Римская история - Аппиан

15. После этого Сципион и Массанасса опустошали страну и освобождали тех из римлян, которые скованными, копали на полях землю; они были присланы Ганнибалом из Иберии или Сицилии, или из самой Италии. Когда они осаждали большой город, которому было название Лоха,[423] и перенесли много трудностей, и когда уже приставлены были к стенам лестницы, жители Лохи через глашатаев дали знать, что, если они получат обещание сохранить им жизнь, они покинут город. И Сципион приказал трубить отбой, чтобы отозвать войско; но воины вследствие гнева за то, что они претерпели, не послушались приказа и, взойдя на стены, стали избивать женщин и детей; оставшихся в живых жителей Лохи Сципион отпустил невредимыми, а войско лишил добычи, относительно же центурионов, которые оказались виновными в непослушании, велел перед всем собранием солдат бросить жребий и троих, на которых пал жребий, наказал смертью. Совершив это, он стал опять грабить страну. Гасдрубал же устроил им засаду, послав начальника конницы Магона с фронта, сам же двинувшись с тыла. Оказавшись между ними, Сципион и Массанасса разделили между собой командование боем и, обратившись каждый из них на каждого из врагов, убили пять тысяч ливийцев, тысячу восемьсот взяли в плен, остальных же загнали в скалы.

16. Тотчас после этого Сципион напал и с суши и с моря на Утику; соединив две пентеры, он поставил на них башню, откуда и посылал на врагов стрелы в три локтя длиной, большие камни и тем причинил врагам много потерь, но и сам взамен много потерпел, так как его корабли разбивались; он воздвиг большие валы и, когда ему удавалось приблизиться, громил стену таранами, срезая косами шкуры и все другое, что было повешено на ней в качестве прикрытия. Жители города подрывали насыпи, отводили петлями косы и ослабляли силу таранов, набрасывая наискось бревна; они делали вылазки с огнем на машины, когда им удавалось подстеречь дуновение ветра в их сторону. Поэтому Сципион, отказавшись от мысли взять таким образом город, перешел к его осаде.

17. Сифакс, узнав о происходящем, пришел с войском и остановился недалеко от Гасдрубала. Еще притворяясь, что он друг обеим сторонам, и решив затянуть войну, пока у карфагенян не появятся другие уже строящиеся корабли и не придут какие-либо наемники из кельтов и лигуров, он попытался стать посредником в переговорах и считал справедливым, чтобы ни римляне не вторгались воевать в Ливию, ни карфагеняне в Италию и чтобы римляне удержали Сицилию, Сардинию и, если они имеют, какие-нибудь другие острова, а также Иберию. Если же кто отвергнет эти условия, он будет союзником, сказал он, тex кто их примет. Он одновременно делал это и пытался привлечь к себе Массанассу, обещая закрепить за ним державу массилиев и из дочерей, а их было три, отдать за него замуж, какую он захочет. Тот, кто должен был это сказать Массанассе, имел с собой и золото, чтобы, если Массанасса не будет им убежден, дать тому из его слуг, который пообещает убить Массанассу. Посланный, не убедив Массанассу, дал кому-то золото для убийства Массанассы; тот же, взяв золото, показал его Массанассе и уличил давшего.

18.[424] Сифакс, не надеясь после этого, что сможет долее обманывать, явно соединился с карфагенянами и взял с помощью предательства город Толунт, находившийся внутри страны,[425] где было военное снаряжение римлян и много хлеба, из охранявших его он перебил тех, кто не захотел уйти под охраной договора, и вызвал к себе многих других из номадов. Были у них уже и наемники, и корабли их были в полном порядке, так что было решено воевать так, чтобы Сифакс двинулся на осаждавших Утику, Гасдрубал же — на лагерь Сципиона. Корабли они решили направить против кораблей, и произойти все это должно было на следующий день одновременно, чтобы римляне не могли противостоять им ввиду малочисленности.

IV.

19. Узнав об этом уже ночью от каких-то номадов, Массанасса передал это Сципиону. Последний испугался и опасался, что войско, разделенное у него на много частей, окажется всюду слабейшим. Поэтому тотчас же ночью он созвал на совещание начальников, и, так как все затруднялись, он после долгого раздумья сказал: "Нам нужны, о друзья, смелость и быстрота, и отчаянная битва. Предупредим врагов, напав на них. Сколько выгоо мы из этого извлечем, вы уже сами поймете. Их поразит неожиданность нашего появления и самая невероятность поступка, что мы, будучи малочисленное их, нападаем первыми; мы будем оперировать не разбитым на многие части войском, но собранным вместе, и поведем его не на всех врагов сразу, но на тех, кого мы выберем первыми. Каждый из них стоит сам по себе; и мы будем, сражаясь с ними по частям, равны им по численности, смелостью же и счастьем мы превосходим их. И если бог даст нам одолеть первых, к остальным мы сможем отнестись с презрением. На кого же из них прежде всего надо напасть, какое время и какой будет способ нападения, если вам угодно, я скажу вам свое мнение".

20. Когда все согласно просили его об этом, он сказал: "Что касается времени, то надо действовать тотчас после этого совещания, пока еще ночь, когда и наше нападение будет для врагов страшнее, когда у них ничего не будет готово и когда никто из их союзников не сможет им помочь в темноте. Только так предупредим мы их планы, поскольку нам известно, что на следующий день они нападут на нас. У них три лагеря, корабли далеко, и нельзя ночью нападать на корабли, Гасдрубал же и Сифакс недалеко друг от друга. Из этих двоих Гасдрубал является главой войны, Сифакс же ночью не решится ни на какой труд, как варвар, изнеженный и полный страха. Итак, мы нападем на Гасдрубала со всем войском; этому вот Массанассе поручим устроить засаду против Сифакса, если бы тот все же сверх ожидания вышел из лагеря. Мы, пехотинцы, направимся к валу Гасдрубала и, окружив его, нападем со всех сторон с доброй надеждой и со стремительной смелостью: настоящие обстоятельства требуют более всего этих двух качеств. Всадников (ведь, пока еще ночь, ими пользоваться нельзя), я пошлю вперед окружить лагерь врагов на более далеком расстоянии, чтобы, если мы уступим силе, они приняли и прикрыли нас и мы могли прибегнуть к их дружеской помощи, если же мы одолеем, преследовали бы их выбегающих и приканчивали их".

21. Сказав это и распустив начальников для вооружения войска, он сам стал приносить жертвы Смелости и Страху,[426] чтобы ничто, как это бывает ночью, не навело паники на его войско, но чтобы войско у него выказало возможно большую храбрость. Приблизительно в третью стражу[427] он дал знак к выступлению приглушенным звуком труб, и столь значительное войско стало двигаться в глубоком молчании, пока всадники не окружили врагов, а пехотинцы не подошли к их рву. Тогда со смешанным криком, затрубив одновременно во все трубы и рожки для устрашения врагов, они столкнули сторожей со сторожевых постов, стали засыпать ров и вытаскивать столбы лагерной ограды. Самые смелые, прорвавшись вперед, подожгли несколько палаток. Ливийцы, пораженные страхом, вскакивали со сна, хватались за оружие и беспорядочно неслись строиться в ряды; из-за шума они не слушали приказаний, да и сам полководец не знал точно, что происходит. Между тем их, вскочивших на ноги, еще вооружавшихся и приведенных в смятение, римляне захватывали, поджигали еще большее число палаток и бывших на ногах убивали. Для ливийцев же крик врагов, их вид и действия были очень страшны, как это бывает ночью и вследствие неведения происходящего бедствия. Считая, что лагерь взят, страшась огня подожженных палаток, они сами выбегали из них и устремлялись на равнину, как в более безопасное место; отсюда вразброд, как кому удавалось, они разбегались в беспорядке и, натыкаясь на римских всадников, которые стояли вокруг лагеря, погибали.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});