Дело Рихарда Зорге - Ф. Дикин

Сам Мияги стал коммунистом лишь два года спустя, в 1929 году, но его обращение в новую веру произошло, по его собственному признанию, не столько благодаря прочитанным им книгам или влиянию друзей, сколько из-за обиды «на бесчеловечную дискриминацию, практикуемую в отношении азиатской расы» в Соединенных Штатах. Но даже на этой стадии он не вступал непосредственно в коммунистическую партию, а вместе с Ямаки Чийо и миссис Китабаяси стал членом сочувствовавшей коммунистам организации, а именно Общества пролетарского искусства, основанного в 1929 году. Мияги выпускал крошечный собственный журнал и читал членам общества лекции по истории изящных искусств. Все это время, как и раньше, он часто болел.

Лишь под влиянием коминтерновского агента Яно Дутому Мияги, наконец, по-настоящему вступил в партию. Яно, работавший где-то в районе Нью-Йорка до приезда в Калифорнию, в 1930 году побывал в Москве. Потом вернулся в Америку, где вскоре и познакомился с Мияги. Случилось это в конце 1930 года. Они общались несколько месяцев, и осенью 1931 года Яно удалось убедить Мияги вступить в партию.

Мияги говорит, что поначалу он отказывался на том основании, что его прежняя жизнь давала ему уважительную причину для отказа. Неясно, однако, что он подразумевал под этим. Или он имел в виду свое нездоровье, или остатки предубеждения, которое он по-прежнему испытывал в отношении марксизма-ленинизма? Но, так или иначе, Яно удалось преодолеть сопротивление Мияги, убедив его в том, что членство в партии будет способствовать «усилению» его активности.

«Тогда я согласился вступить и получил партийную кличку «Джо». Поскольку я не отличался крепким здоровьем, меня освободили от необходимости посещать партийные собрания, как и от многих других обязанностей. Моей главной задачей было изучать положение японских сельскохозяйственных рабочих и анализировать китайские проблемы».

Его освободили также и от необходимости писать письменное заявление с просьбой о приеме в Коммунистическую партию Соединенных Штатов, но его кличка «Джо» была зарегистрирована Яно в Коминтерне в Москве, поскольку Яно «поддерживал прямые связи с Коминтерном как парторганизатор, работающий в Соединенных Штатах».

Менее чем через год Яно познакомил Мияги с белым американцем, который, очевидно, был человеком, так или иначе связанным с Коминтерном. Незнакомец попросил Мияги поехать в Японию. «Примерно на месяц, — сказал он Мияги, — потому что вы человек наш», — имея в виду, что Мияги член американской, а не японской компартии. Дальнейшие инструкции он должен был получить в Лос-Анджелесе от человека, известного Мияги по имени Рой.

Похоже, что Мияги согласился на это предложение или приказ и встретился с Роем, однако больше он ничего не стал предпринимать. Он «продолжал», как писал сам Мияги, «помогать забастовщикам и искать подходящие темы для рисунков», хотя Рой неоднократно и настойчиво просил его отправиться в Японию.

И вот в один из сентябрьских дней 1933 года Рой и Яно вместе явились к Мияги и сказали, что он должен отправиться в путь без дальнейший проволочек. Он должен поехать в Токио, где его ждет дело, однако в Японии ему придется провести не более месяца.

Когда в октябре Мияги, наконец, готов был отплыть из Соединенных Штатов в Японию, Рой велел ему вернуться самое позднее через три месяца. Поэтому Мияги отправился в путь налегке, оставив все свое личное имущество в Америке. Рой дал ему двести долларов на расходы и, кроме того, — однодолларовую банкноту. «Следи за объявлениями в рекламном вестнике «Japan Advertiser», — сказал он Мияги и далее объяснил, как следует Мияги установить контакт с нужными людьми в Токио посредством сравнения долларовых купюр с совершенно одинаковыми номерами.

Белых пятен в этой истории масса. Кто был тем аппаратчиком, американцем или европейцем, который приходил к Мияги вместе с Яно осенью 1932 года? Кто такой Рой? Кем на самом деле был Яно? Почему именно Мияги выбрали в качестве японского помощника Зорге?

И если на первый вопрос ответить невозможно, то и второй практически ставит в тупик. Однако известно, что у Мияги в Лос-Анджелесе был двоюродный брат по имени Мияги Йосабуро, член компартии, пользовавшийся в своих делах именем «Рой». Непосредственно в протоколе следствия имя Йосабуро не появляется, но в показаниях о «коммунистической партии», написанных Мияги по предложению следователя, Йосабуро уже появляется в списке тех, кто был арестован «карающей дланью американских властей» во время партийного коммунистического съезда в Лонг-Бич, штат Калифорния.

Эти аресты имели место в январе 1932 года. Среди обвиняемых, однако, не было американских граждан, а только японские, ибо собрание это считалось незаконным для иностранцев, выступавших за свержение американских государственных институтов. Более того, другие источники не подтверждают данных, что Мияги Йосабуро находился среди тех, кого арестовали и обвинили в незаконной деятельности.

В своих показаниях Мияги упоминает о Рое как об «американском коммунисте». Если Йосабуро был «нисеи» — японским эмигрантом во втором поколении, имевшим американское гражданство и если допустить, что он и Рой — одно и то же лицо, то тогда описание Мияги Роя как «американского коммуниста» формально правильно. Но если у Йосабуро было американское гражданство, едва ли его могли арестовать вместе о другими на Лонг-Бич, поскольку американский гражданин имел право состоять в коммунистической партии и ничего незаконного в этом не было. С другой стороны, Йосабуро могли арестовать, а потом освободить, не предъявив ему никакого обвинения. Этим и можно объяснить появление его имени в списке Мияги.

Все эти выводы — не более, чем предположения, насколько это касается установления личности Роя. Но есть и еще один небольшой ключ в разгадке. Мияги сообщил следователям, что уже после того, как он покинул Америку, он узнал от миссис Китабаяси, что Рой часто заходил к ним в Дом в Лос-Анджелесе, интересуясь новостями от Мияги из Японии. Это дает все основания предположить, что Рой был японцем и столь личные отношения характерны скорее для Родственников или друзей, нежели для деловых партнеров или политических единомышленников. Тогда скорее всего Рой действительно был двоюродным братом Мияги, который был убедительно неискренним, когда говорил следователю, что Рой был членом партии в Лос-Анджелесе, которого он в течение некоторого времени знал лично.

Что до Яно, все, что нам известно, — это то, что он приехал из Нью-Йорка и с начала двадцатых годов работал на коммунистическую партию Америки, возможно, в одно время с таинственным Кито Гиничи, агентом, который помог познакомить Одзаки и Зорге в Шанхае. У него был, по крайней мере, один псевдоним (Такеда), и похоже, что он был важной фигурой в партийных кругах на национальном уровне. По словам Мияги, «Яно приехал в Сан-Франциско из Нью-Йорка, из штаб-квартиры партии, чтобы в Калифорнии действовать как организатор». Это, как говорит Мияги, произошло в конце 1929 года, сразу после ареста четырех ведущих японских коммунистов в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе. Очевидно, Яно несколько раз бывал в Калифорнии до 1929 года, поскольку, оказывается, что он был среди тех, кого Мияги включил в список как членов дискуссионной группы «Сова», слушавших лекции «Фистера» и «Харриса» о марксизме.

Очень заманчиво поверить, что во время пребывания в Москве в 1929 году Яно поощрили завербовать в Соединенных Штатах подходящего японца для подпольной работы. Конечно, его положение в партии в Калифорнии не пострадало бы из-за пребывания в Советском Союзе. Мы можем с некоторой долей вероятности догадываться, что именно Яно и выбрал Мияги как надежного активиста для будущей работы в Японии, и само вступление Мияги в Американскую коммунистическую партию в 1931 году может быть точнее интерпретировано как его вербовка под давлением Яно в руководимый Москвой аппарат. Постольку, как мы видели, Мияги не просили написать письменное заявление о приеме в партию, Яно завершил все дело, зарегистрировав Мияги под именем «Джо» в штаб-квартире Коминтерна.

У Яно была масса времени, чтобы еще до осени 1931 года изучить характер Мияги и его привычки. В конце концов он знал Мияги еще по ресторану «Сова». Таким образом, это скорее похоже на то, как если бы Яно — или те, кто его инструктировал, — держали Мияги в качестве «сони» или пассивного агента для каких-то неопределенных знаний в будущем — по крайней мере, до второй половины 1932 года, когда Мияги было впервые сказано, что он должен отправиться в Японию. Если Мияги «был освобожден от партийных собраний и другой партийной деятельности, обязательной для члена партии», это можно было объяснить не только как признание его слабого здоровья, но также желанием удостовериться в том, что он не привлек к себе внимания японских консульских властей. Последние были известны своей ненавистью к японским радикалам на Тихоокеанском побережье[61]. Мияги как агент был бы скомпрометирован в Японии о самого начала, попади он в «черный список» японского консульства Лос-Анджелеса, поскольку в случае его поездки в Японию эта информация непременно была бы передана токийским властям.