По следам рыжей обезьяны - Джон Мак-Киннон

Когда я высказал предположение, что это следы медведя, самолюбивый Бахат был уязвлен.

— Они слишком велики для медведя, да и когтей у него нет. Кроме того, медведь совсем по-другому ступает! — взглянув на свою левую ногу, он добавил: — Я-то знаю, мне приходилось иметь дело с медведями, туан.

Когда я порасспросил жителей кампонга, оказалось, что они прекрасно знают батутута, и их рассказы подтвердили все, что мне говорил Бахат. Я достал фотографии стоп малайского медведя, и они действительно оказались слишком маленькими и отличными по форме от тех следов, которые я видел. Впоследствии я видел гипсовые слепки следов более крупного существа из Малайи, которое там зовут «орангпендек», то есть «коротышка». И там тоже рассказывают о небольшом существе с длинными волосами, которое ходит на двух ногах, как человек. Рисунки и даже фотографии подобных отпечатков на Суматре считают следами «седаны», или «уманга», небольшого, боязливого, длинноволосого и двуногого существа, живущего в самой недоступной глубине джунглей. Во всех этих рассказах есть интересная подробность: говорят, что стопы этого уманга перевернуты задом наперед; я думаю, эта мысль возникла из-за расположения большого пальца на месте мизинца. У медведей самый большой палец, как правило, находится с внешней стороны, и широкая стопа имеет треугольную форму. Однако только значительно более крупный медведь, чем малайский, мог бы оставить подобные следы. Может быть, в джунглях Юго-Восточной Азии до сих пор скрывается неописанный вид медведя или нам всерьез придется поверить сказкам о маленьком народе, поедающем улиток?

Глава 7

Урожай плодов

В течение марта и апреля кабаны понемногу стали возвращаться, но в таком виде, что их едва можно было узнать: от гладких, здоровых животных, которые всего несколько месяцев назад стремились на север, почти ничего не осталось. Они настолько отощали, что множество пало от голода, и стали такими злобными, что приходилось все время быть начеку, чтобы они на меня не напали. Пингас заколол копьем свинью неподалеку от лагеря, но на этом живом скелете оказалось так мало мяса, что ее не стоило и тащить в лагерь. Назавтра от туши не осталось и следа. Изголодавшиеся соплеменники разорвали ее на куски, растащив даже кости и зубы. Кабаны были в таком неистовстве от голода, что научились даже караулить под плодовыми деревьями и с жадностью пожирали все мелкие объедки, которые роняли кормящиеся обезьяны или белки. Голодные свиньи устраивали бешеные сражения, но лакомки наверху не обращали на них внимания. Орангутаны относились к этим шумным сотрапезникам совершенно хладнокровно, и я даже обиделся, что они так терпеливо сносят этих нахальных нарушителей спокойствия, а когда я совершенно тихо приближался к ним, это им не нравилось, и они начинали беспокоиться. Уж не вмешаться ли и мне в свару из-за упавших объедков?

В июне вся популяция внезапно стала очень активной. Самцы начали яростно перекликаться, и с запада прибыло множество незнакомых мне орангов. Первой с этими чужаками встретилась Сара, одинокая самка. Она завизжала и стала изо всех сил трясти ветки, увидев чужую самку с подростком-детенышем. Через полчаса появилась еще одна самка с двумя детенышами, а за ней проследовали два крупных самца, которые возвещали о своем прибытии обычными демонстрациями и тоже трясли сучья. Рыжий полувзрослый оранг, которому, как видно, надоели злобные нападки старшего самца, решил выместить свое недовольство на Саре, которая удрала с громкими криками протеста против подобной несправедливости. А громадный черный самец решил, что я более доступная жертва. Поблизости собралось восемь орангов, и это был бесподобный случай для наблюдения, но, когда грозная обезьяна спустилась с дерева, чтобы свести со мной счеты, я решил, что пора убираться подобру-поздорову.

Примерно в миле от этой неприветливой компании я заметил знакомое шоколадное существо, прижавшееся к белой коре ствола полиальтии. Мидж сидел на несколько футов ниже своей матери, и оба с наслаждением жевали полоски коры, высасывая сладкий сок и сплевывая жвачку, точь-в-точь как старики, жующие табак. Казалось, что они чувствуют себя совершенно спокойно и привольно, но вряд ли они долго не догадывались о присутствии других орангов, потому что следующие три дня их то и дело тревожили гулкие вопли злобного черного самца. Маргарет и Мидж потихоньку пробирались к своим излюбленным местам на Гребне-Подкове. Их осторожность и черепаший темп в конце концов мне порядком надоели, и я снова отправился к северу — посмотреть, что там делают пришлые обезьяны. Я провел еще один необыкновенно плодотворный день, потому что обезьяны по-прежнему путешествовали группой, и мне удалось наблюдать за девятью животными одновременно. По большей части это были робкие самки со своими отпрысками, зато полу взрослый самец — уверен, что это был мой прошлогодний Хэмфри, — оказался очень ручным и позволил мне сидеть рядом, пока он с завидным аппетитом закусывал.

Дни шли, и я следовал за разными особями этой группы, которая медленно двигалась на восток. Отдельные обезьяны уходили далеко на север и на юг, но в группе явно существовало центральное ядро, в котором в любое время можно было застать примерно половину всех переселенцев. Такого я не видел ни разу за целый год полевых наблюдений. Еще раз я мельком увидел своего черного врага — он вихрем пронесся мимо меня по земле, настолько поглощенный своими делами, что не заметил ни меня, ни двух орангутанов, раскачивавшихся в кроне. Больше я его не встречал, но остальные путешественники упорно шли вперед и, перевалив через Центральный гребень, оказались во владениях Рыжей Бороды. Рыжая Борода, как видно, поджидал их — я слышал его крики несколько раз за неделю до их прибытия. Конечно, он встретил их с «распростертыми объятиями» — пронесся, как смерч, сквозь кроны деревьев и напал на двух беззащитных самок с детенышами. Они с визгом бросились наутек по узкой лощине, но Рыжая Борода гнался за ними, не зная жалости. Настигнув меньшую из двух самок, он стащил несчастную нарушительницу на землю, задал ей трепку и успел воспользоваться ее беспомощным положением, а потом отправился дальше вдоль гребня, победоносно вопя во все горло.

Бородатым кабанам очень не повезло в это голодное для них время — по иронии судьбы орангутаны и мартышки успевали слопать сладкие плоды, до которых кабаны такие же охотники, прежде чем они успевали упасть на землю. Даже менее аппетитных маслянистых семян двукрылоплодника, которыми кабаны питались в другие сезоны, и то не хватало.