Анифа. Пленница степей (СИ) - Деметра Фрост

касался чувствительной кожи под мягкими полушариями и проводил пальцами по ребрам. И, может быть, в другой ситуации податливое тело Анифы, привыкшее к ласкам, даже грубым, отозвалось бы, но не сейчас. От страха, от неприязни к Риксу, от жалости к самой себе сейчас ей меньше всего хотелось найти утешение в мужских объятиях.

Риксу ничего не стоило унять свое возбуждение, вспыхнувшее от близости маленькой танцовщицы. Впервые за время, прошедшее с момента их возвращения в Дариорш и той ночи в шатре вождя, она оказалась в его руках. Он не мог лишить себя удовольствия прикоснуться к ее нежному телу, скрывающемуся под некрасивой и грубой тканью холстины, и в штанах мгновенно стало тесно и некомфортно.

Удивительно, с какой легкостью рабыня могла вызвать его похоть. И даже в таком виде — в безразмерной мешковине, вспотевшая и уставшая. А еще от нее остро пахло страхом. И он возбуждал Рикса еще сильнее.

Пойдя на поводу своей похоти, северянин не ограничился одной лишь соблазнительной женской грудью. Хотя набухшие соски, конечно, заставили его тихо ухмыльнуться и предвкушающе прижаться к низу спины Анифы своим внушительным бугром. Скользнув ладонью ниже, он коснулся через ткань платья ее промежности. Порывисто выдохнув, рабыня содрогнулась всем телом и инстинктивно дернулась вперед. Но с лошади ей деться было некуда. Поэому, вместо того, чтобы сбегать и откровенно шарахаться от желавшего ее мужчины, она в итоге обреченно прикрыла глаза и откинулась назад. Прямо на грудь всадника. Позволяя северянину и дальше жадно ощупывать и сжимать ее хрупкое и беспомощное тело.

Но Рикс и правда не собирался брать ее в седле. Хотя на его памяти случалось и такое. Все-таки кочевницы были неприхотливы как в жизни, так в любовных утехах.

…Анифа не сразу поняла, что мужчина ведет коня не в сторону Дариорша. Она вообще старалась ни на чем не концентрировать свое внимание, почти отключив свое сознание и от пейзажа вокруг, и от ощущений.

Девушка вскинулась и огляделась, лишь когда конь под ними, тихо и коротко всхрапнув, остановился, а Рикс, упруго соскользнув на землю, стащил ее за собой.

С одной стороны по-прежнему простиралась степь — знакомая и одновременно неповторимая. Бледная, высушенная солнцем и холодом трава морем колыхалась под ветром, а низкое из-за рядов пышных бело-лиловых облаков небо казалось низким, но бесконечным. А вот небольшая березовая рощица у холма, куда ее привез Рикс, могла порадовать глаза неожиданно яркими красками — еще не до конца облетевшая листва деревьев была наполнена ярким пурпуром и светлым янтарем.

И хотя это было совершенно несвоевременно, щемящая нежность и восхищение перед красотой природы вдруг сжало девичье сердце. И снова напомнило о ее собственной, незавидной, участи. Слезы сами потекли из ее глаз, и Анифа поспешно подняла ладони к лицу, чтобы стереть непрошенную влагу.

Рикс, подтолкнув ее в глубь рощи, не увидел их. А плакала девушка бесшумно — лишь пару раз вздрогнули плечи под грубой тканью накидки.

— А теперь — рассказывай! — холодно приказал северянин, резко повернув беглянку и грубо припечатав ее спиной к одному из березовых стволов.

Девушка удивленно подняла на мужчину бледное, с темными синяками под блестящими глазами, лицо, и Рикс самодовольно усмехнулся. Нет, ему, конечно, не нравился вид изможденной и переживающей рабыни, но и в таком состоянии она была чудо, как хороша. А еще явно осознавала, какую невозможную ошибку она совершила.

— Что рассказывать? — обреченным шепотом переспросила Анифа, поежившись под пристальным и жестким взглядом воина.

— Зачем сбежала?

Девушка вздохнула — прерывисто и очень грустно. Очередная слеза выступила в уголке ее почему-то посветлевших глаз и медленно скатилась на скулу. Это неожиданно взволновало северянина, и он, непроизвольно подняв ладонь к осунувшемуся лицу, почти мягко провел пальцами по девичьей щеке.

Анифа ожидаемо вздрогнула, и ее взгляд стал колючим и неприязненным.

— Потому что не хочу больше быть под вождем, разве непонятно? — с неожиданной силой выпалила она.

— Ты рабыня, — напомнил Рикс ей зачем-то, — Нет разницы в том, что ты хочешь.

— Я… я… я больше не могу это выносить!

— Тогда почему сбежала сейчас? — поинтересовался Рикс жестко, обхватив пальцами тонкую шею и слегка надавив на дернувшуюся челюсть — маленькую и очень-очень хрупкую; слегка не рассчитать силы — и сломаешь. — Надо было дождаться, когда мы уедем. И никто бы тебе не помешал.

— Одна бы я не выбралась, — придушено выдохнула маленькая танцовщица, — Только с караваном.

— У тебя не было и шанса, — криво оскалился мужчина.

— Шанс есть всегда… Но боги, видимо, отвернулись от меня…

— Богам плевать на камни под их ногами. А ты даже не камешек. Всего лишь маленькая песчинка. С чего ты взяла, что им не плевать на тебя?

— Вера… — рассеянно прошептала девушка, горестно поморщившись, — Вера — это все, что у меня осталось… Я… не могу больше…

Рикс непонимающе качнул головой. Но хватку ослабил и, обессиленная, Анифа медленно сползла на землю. Как ребенок, она прикрыла ладошками голову и тихонько всхлипнула.

Вот теперь северянин почувствовал раздражение.

Всегда сильная, всегда полная какого-то внутреннего огня и света, сейчас рабыня была как затушенный уголек — маленький и невзрачный. Куда все подевалось?

Откуда взялась вся эта скорбь? Что именно она оплакивает?

Этого Рикс не понимал совершенно.

Он ожидал увидеть беглянку, да, пусть маленькую, да, пусть слабую и совершенно неумную, но которая будет рваться и пытаться сделать хоть что-то, раз решилась на такой поступок.

Но не видел.

И это раздражало.

Что ее не устраивало? Ему думалось, что один из торговцев (как оказалось, именно Хашим) соблазнил ее какими-то обещаниями и дорогими подарками, и та бездумно кинулась за ним, надеясь на лучшую долю. Есть ли разница, перед кем раздвигать рабыне ноги?

Но она сказала: “Не могу быть больше под вождем”.

И что же это могло значить? Да любая кочевница душу продала бы за место быть подле его побратима, быть его наложницей, причем, на данный момент, самой любимой и выделяемой им.

И одно дело, если бы Шах-Ран был жесток к ней. Но он видел — собственными глазами видел! — с какой страстью и неподдельным желанием она отдавалась порой несдержанному в своей порывистости кочевнику! С каким удовольствием принимала его — и их! — ласки и ярко кончала, безумно соблазнительная и искренняя в своих чувствах и эмоциях.

Так что не так-то, демоны ее дери?!

Присев перед девушкой на корточки, Рикс снова обхватил подбородок девушки ладонью и заставил ту вскинуть вверх свое искаженное от горя лицо.

— Слушай меня, девочка, — глухо и яростно пророкотал он,