Воспоминания душегуба: Друг (СИ) - Ставров И. В.

— Ага…

В такие редкие разговоры мы напоминали двух сладкоречивых гиен, что хотят вцепиться друг другу в глотки, но вынуждены ждать подходящего момента, переглядываясь друг с другом. Мы оба понимали, что врём друг другу, и часто встречались взглядами, пытаясь что-то в них отыскать. Наверное, правду.

Покрутив в руках нож для разделки рыбы, я скосил взгляд на Захара. Он о чём-то задумался, не моргая, глядя на лунку, из которой торчали еловые ветки. «Я очищу тебя не колеблясь, если ты начнёшь меня в чём-либо подозревать», — пообещал я в пустоту.

С тех пор приходилось быть настороже и спать вполглаза. На четвертый день мы приспособились к суровым холодам и познакомились со всеми кирами. Для них мы были сродни свежему воздуху в накуренном помещении, и они не оставляли нас ни на мгновение. Всего в поселении насчитывалось 114 киров, из них 57 пережили Потоп, а остальные были уже рождены в Эпоху Второго Солнца и просто-напросто не знали иной жизни. Тогда Хам пояснил нам, почему мы говорим почти что на одном языке. Оказалось, кирвит являлся предком сепахийского и за четыре столетия претерпел совсем небольшие изменения. Из чего Хам сделал вывод, что кто-то из их народа не разбился о скалы, а смог выжить на более приветливых берегах. Правда, все они давно уже умерли, неоднократно перемешав кровь с аборигенами и другими выжившими.

Каждый вечер нас с Захаром приглашали на посиделки у костра, раз за разом выслушивая одну и ту же историю о похождениях в пещерах и жизни в ином мире. Обкуренные сладким шаркисом и выпившие не одну чарку шоги, киры изо дня в день изумлялись нашим приключениям, словно слышали их в первый раз. Захар завоевал большую любовь у киров своей посеребрённой головой, и тем, что он сильно на них походил. Та же смуглая кожа, та же бородка завивкой, те же чуть выпученные чёрные глаза и кучерявые волосы. Впрочем, мне это было только на руку — привлекать внимания я не любил, предпочитая слушать и втираться в доверие. Потолкавшись среди киров, собрал данные, послушал, поговорил, кинул удочки и вёл себя просто как обычный человек. Ну что ценного они могли мне сказать, живя в узком кругу в отрыве от других народов? Поэтому, как только Захар начинал рассказ, в красках описывая все свои злоключения, я потихоньку смывался.

Вечерело в царстве снега слишком быстро даже для сепахийской зимы. А какие наступали холода с уходом солнца, и говорить не стоило. Именно в такую погоду я надевал лыжи и уходил от лагеря на версту на север. За озером высилась в десяток саженей древняя каменная лестница с небольшой ровной площадкой на вершине. Менги показал её мне на второй день, сказав, что Большая Вода уничтожила всё остальное. Город ли это был или какая-то башня, уже никто не скажет. Использовать её не решились, опасаясь злых чар, что уничтожили Эпоху Первого Солнца. Я не верил в духов прошлого, и мне было плевать на суеверия киров, поэтому я не опасался приближаться к башне. В плоском мире снегов она словно позволяла мне достать звезды, ведь в эти редкие моменты я возвышался над всем белым миром. Мои руки были способны коснуться холодного света звёзд, позволяя чувствовать себя немного всемогущим.

С башни открывался великолепный вид на море, напоминая мне о доме. Мокрый снег оседал на ресницах и отросшей бороде, а пронизывающий борей заставлял вжимать голову в плечи и натягивать шарф на нос. «Закрой глаза и почувствуешь за спиной дыхание», — заманчиво прошептал ветер. Его молва соблазнительно окутала разум, и я подчинился. Каю не должен бояться какой-то твари во тьме. Тем не менее, воспоминания ещё слишком красноречиво дышали меж лопаток и скользили по горлу тонкими пальцами. Но порыв борея оторвал от горла пальцы твари, унеся с собой её дыхание. Сзади больше никого не было. Лишь только всё та же ледяная полонина, теряющаяся во мраке ночи.

По снежной равнине прокатился взрыв хохота из поселения, напоминая, что пора бы уже возвращаться. Завтра с утра мы выступаем, как бы нам этого не хотелось. Крепкий ветер изо всех сил пытался не дать мне найти собственную лыжню, кидая в лицо пригоршни снега и задувая лёд в глотку. Похоже, с наступлением сумерек не засыпала только погода, выдавая шёпот заверти за разговоры людей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ты снова играешь со мной, ветер? — прошептал я, отгоняя мираж.

— …Захар его опознал. Не доверяй ему.

— Но отец! Ты ведь сам говорил: «Судите их по действиям их». К тому же, ты ведь проверял его, и в нём не было лжи!

Тихий разговор заставил меня неуклюже сбиться с лыжни и попробовать снег на вкус. Видимо, в эту ночь не спал никто, — думал я, отплёвываясь от снега за сухими ветвями какого-то растения.

— Ты иногда кажешься мне наивней дитя малого! Все имеют право на ошибку, сын. Я тебе позже всё растолкую. Где он?

— Как и всегда, на вечерних посиделках, байки с Захаром травят.

Надежда на то, что разговор вёлся не обо мне, растворилась, как сахар в кружке кипятка. Ветер хлестал по лицу тугими пальцами, искажая звуки, и приходилось напрягать слух, но подступающий холод отвлекал. Он уже окутал ледяными простынями пальцы ног и медленно карабкался выше.

— Следи за ним в оба, но действий пока не предпринимай, уяснил?

— Да, отец.

Судя по наступившей тишине, разговор был окончен. Вернувшись на лыжню, я медленно заработал палками. Настроение испортилось, и торопиться совсем не хотелось. Впрочем, эти игры масок уже изрядно затянулись. Оставалось недоумевать, почему же я до сих пор жив, если Захар знал обо всём с самого начала? В последнее время ответы стали для меня слишком большой роскошью. Беглец вновь был вынужден встать на четвереньки и оскалиться, превратившись в крысу.

Сон получился беспокойным, а продрал глаза я ещё до рассвета в отвратительном настроении. Когда шаги превратились в кряхтение Менги, пролезающего в иглу, я уже был готов к выходу.

— Добре, — буркнул Менги, оглядывая меня. — Идём, с семьёй надобно проститься.

Вокруг костра, где мы каждый вечер рассказывали, шутили и говорили о внешнем мире, собралось всё племя. Хуша и Менги упорно называли это семьёй, но никак не племенем. Последнее они считали унижением и оскорблением их народа. Спиной к костру стояли Хам и Хуша, чуть поодаль ещё трое старейшин. От костра тянуло тяжёлыми ароматами артыша, шаркиса, а также в воздухе витали слабые нотки молока, приятно обжигая ноздри.

— Дети мои! 19 зим назад Боги принесли в жертву наших благородных мужей, счастливых жён и краснощёких отпрысков! — воздел руки к небу Хам, увидев подошедшую группу смертников. — Боги отдали в лапы водной стихии наш дом, а ветер выкорчевал с корнем наше прошлое! Но ничто не делается в нашем мире напрасно! Боги все эти зимы испытывали нас, и, наконец, последнее, 19 воплощение Бургана даровало нам знак! Два харипа сделали то, что было не под силу ни одному киру доднесь! Они дали бой пещерной тьме и смогли одержать победу! — тут по семье киров пронёсся одобрительный возглас. — Отныне посланцы Бургана могут провести с собой троих киров! Вече выбрало Менги и Даарга, сыновей Хуша, а также Литоса, сына Шенуэй! — Снова рокот толпы на некоторое время заложил уши.

Интересно, сколько Хам готовился к этой речи? Мы с Захаром стояли красные до ушей, пока он озвучивал чистой воды ложь. Впрочем, он-то как раз, наверное, и верил во всё это. За размышлениями я не заметил подошедших старейшин и пришлось в спешке склонить голову, когда они надевали нам на шеи какие-то обереги. По три чёрных треугольных камня с двух сторон встречались посередине, зажимая в тисках прозрачный камень, внутри которого поблёскивала зелень.

— Да сохранит ваши души священный яхонт нашего родного дома! Камни Эпохи Первого Солнца несут в себе неугасающую силу Бургана, и они не позволят тьме совладать с их носителями!

По толпе киров пронеслись шепотки и благоговейные вздохи. Они и не подозревали, что старейшины до сих пор хранили частицу их родной земли. Пока я был заворожён игрой пламени в сине-зелёном камне на шее, начался странный обряд. Вперёд выступили киры с чем-то, похожим на дхолы и в ночи медленно зарождался ритм. Мужчин со странными инструментами в руках, стоявших позади барабанщиков, я сперва принял за обычных провожающих, но в какой-то момент они зажали в губах эти инструменты и в ритм барабанщиков добавился уникальный звук.