Ночная катастрофа - Нелсон Демилл

Мы вошли в пустой лифт и поднялись на двадцать шестой этаж.

Я сказал:

— Будь готова к тому, что нас могут по очереди вызвать в некий кабинет.

— С какой стати? Или ты полагаешь, что вчера вечером за нами следили?

— Об этом мы скоро узнаем.

Двери лифта открылись на двадцать шестом этаже, и мы оказались в небольшом коридоре. Охраны здесь не было. Возможно, на таком уровне ее и не должно быть — коль скоро вы уже и так проникли в святая святых.

Над головой, однако, помещались камеры слежения. Впрочем, тот парень, который следил за мониторами, вполне вероятно, получал шесть долларов в час и не имел никакого представления о том, кого видит на экране. Если, конечно, он вообще не пребывал в это время в объятиях Морфея.

Но кое-какие меры предосторожности все же были приняты. Так, прежде чем мы с Кейт вошли в свой коридор, нам снова потребовалось набрать секретный код.

Если честно, нельзя сказать, что безопасность в здании номер 26 по Федерал-Плаза с двадцать второго по двадцать восьмой этаж находится на высшем уровне. Я это к тому, что, будь я плохим парнем, мне ничего не стоило бы, приставив к спине миссис Мэйфилд ствол своего пистолета, проникнуть вместе с ней в коридор, не имея удостоверения и не зная секретного кода.

Насколько мне известно, уровень безопасности за последние двадцать лет почти не повысился ни здесь, ни в каком-либо другом правительственном учреждении — и это при том, что в мире идет война, в которой участвуем и мы.

Широкая публика имеет об этой войне лишь самое смутное представление. Хуже того, не лучше осведомлены о ней и те высокие правительственные инстанции, которые отвечают за ее ведение. Должно быть, по той причине, что в Вашингтоне никто не взял на себя труд сообщить им, что происходящие сейчас в мире события иначе как войной против Соединенных Штатов и их союзников не назовешь.

Вашингтон и средства массовой информации предпочитают видеть в атаках террористов никак не связанные между собой отдельные выступления фанатиков. Между тем даже идиот или политик, решивший наконец основательно поразмыслить над этой проблемой, заметят в их действиях определенную систему. Короче, чтобы разбудить это сонное царство, требуется или решительно настроенный человек, или какое-нибудь громкое дело, способное потрясти и всколыхнуть массы.

Это — мое частное мнение, сформировавшееся за время работы в данном учреждении. Возможно, этому способствовало и то обстоятельство, что я человек со стороны, работаю здесь недавно, а стороннему наблюдателю, как говорится, виднее. К тому же я бывший коп, а копы всегда и во всем ищут систему, чтобы, например, побыстрее взять какого-нибудь серийного убийцу или организатора уличной сети распространения наркотиков. Федералы же, судя по всему, рассматривают теракты лишь как действия разрозненных групп или психически неуравновешенных индивидов.

Но это не совсем так. Подобного рода акции имеют куда более зловещую подоплеку. Они направляются умелой рукой тех, кто не спит ночами, думая, как бы посильнее нас достать.

Надо признать, моя точка зрения в этих стенах не слишком популярна и работающими здесь людьми практически не разделяется. По крайней мере, еще не было случая, чтобы кто-нибудь представил по данной проблеме доклад или выступил на совещании с соответствующим заявлением.

Я остановился у фонтанчика с водой для питья и между глотками сказал Кейт:

— Если тебя будут о чем-либо спрашивать — босс или парни из УПО, — лучше всего говорить правду и ничего, кроме правды.

Кейт промолчала.

— Если станешь лгать, — продолжал я, — твоя ложь почти наверняка не совпадет с моей. Одна только правда избавит нас от необходимости звать на помощь адвоката.

— Да знаю я все это. Сама юрист. Но…

— Может, воды попьешь? — предложил я. — Я подержу ручку.

— Спасибо, нет. Послушай…

— Обещаю, что не буду толкать тебя лицом в фонтан…

— Брось ты эти шуточки, Джон, и стань хоть на минуту взрослым человеком! Вчера мы не сделали ничего предосудительного…

— Вот из этого и будем исходить. То, что мы вчера сделали, легко объяснить чрезмерным энтузиазмом и преданностью своему делу. Когда тебе начнут задавать вопросы, не вздумай вести себя так, будто в чем-то провинилась. Напротив, ты должна гордиться тем, что проявила столь бурную активность. Думаю, это их озадачит.

— Ты говоришь как настоящий социопат.

— Это хорошо или плохо?

— Во всяком случае, не смешно. — Помолчав, она добавила: — Пять лет назад мне уже говорили, чтобы я не лезла в это дело.

— Тебе следовало послушаться.

Мы пошли дальше по коридору, и я сказал:

— Я рассуждаю так: если мы и впрямь их как-то зацепили, сейчас они нас трогать не будут. Сначала последят — чтобы выяснить, что мы будем делать и с кем встречаться.

— Из-за твоих слов у меня развивается комплекс преступника.

— Я лишь пытаюсь втолковать тебе, как с наименьшими потерями выбраться из того, что ты заварила.

— Ничего я не заваривала. — Она посмотрела на меня и сказала: — Сожалею, Джон, если я…

— Об этом не беспокойся. Если Джон Кори не получил по башке, значит, у него был неудачный день.

Она улыбнулась, поцеловала меня в щеку и направилась к своему рабочему месту. Я смотрел, как она шла по проходу, по пути здороваясь с коллегами.

Мое рабочее место находилось в противоположном конце, в закутке, где размещались такие же, как я, детективы из Департамента полиции Нью-Йорка — как отставные, так и действующие, работавшие в ОАС по контракту.

Приветствуя своих приятелей и коллег, я думал о том, что разделение правоохранительных органов символизирует и размежевание их культурных традиций. И граница между ними куда шире, чем те десять футов коврового покрытия, которые разделяют две секции рабочего помещения.

Даже если не принимать все это в расчет, плохо было уже то, что нам с женой приходилось работать в противоположных концах комнаты, находясь, по существу, во враждебных лагерях.

Чтобы покинуть это учреждение, необходимо что-то предпринять, поскольку увольняться по собственному желанию мне совсем не хотелось. Тут я подумал, что неплохим поводом для того, чтобы меня с треском вышибли с работы, могло бы стать несанкционированное расследование катастрофы рейса № 800 компании «Транс уорлд эйрлайнз». Опять же и Кейт не заподозрит в этом попытку бегства с моей стороны. По непонятной для меня причине ей нравилось, что мы работаем вместе. Я хочу сказать, что иногда могу достать своими шуточками любого — даже другого полицейского. Но, между нами, Кейт, похоже, гордилась тем, что вышла замуж за одного из самых неуправляемых копов с двадцать шестого этажа.

Возможно, это было своеобразным бунтом с ее стороны, попыткой доказать Джеку Кенигу, СГА — специальному главному агенту, которого наши иногда называют еще СГЗ — специальной главной задницей, — что она, специальный агент Мэйфилд, самостоятельная творческая личность, а не один из множества винтиков в хорошо отрегулированном механизме ОАС.

Подумать только, сколько умных мыслей пришло мне в голову — а ведь нет еще и десяти утра!

Я ослабил узел галстука и задумался о том, какое выражение придать своему лицу… Судя по всему, я по уши в дерьме, а в такой ситуации нет ничего лучше, как изображать бьющий через край оптимизм и преданность делу.

Итак, я наклеил на физиономию соответствующее случаю выражение и направился к своему столу.

Глава 15

Обменявшись рукопожатиями с несколькими приятелями, я повесил пиджак на крючок и уселся за рабочий стол.

«Фирменного» запечатанного конверта, в котором мог бы находиться вызов к начальству, на столе не оказалось. Я включил компьютер, ввел пароль и просмотрел электронную почту, которая не содержала ничего, кроме обычных информационных писем. Иногда в них вкладывались какие-нибудь сообщения в оруэлловском духе, например: «Правительство призывает к новому мышлению в сфере борьбы с преступностью». Возможно, я и преувеличиваю, но подобные благоглупости, появляясь на экране, создают подчас эффект ирреальности окружающего мира.

Я прокрутил кассету автоответчика и обнаружил, что звонил мой информатор Гербил, палестинец по происхождению. Он сообщал, что у него есть для меня важная информация, которую он не может доверить телефону.

Гербил — его настоящее имя Эмад Саламех — как источник информации не представлял почти никакой ценности. Я так и не пришел к выводу, кто он — двойной агент, человек, желающий повысить самооценку, или просто жадноватый парень, рассчитывающий без особого труда срубить лишние двадцать долларов. А может, я просто был ему симпатичен. Ему нравилась итальянская кухня, поскольку он всегда назначал мне встречу в итальянском ресторане, где я, само собой, должен был за него заплатить.