритное лицо старого моряка. Оно в этот момент было вдохновенно-живописным. Если бы я был художником, то написал бы холст, естественно маслом. Назвал бы я эту великую картину просто и не витиевато – «Боцман и коньяк»

Глава 19. «От фитиля к электростанции»

Остатков Курвуазье хватило ещё на пару неполных стопок. Я хотел было отказаться в пользу старшего, однако боцман пресёк мое поползновение, заявив, что совместное распитие драгоценного нектара не поездка в переполненном трамвае, где проявление почтения к ветерану было бы более уместно. Впрочем надо отдать ему должное – прикасаться к заветной титановой фляге с целью «продолжения банкета» Устиныч тоже не собирался.

Несколько смущаясь, боцман осведомился: «Видишь ли, Вальдамир. Разумеется, как честный советский моряк я должен был бы объявить о нашем трофее начальству. Однако какую пользу это принесёт и кому? Владлен в лучшем случае воспользуется этими дарами фортуны сам и поделится с друзьями. Скорее же всего, как бы приобщит к своим хитрым вещественным доказательствам, что бы, не будь дурак, как-то порадовать уже своё начальство, закатись оно за брашпиль. Скажи честно, ты получишь удовольствие от того, что какой-то пузатый хрен вылакает наш с тобой трофей с другими такими же чиновными пупсами в ведомственной сауне с голыми секретутками?» Я живо представил себе все непотребства начальственного разврата и чуть не задохнулся в праведном гневе. «Значит вопросов нет!» – констатировал Друзь.

С этими словами боцман легко подхватил под мышку немаленький короб с «фрицевскими дарами» и решительно направился с зажжённой зажигалкой в темноту туннеля. Разумеется я, как верный и слегка поддатый друг человека, не виляя хвостом лишь по причине отсутствия последнего, последовал за ним. Звуки наших шагов гулко отдавались во мгле, отражаясь от каменных сводов мрачного коридора, ведущего в неизвестность(видимо даже небольшая доза французского элитного алкоголя заставляет выражать мысли литературными штампами а-ля Ги де Мопассан плюс оба Дюма в одном, пардон, флаконе)

Под ногами едва заметно поблёскивали свежеопробованные капитаном Дураченко рельсы узкоколейки. Впрочем долго и далеко уйти нам не удалось бы, поскольку зажигалка не факел. Неожиданно справа что-то блеснуло, а скорее сверкнуло белой короткой вспышкой. Устиныч достал вощеную обёрточную бумагу из ящика и соорудив из неё подобие фитиля, поджёг его гаснущей уже зажигалкой. В сплошной скальной стене тоннеля показался узкий не более метра в ширину и едва ли полтора в высоту проход. Его крест накрест заграждала уже знакомая нам светоотражающая лента-страшилка с предостерегающей надписью по английски и хищно-зелёными фосфоресцирующими в темноте мило-улыбчивыми черепами.