Танго в стране карнавала - Кармен Майкл

Предсказание Густаво насчет «финансовых вопросов» начало сбываться примерно через месяц, хотя совсем не в той форме, какую я ожидала. Разница в наших доходах была огромна (125 долларов в месяц у Фабио и около тысячи у меня), но Фабио придумал оригинальный способ сравнять их: он старался, чтобы я тратила меньше и экономнее, а вовсе не просил оплачивать его расходы. Единственным – и вполне оправданным – исключением в этой благородной стратегии были хорошие вина и сыры. Дело в том, что, как выяснилось несколько недель спустя, под маской голоштанного бразильского радикала скрывался самый настоящий гурман. За это Густаво безжалостно высмеивал его, замечая: «А я-то думал, ты настоящий артист!» Но наедине он как-то с покаянным видом заметил, что, родись Фабио по эту сторону черты, а не в нищем рабочем пригороде на севере Рио, из него мог бы выйти настоящий олигарх. У него явно были для этого все предпосылки. Никто не умел так жестко торговаться, так свирепо выколачивать долги, не имел такого чутья на выгоду, как этот нищий музыкант. Когда я была с Фабио, мне ни разу не пришлось платить за вход ни в одном клубе, а ведь мы посещали их раза по четыре в неделю, если не чаще. Отныне за все покупки я расплачивалась по расценкам для местных, да еще и получала в довесок бесплатные образцы. Когда Фабио готовил дома, мы питались на два доллара в день, а в поездках тратили на двоих меньше половины стандартного бюджета туриста-одиночки.

Я рискую вызвать раздражение читателя, расписывая дешевизну жизни в Бразилии, особенно после того, как язвила по поводу американцев в Буэнос-Айресе (ладно уж, теперь, в моем нынешнем добром расположении духа, я готова признать: мы все любим прихвастнуть насчет того, сколько сумели сэкономить на ужине в стране «третьего мира»), – и все же: неделя вдвоем на пустынном островке обошлась мне в десятку баксов.

– Только потому, что спали вы прямо на пляже! – горячо возразил Густаво.

– Все лучшее в жизни дается нам бесплатно, – парировала я.

Густаво категорически не согласился с этим выражением:

– Неправда. Бриллианты стоят денег. Вино тоже небес платно. За большие дома приходится платить.

Словом, как вы поняли, мы жили в палатке. И это было великолепно. Фабио знал в Рио такие уголки, о которых не слыхали даже самые крутые старожилы. Мой друг кочевал по Рио, как цыган, и не было в городе ни одного недоступного для него места.

В тот день он даже не предупредил меня, что мы куда-то едем. Мы даже не взяли с собой хоть по смене одежды. Уезжали мы на местном автобусе из тех, что пересекают город из конца в конец, и путь наш лежал на юг. Автобус шел, четко следуя береговой линии, – мимо мозаичных променадов, мимо фешенебельных прибрежных пентхауcов Ипанемы, по эстакаде Оскара Нимейера и нескончаемому полотну Авенида Атлантика. За нами, как стена, громоздилась фавела Росинья. По дороге – как раз мы стояли в пробке – Фабио показал мне в окно на бесконечные кварталы за оградами и громко, на весь салон, прокомментировал:

– Фавелы для богатых.

Большинство пассажиров не обратили на это внимания, но одна женщина средних лет на переднем сиденье захихикала, а потом обернулась и произнесла:

– Не в бровь, а в глаз, meu filho,[50] не в бровь, а в глаз!

Ближе к пляжу Рекрейу пробка наконец рассосалась, и город стремительно унесся назад. Появился знак прибрежного района Барра Гуаратиба, Залива Цапель, и автобус снизил скорость, сама дорога стала заметно хуже.

За окном медленно разворачивались забытые, уходящие в прошлое пейзажи старого колониального Рио. Крытые пальмовыми листьями лачуги и чистенькие беленые домики с терракотовыми крышами и синими дверями напомнили мне городишки внутренней части португальского Гоа. Дорога была окаймлена красной глиной, кое-где в тени пальм клевали носом рыболовы, рядом в корзинах копошились иссиня-черные крабы. По правую сторону от дороги шло понижение к тихим, поросшим тростником заводям. Я заметила пару привязанных к палкам лодчонок, вокруг по воде тихо ступали одинокие цапли. Автобус сделал остановку в деревушке, вжавшейся в холм выше маленькой бухты, потом мы долго карабкались вверх по размытому глинистому склону, пока не выбрались на прогалину, от которой открывался вид на белый песчаный пляж.

Если не считать небольшой лачуги справа, в которой, как пояснил Фабио, жил отшельник по имени Рауль, других признаков жизни не было. Мы попали в настоящий необитаемый рай – спали прямо на пляже под звездным небом, проснувшись на заре, любовались пламенеющим малиновым восходом, а за нами были девственные джунгли, с птицами и зверьем. По утрам мы собирали на берегу ракушки и принесенные морем деревяшки, после обеда качались в походном гамаке. Наше полное уединение было нарушено только на третий день, когда двое беглых наркодилеров разбили палатку на другом краю пляжа. Весь день они валялись на песке – на солнце поблескивали их золотые цепи, из радиоприемника несся кариока-фанк, мобильники постоянно звонили – велись оживленные переговоры с бандами в Рио. Но меня это не раздражало. В конце концов, это Бразилия.

Время от времени попытки уложиться в бюджет бразильского бродяги-артиста вели к ссорам, не без того. Но это, как правило, касалось каких-нибудь мимолетных прихотей.

– Хочу в тайский ресторан в Леблоне, – заявила я как-то вечером.

– Слишком дорого, – ответил Фабио, – я тебе сам приготовлю тайскую еду, если хочешь.

– Если я чего-то хочу, – заспорила я, надувшись, как обиженный ребенок, – так это ходить, куда понравится, как всегда делала. Я хочу в кино, в театр, в ресторан.

– То есть тебе хочется сорить деньгами, – парировал Фабио и на другой день сводил меня в местечко, где бесплатно показывали кино.

Казалось, он и в самом деле совершенно свободен от денег. Фабио вел удивительно интересную жизнь, заполненную потрясающими людьми, невероятными историями, восхитительными впечатлениями – и ничего при этом не тратил, буквально ни цента. И не сказать, что этот парень был бесплотным ангелом или каким-либо другим сверхъестественным способом обходился без потребления материальных благ. Просто деньги не шли ему в руки. В тех редчайших случаях, когда у Фабио заводилась хоть какая-то монета, она всегда причиняла только несчастья. Сколько бы денег он ни держал в руках, таяли они мгновенно. Он их тратил, давал в долг, прокуривал, сжигал, его обворовывали, да мало ли что еще, а потом возвращался домой, как всегда, с пустыми руками, зато с песней и улыбкой.

Один-единственный раз за первые три месяца нашего знакомства я видела Фабио при деньгах. Это случилось на следующий день после того, как он играл где-то за плату (редчайший случай). Я обнаружила его в безумной сутолоке магазинов на Руа Кариока, в центре Рио, глаза у него горели, в кулаке были зажаты измятые доллары. Он скупал какое-то яркое пластмассовое барахло, вроде того, что продают в магазинах сниженных цен.