Двух дорог пересеченье (СИ) - "Nastyad87"

— Молчать! — взревел главарь. — Хорэ болтовни!

С какой-то особой, звериной жестокостью, он стиснул запястье Натали да так, что она едва удержалась, чтобы не взвыть от боли. Что ещё предпринять? Как защитить себя, Владимира, слуг? Она до последнего упиралась ногами, прекрасно понимая, что ещё немного — и её попросту поволокут, как мешок, набитый сеном.

— Почесала, живо, и ларчик подбери! — скомандовал её мучитель. — Штука-то вроде серебряная — пригодится. Вдруг твой братец-князёк захочет выкупить её вместе с твоей душонкой! А не последуешь со мной, так прирежу, как паршивую овцу!

В этот миг Владимир решил действовать: резким движением он двинул локтём назад, целясь в живот разбойнику, приставившему нож к горлу. Грабитель, согнувшись в три погибели, инстинктивно попятился. И тут же получил удар рукоятью револьвера по голове — Корф ловко, и, главное, молниеносно достал оружие из-за спины.

— Оглушай их! — крикнул он Никифору, уже вмазавшему своими мощными кулачищами сразу двум разбойникам.

Началась настоящая заваруха. Главарь, державший Наташу, вновь выругался непристойным словом, после чего, посчитав, что Репнина и так дело решённое, влепил со всего размаху звонкую пощечину, от которой у Натали в глазах всё пошло кругом. Бросив княжну на землю, он поспешил на помощь к своим товарищам.

Наташа, чувствуя, как щека просто пылает огнем, отползла к повозке и в изнеможении прислонилась к большому колесу. Голова нещадно гудела, колени болели, левую руку жгло, как и щёку, а ещё саднило ладонь. И шляпка, съехавшая на бок, до чего мешала! Княжна развязала бант и стащила с себя головной убор. Пребывая в каком-то тупом оцепенении, она посмотрела в сторону дерущихся мужчин. Трое разбойников лежат на земле поверженными. Но трое, включая главаря, продолжают сражаться не на жизнь, а на смерть. Вот Владимир, ударив наотмашь рукоятью револьвера, оглушил ещё одного. Теперь дерущиеся разделились по парам: Никифор сражался с молодчиком, мягко пружинившим на своих двух — у того только что выбили из рук кинжал и теперь предстояло схлестнуться в рукопашную; Владимиру же достался главарь шайки.

— Думаешь, я тебя не знаю? — прохрипел косматый, ловко перекидывая кинжал со сверкающим лезвием с руки на руку. — Ты всю весну шастал по болотам, вынюхивал наши следы. Надо было ещё тогда с тобой поквитаться, однажды в лесу, да медведь помешал. Я понадеялся, что он тебя и прикончит — сделает за нас плёвую работёнку!

Владимир засмеялся каким-то жёстким, колючим смехом. Битва всколыхнула в нём кровь. Он был в своей стихии. В конце-концов, сколько раз на Кавказе ему приходилось бывать на волоске от смерти.

— Как видишь, медведю самому не повезло! Правда, он успел оставить мне на память вот это!

И Корф резко дёрнул накрахмаленный воротничок, обнажая шею. С треском отлетела пуговица. Наташа, пытаясь сфокусировать свой взгляд, разглядела несколько длинных белых шрамов — тех самых, на которые она обратила внимание во время первой встречи с Владимиром в доме Миши и Лизы.

— Сегодня тебе не удастся уйти живым, — предупредил разбойник.

Главарь шайки сделал выпад, Корф увернулся, пытаясь при этом нанести ответный удар, но тщетно.

«Револьвер!» — мелькнуло в голове Репниной. Опираясь на колесо, она медленно встала и, едва не потеряв вновь равновесие, потянулась к оружию, так и оставшемуся лежать на дне коляски. Схватив рукоять, княжна возвела курок, направила дуло вверх и, нажав на спусковой крючок, выстрелила в воздух. Несколько испуганных птиц вспорхнули с высоких елей и полетели восвояси.

— По-мо-ги-те!!! — заголосила она в пустоту, готовясь сделать новый выстрел и надеясь, что так Михаил уж точно их услышит.

— Наташа, бегите! Не надо!

Застыв с револьвером в руках, Репнина повернулась к Владимиру. Как — не надо? Он что, всерьёз думает, она бросит его и сбежит?

— Бегите же! Считайте, что это приказ! — повторил он, отвлекаясь лишь на миг, дабы взглянуть на неё.

И этого мига хватило, чтобы неудачно увернуться от нового броска. Наташа увидела, как лезвие вошло в правый бок Владимиру и резко выскользнуло обратно. Внутри всё оборвалось. Корф, оттолкнув от себя нападавшего, с шумом втянул воздух, словно пытаясь задержать дыхание.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тебе конец, — сказал разбойник, надвигаясь на Владимира.

Тогда Натали хладнокровно, словно проделывала это уже много-много раз, возвела курок и навела дуло на главного злодея. Целясь в руку с окровавленным лезвием, княжна выстрелила. Расстояние было совсем небольшое, гораздо меньшее, чем вчерашнее до бутылок из-под шампанского. Она попала точно в цель. Главарь шайки, заорав, выронил кинжал. Хватаясь за простреленное плечо здоровой рукой, он пнул ногой раненого Корфа и повернулся к Репниной.

Одно дело — выстрелить в противника, не видя его лица, совсем другое — выдерживать на себе столь ненавидящий взгляд. Но человек перед ней — убийца. И если она не выстрелит, он убьёт их всех. Он убьёт Владимира.

Наташа подняла револьвер и вновь возвела курок. Тяжело сопя, разбойник зашагал в её сторону, в то время как княжна судорожно решала, куда стрелять. В голову? Или в грудь, целясь в сердце? А может лучше в ногу, чтобы обездвижить противника? Пока она металась, враг, подошедший достаточно близко, позабыв про рану, выставил вперёд свою огромную лапу, словно намереваясь дотянуться до горла Репниной. Натали в ужасе попятилась, не опуская револьвера. И тут Никифор, успевший расправиться со своим соперником, подскочил к главарю сзади и сразил резким ударом в висок. Злодей свалился как подкошенный и затих.

— Спасибо, — выдавила из себя княжна.

Никифор изобразил подобие улыбки. А потом, опомнившись, кинулся к Владимиру, пытавшемуся зажать рану и одновременно подняться.

— Барышня, что делать будем?! — долетело до её ушей словно издалека.

Репнина, призвав на помощь всё оставшееся самообладание, бросилась к ним.

— Дайте посмотреть! — велела она, откладывая оружие и отнимая руку Корфа от раны.

Она была вся в крови, его отнятая рука. Светлая ткань жилета все ярче и ярче окрашивалась багровым цветом, и из небольшого ровного разреза струилась кровь.

— Боже, Боже, Боже! — запричитала Наташа.

Забыв о всяком стеснении, она откинула подол своего платья и стала перебирать нижние юбки, ища самую чистую, не перемазанную грязью. А когда нашла — схватилась за край и с остервенением стала отрывать кусок материи.

— Ох, на моего барина напали, — раздалось за спиной.

Несчастный Алёшка, обездвиженный ещё в самом начале поединка и пропустивший схватку, очнулся и, шатаясь, подошёл к остальным.

— Бегите за помощью, быстро! Нужен доктор! Ищите князя Михаила! Делайте что-нибудь! — раздавала указания Натали, зажимая куском оторванной ткани рану Владимира.

— Ты останешься охранять, — сказал Никифор, вручая Алёшке Наташин револьвер. — Если кто из этих очнётся — тут же давай им по башке, да похлеще! Или пали прям в них, коли станут особо рыпаться. А я возьму коня из упряжки и поскачу в Двугорское!

Меж тем Репнина, зажав рану Корфа и зафиксировав повязку принесённой из повозки шалью, обернув ту, словно кушак, теперь пыталась уложить его на землю.

— Вы были молодцом, — негромко отозвался Владимир.- Такой я вас, пожалуй, ещё не видел. Хотя, помните…

— Не говорите ничего, слышите! Я дура, какая же я дура!

Она готова была разрыдаться, но слёз опять не было. Вместо них вновь появилась тупая боль в груди.

— Письмо, моё письмо… Не забудьте… — говорить Владимиру становилось всё труднее.

— Ложитесь и не двигайтесь. Молчите! — убеждала она, прикладывая пальцы к его губам. — Всё будет хорошо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он легко, одним касанием поцеловал её пальцы. Наташа заглянула в его глаза — и осталась прикованной к этому взгляду.

Послышался топот чьих-то ног. К ним кто-то бежал, какие-то люди что-то кричали вдалеке. Но Репниной казалось, что время замедлило ход. Перепачканная землей, с ссадиной на щеке и ноющей болью в руке, она сидела неподвижно, глядя на то, как Владимир то смотрит на неё расширенными зрачками, то медленно закрывает глаза, словно проваливается в глубокий сон, то вновь, силой воли, не позволяет сознанию покинуть его.