Закат Америки. Уже скоро - Чарльз А. Капхен

Принципиальнейшая ошибка Фридмана заключается не в том, что он убеждает нас в преимуществах глобализации, а в его уверенности, будто «всеобъемлющая международная система», которую он описывает, и есть новый мир будущего, а не кратковременная, переходная фаза на пути к некой иной, пока еще не проявившейся альтернативе. Фридман — газетный репортер, поэтому он пишет о том, что видит и слышит. Но если выглянуть за рамки его репортажей, если рассмотреть его благодушный взгляд на глобализацию в исторической перспективе — фридмановская карта мира немедленно распадется на части.

Фридман далеко не первый ошибочно принимает временное процветание и обусловленную им стабильность за устойчивый, продолжительный мир. Еще в 1792 году публицист Томас Пэйн писал: «Если позволить коммерции развиваться до известных только ей пределов, она искоренила бы войну как таковую».[126] Джон Стюарт Милль в 1848 году отважился предположить, что «грандиозные масштабы и быстрое увеличение объема международной торговли являются основной гарантией мира на земном шаре».[127] Пожалуй, самый известный оптимист среди экономистов — Норман Энджелл, причем своей известностью он обязан во многом своим неудачным пророчествам. В 1910 году Энджелл опубликовал книгу «Великая иллюзия», в которой утверждал, что война между великими государствами становится нерациональной из-за «полной экономической бесполезности завоеваний». По Энджеллу, в мире действует экономическая взаимозависимость, «в степени, какой еще не знала история», и ее возникновению способствовали «быстрота почты, моментальное распространение финансовой и коммерческой информации с помощью телеграфа и в целом стремительное развитие средств коммуникации».[128] Книга Энджелла вышла, напомним, в 1910 году, а к лету 1914 года Европа оказалась в тисках Первой мировой войны.

Исторический опыт — не единственная причина заподозрить оптимизм Фридмана в той же иллюзорности, которая была свойственна теориям Пэйна, Милля и Энджелла. Многие факты подтверждают, что мировая экономика не настолько стабильна, как может показаться. Американский фондовый рынок, без сомнения, демонстрировал на протяжении 1990-х годов впечатляющий рост. Даже учитывая спад, начавшийся в конце 2000 года, последнее десятилетие оказалось беспрецедентно успешным с точки зрения рынка. Однако рыночный рост свидетельствует скорее о нестабильности рынка и неумеренности игроков, чем об экономическом благополучии и о героизме и компетентности политиков и сообщества инвесторов. Несмотря на очевидность существенного пре вышения ценами на акции их номинальной стоимости, в рынок продолжали вливаться средства. Вопреки урокам 1929 года, в целях получения спекулятивных прибылей снова была допущена покупка ценных бумаг с оплатой части стоимости за счет кредита.

Благодаря Алану Гринспену, главе Федеральной резервной системы, и «запасу прочности» американской экономики, опасный рост сменился плавным регулируемым снижением, а не неконтролируемой паникой. Даже крупный сброс акций, вызванный террористическими атаками в сентябре 2001 года, произошел упорядоченно. Тем не менее бурные 1990-е годы, невзирая на сиюминутный оптимизм, поставили американскую экономику в очень уязвимое положение, фактически — на грань биржевого краха. Более того, азиатский финансовый кризис 1997–1998 годов имел широкомасштабные последствия и дал ясно понять, что глобализация, хотя и служит время от времени источником общего процветания, может выполнять роль распространителя экономического шока. Благодаря международной экономике, выступившей в качестве проводника, финансовый кризис, разразившийся в Малайзии, Таиланде и Индонезии — трех странах, которые являются второстепенными игроками на международном рынке и находятся за тысячи миль от важнейших деловых центров, — распространился по земному шару и едва не обернулся крахом мировой финансовой системы.

Даже если Америка избежит затяжной рецессии, а эффективное управление международной экономикой предотвратит распространение очередного финансового кризиса, который будет охватывать страну за страной, глобализация вряд ли является панацеей. Взаимозависимость, которую она порождает, не только не гарантирует мира и процветания, но также может служить источником уязвимости и провоцировать стратегическое соперничество. В конце концов Япония заявила свои права на региональную гегемонию в 1930-х годах во многом ради того, чтобы обрести самостоятельность и самодостаточность и покончить с зависимостью от импорта стали и нефти. Более того, глобализация может принести благосостояние во многие регионы, но она также увеличивает экономическое неравенство как внутри стран, так и между ними, — этот побочный эффект глобализации выливается в антиамериканские настроения и подталкивает экстремистские группировки к насилию по отношению к американским граждан и к США как таковым. Возвышение Европы как нового экономического центра драматическим образом отражается на характере глобализации. Америка продолжает формировать мировую экономику и руководить ею так, как считает нужным. Но в Вашингтоне сознают, что американское влияние постепенно уменьшается, перераспределяется в пользу Европы, и, безусловно, в Азии; стабильность, присущая кораблю с одним капитаном у руля, может смениться глобальной экономикой, утратившей представление о правильном курсе.

С учетом этих обстоятельств реалистический подход к глобализации предусматривает два сценария развития событий, и оба они отвергают устаревшую карту мира «по Фридману». Первый сценарий предполагает, что мировую экономику охватит тотальный кризис, который будет распространяться по тем же оптоволоконным каналам, через те же спутники и торговые площадки, которые обеспечили бурный экономический рост 1990-х годов. Второй сценарий рассматривает ситуацию с устойчивым, исправно функционирующим мировым рынком, при котором экономический рост и его политические последствия устранят самые обстоятельства, обусловливающие благотворное влияние глобализации.

Опасности спекулятивных операций

На оценку здоровья американской экономики понятным образом влияет экономическое развитие страны. И оценки эти — дело настроения. Во время кризисов аналитики, кажется, ищут проявления болезни в каждом факте. На подъеме же экономика подпитывается исключительно хорошими новостями. Унылые 1980-е годы, например, породили озабоченность проблемами трудно управляемой американской экономики, зато впечатляющий рост 1990-х годов возродил почти утраченное доверие к экономике США. Одна за другой появлялись книги, предрекавшие, что индекс Dow Jones воспарит на новые высоты. При этом сыпались предсказания, что электронный век наконец покончит с присущими веку индустриальному подъемами и спадами в экономике.

Такой оптимизм в сочетании с внушительным экономическим ростом, продолжавшимся из года в год, породил значительный подъем американского фондового рынка. 29 декабря 1989 года индекс Dow Jones приблизился к отметке 2753 пункта, а индекс Nasdaq к 454 пунктам. К 31 декабря 1999 года индекс Dow Jones поднялся более чем на 300 %, до 11 497 пунктов, а индекс Nasdaq повысился почти на 800 %, до 4069 пунктов. Соблазненные вполне реальными перспективами существенных прибылей, американцы дружно принялись вкладывать сбережения в акции. К концу десятилетия около половины американских семей владели акциями, которые составляли более 40 % имущества средней семьи. По оценкам Федеральной резервной комиссии американцы к концу 1999 года вложили в акции 13,3 триллиона долларов, что на 26 % больше по сравнению с предыдущим годом.[129] В начале 1980-х годов в стране существовало около 6 миллионов счетов, открытых во взаимных фондах. К 1998 году их насчитывалось почти 120 миллионов, т. е. почти два счета на каждую американскую семью.[130] Широкое распространение пенсионного плана 401(к) и решение многих служащих инвестировать средства в акции, а не в инструменты фиксированного дохода, способствовало росту рынка. В итоге оказался запущен сам себя поддерживающий цикл. Инвесторы скупали акции и поднимали цены, поощряя других доверять рынку и вкладывать в него деньги.

Несмотря на кажущееся изобилие, рынок конца 1990-х годов начал сильно напоминать рынок конца 1920-х годов. «Здоровое» увеличение цен на акции, бесспорно, оправдывалось стабильным экономическим ростом последнего десятилетия. Возрастали корпоративные доходы, прибыль и производительность, что также повышало стоимость акций. Однако фондовый рынок рос быстрее, чем экономика в целом, и цены на акции многих компаний повышались еще быстрее, чем росли их доходы. С точки зрения исторического опыта соотношение «цена — доход» дало серьезный крен; миллионы американцев покупали акции компаний по ценам намного выше их номинальной стоимости.