Синдерелла без хрустальной туфельки - Вера Колочкова

— У меня нет проблем, спасибо, — коротко и удивленно взглянула на него Василиса, выходя со своим совком из моечной. И даже будто пожала плечами, а может, встряхнулась просто, чтобы прогнать сон. Вернувшись вскоре, она обнаружила, что Сергунчик так и не ушел, что он стоит, перекатываясь с пятки на носок и засунув большие пальцы рук в кармашки красной своей жилетки, и молчит, о чем-то задумавшись крепко. Странное, очень странное состояние для Сергунчика…

Василиса и предположить не могла, какие эмоции обуревают сейчас ее работодателя. Очень сложные эмоции боролись сейчас в расчетливой Сергунчиковой голове, вот так, с бухты-барахты и не разрешимые: с одной стороны, триста долларов уж точно на дороге никоим образом не валяются, а с другой стороны, он уже пообещал той шикарной блондинке, что обязательно Коняшке поможет. С одной стороны, он и не обеднеет, отдав эти деньги, конечно, а с другой — выходит, что эта странная девчонка вроде как и не собирается ему тут на судьбу свою жаловаться… Опрометчиво он все-таки поступил, блондинке обещая. Очень опрометчиво. Но опять же, она такая манкая, эта блондинка, такая завлекательная, что показаться ей скупердяем Сергунчику совсем даже не хотелось…

— Ну, а ты это… Ты с кем сейчас живешь-то? — снова начал издалека выспрашивать Сергунчик. Тихо так спрашивал, душевно, будто и впрямь очень заинтересовала его вдруг Василисина жизнь.

— С бабушкой и братом, — коротко ответила Василиса, вставая к мойке и поправляя на руках перчатки.

— Ну?

— Что — ну? — снова озадаченно уставилась она на него.

— Ну, это… С ними все в порядке? И с бабушкой, и с братом?

Василиса, опустив безвольно руки, развернулась и долго смотрела ему в лицо, пытаясь понять, что же это такое с ним происходит — то ли приступ болезненного любопытства на человека напал, этакого большого свинства в лучшем его проявлении, то ли интерес совершенно искренний к ее жизни откуда ни возьмись проявился, хотя это вряд ли, с чего бы вдруг… Так и не определив причины вопроса, она решила просто отмолчаться и снова повернулась к нему спиной, принялась яростно надраивать губкой очередную тарелку. Она ж не знала, что Сергунчику надо было обязательно, просто во что бы то ни стало решить этот вопрос, что он Марине обещал клятвенно его решить, и даже торговался с ней придирчиво за каждую сотню…

— Нет, какая ты все-таки странная девушка, Коняшка! — подошел он к ней откуда-то сбоку и даже наклонился слегка, пытаясь заглянуть в лицо. — Я тебе что, враг, что ли? А? Ты почему со мной разговаривать не хочешь?

— О чем?

— Так о бабушке же твоей! — начал раздражаться Сергунчик на такую ее непонятливость.

— Так вы моей бабушкой интересуетесь? Познакомиться хотите, да? — позволила себе прикинуться совсем уж дурочкой и немного повеселиться Василиса. — Вы, по-моему, с ней как раз одного возраста…

— Тьфу! — в сердцах сплюнул, отвернувшись от нее, Сергунчик. — Не хочу я с ней вовсе знакомиться, с бабушкой твоей… Я спрашиваю, здоровье у нее какое?

— А зачем вам?

— Надо, раз спрашиваю!

— Странно… — пожала плечами, потихоньку улыбаясь, Василиса. — И зачем вам так надо знать о здоровье моей бабушки…

Сергунчик, вдруг уловив в ее голосе что-то вроде насмешки, замолчал и снова стал внимательно разглядывать ее сбоку. Нет, не понимал он ее, эту девчонку. Хоть убей. Молчит почему-то, как партизанка… Другая б на ее месте давно уже ситуацией воспользовалась и рыдать в три ручья начала, чтобы пожалели да помогли, а эта, поди ж ты… Нет, что-то с ней не так, с девчонкой этой, судомойкой, явно не так… Вздохнув, он вытащил из заднего кармана брюк тоненькую пачечку зеленых, чуть шершавых бумажек и отделил аккуратненько три из них, предварительно помусолив большой палец, потом подержал их на ладони, будто взвешивая, и с сожалением протянул Василисиной спине:

— На, Коняшка, это тебе от меня…

— Что это?

Повернувшись к нему от мойки, Василиса удивленно уставилась на протянутые ей доллары. Потом перевела тот же удивленный взгляд на его лицо и переспросила:

— Что это?

— Деньги, что. Сама не видишь, что ли? Триста долларов…

— Вы мне зарплату решили увеличить, да?

— Ага, размечталась… — хохотнул весело Сергунчик. — Я и словов-то таких не знаю — «зарплату увеличить»! И ты их здесь никогда даже вслух не произноси, поняла? Иначе толпой пойдут требовать. И про эти деньги не распространяйся особо. Хотя ты и так ни с кем тут не общаешься…

— Ну, тогда я не понимаю…

— А тебе и не надо ничего понимать! — снова начал раздражаться Сергунчик. — Бери и радуйся! Ей деньги с неба упали, а она тут — понимаю не понимаю…

— Нет. Стоп, — выставила она решительно вперед руку в мокрой перчатке. — Давайте все-таки определимся, какого рода это материальное предложение. Я что-то за это должна сделать?

— О господи… Вы посмотрите на нее… — всплеснул он от возмущения руками — Да ты давно ль на себя в зеркало смотрела, Коняшка? Чтоб за тебя триста долларов отдать? Да ты что? С ума сошла? Если только сумасшедший какой найдется или любитель особенный…

— Так. Понятно. Тогда по какому поводу деньги?

— Да помочь хочу тебе, дурочка! У тебя ж бабушка с инсультом лежит, вот я решил…

— А откуда вы знаете? Я здесь никому об этом не говорила!

— Ну, сказали мне…

— Кто?

— Да какая тебе разница, кто! Кто надо, тот и сказал! Не твое это дело! Бери деньги, и все! Нечего тут мне спектакли про гордость устраивать! Ну?

— Вам, наверное, Марина рассказала, да? Которая недавно ко мне приходила? Я правильно догадалась?

— Ну да! И что? Эта добрая и красивая женщина просила тебе помочь. Ты радуйся, дурочка, что о тебе еще беспокоится кто-то…

— Нет, спасибо. Я не возьму.

Василиса резко развернулась к мойке, так и оставив Сергунчика стоять с протянутыми к ней купюрами. Глядя растерянно в ее спину, Сергунчик почувствовал вдруг, что его сейчас очень сильно обидели. Или, может, оскорбили даже. И в то же время что-то такое ворохнулось у него в душе, давно забытое и загнанное в дальний угол, — когда-то и он мог вот так же отказаться от денег, предпочесть им сладкое ощущение самоуважения… Но обида вновь подняла голову, задвинула это что-то подальше в тот же самый угол и торопливо выпустила на свободу свою близкую родственницу — шипящую человеческую злобу…

— Что, все-таки гордая, да? А я, значит, не гордый, по-твоему? Да ты кто такая вообще есть? — тихо и сквозь зубы проговорил Василисе в спину Сергунчик, пытаясь засунуть обратно в карман деньги. Он все никак не попадал в него рукой, она тряслась и скользила мимо кармана, отчего Сергунчик злился еще больше. А еще неизмеримо более он злился на то, что так неловко влез во всю эту историю, что так глупо выглядел сейчас со своей взрослой обидой перед молоденькой совсем девчонкой, и обидно было еще до ужаса, что блондинка теперь очень даже легко от него отвертится, раз не выполнил он ей обещанного…