Тропа длиною в жизнь - Олег Микулов

Он снова и снова вспоминал слова Армера: «Не ты, а они говорят с тобой. По своей воле». Помнится, он тогда спросил: «Но зачем? И кто они такие?» – и Армер ответил, только очень невнятно: «Могучие, это я знаю точно. А зачем? Их пути – не наши пути; много ответов – ни одного ответа».

«Могучие»… «Свои пути»… Сколько раз, очнувшись, Аймик снова и снова молил этих Неведомых: «Вы Могучие? Так оставьте нас, слабых! Дайте жить нам в мире и покое! Или скажите хотя бы: в чем вина Аймика перед Вами? Что должен я сделать, какую искупительную жертву принести?! Скажите, ничего не пожалею!»

Не было ответа. Только снова и снова странные сны, от которых не скрыться…

И не к кому обратиться за советом, за помощью.

Тогда он стал бороться: старался не вспоминать, а, напротив, забывать свои странные сны. Не думать о них, по крайней мере днем. В какой-то степени это помогало, особенно когда на помощь приходила Ата: после ее ласк наплывал обычный, целительный сон, разгоняющий наваждения.

Но сегодня… сегодня было что-то не так. Сам странный сон… Не поторопился ли Аймик? В нем было что-то… Предостережение, быть может? Нет, не совсем… Не вспомнить.

Только одно было ясно…

– Хей, смотри-ка! – Ата весело встряхнула доверху набитый заплечник. – А как мой храбрый муж?.. О-о, я вижу, ты так и не проснулся!

Аймик виновато развел руками:

– Грибы от меня прячутся! Так что давай-ка… Он отобрал у Аты наполненный мешок, перекинул его за плечи, а ей взамен протянул свой, почти пустой.

– Только так! Иначе мы дотемна не управимся!

(Как изменилась Ата за эти годы! Великие духи, как она изменилась! Красивая, смелая, сильная женщина, как не похожа она на ту девочку, что делила с ним кров в стойбище детей Тигрольва, – боязливую, настороженную, ежеминутно ждущую какого-то подвоха. Теперь Аймикпонимал, сколь тщетными, сколь наивными были его надежды на то, что все образуется… Ата, первой заговаривающая с ним, мужчиной-охотником, Ата-насмешница, Ата-друг, – такой он любил ее еще больше, чем прежде. «Так женщинам не положено»? Там, у его бывших сородичей, – не положено. А здесь их только двое, и они свободны и счастливы!)

Они шли сквозь редкую рощицу, и Ата ловко выискивала в траве, на которую уже легли первые палые листья, темно-красные грибы на толстых мясистых ножках. Аймик, взваливший на левое плечо уже заполненный мешок, о сборе не заботился. Привычно оглядываясь и прислушиваясь – нет ли опасности? – он продолжал думать все о том же. О сегодняшнем странном сне.

…Да, только одно было ясно, только одно прочно сохранилось: предчувствие того, что их одинокой жизни вдвоем, ставшей привычной и милой, подходит конец. Предчувствие? Нет, знание! Сегодня за завтраком он и молчал-то потому, что смотрел на их лежанку, на старый пень у входа, на распяленные на распорках шкуры так, словно в последний раз все это видит; словно вот-вот начнется что-то другое. Неизвестное и потому – пугающее.

Впрочем… (Он не мог вспомнить сон; сейчас об этом уже нечего и думать. Он пытался вслушаться в свои ощущения, связанные с этим сном.) Впрочем, похоже, что настоящей угрозы нет. Перемены грядут – не опасность. Но перемены серьезные.

Они отдыхали на поваленной бурей старой ели. Небесный олень почти не мог пробиться своими рогами сквозь плотные облака к земле. Но дождь по-настоящему так и не начался; дважды или трижды принимался было кропить землю и тут же стихал.

– Ну что, домой? – полувопросительно сказала Ата. – Надо успеть на реку, за ракушками. А уж потом я сама со всем разберусь.

Но Аймик молчал. Сводил и разводил пальцы рук…

– Знаешь, – сказал он наконец, – давай-ка пройдем еще немного. Вон – по косогору.

Ата удивилась, но ни возражать, ни расспрашивать не стала. Куда и зачем, понятно и без вопросов: оттуда открывается речная излучина. А почему нужно сейчас на нее любоваться, мужу виднее. Странный он сегодня. Видно, опять то самое.

По знаку Аймика они оставили мешки с грибами под корнями ели и дальше, к краю косогора пробирались осторожно, с оружием наготове. У Аты сердце дрогнуло от недоброго предчувствия, когда она увидела, что муж натягивает тетиву, – знак серьезной, настоящей опасности… А вокруг ничего не видно и не слышно… Кроме крика птиц там, в долине, у реки.

К краю подобрались ползком, как следопыты. Аймик, натянув капюшон, заполз под колючий кустарник, осторожно выглянул…

Ата оставалась сзади. Отсюда ей были хорошо различимы только подошвы его мокасин, и все равно она чувствовала, знала… там, куда он смотрит сейчас с таким вниманием, что и нога не шевельнется, что-то происходит. Что-то очень важное.

…Тонко, надсадно, насмешливо запищал комар. Отгоняя непрошеного гостя, Ата приподнялась и увидела всю распластанную фигуру мужа. Да, ошибиться невозможно: он сам сейчас – словно готовый к бою лук… Да что же там такое творится, что за напасть? Хотелось закричать от неведения… или хотя бы расплакаться. Ей казалось, прошла вечность, прежде чем ноги мужа зашевелились. Аймик выполз из-под колючек и, не вставая, подал знак:

«Ко мне! Обогнем, только будь осторожнее».

И когда им обоим открылся вид на речную излучину, на пологий берег, усеянный речной галькой, кивнул и выдохнул:

– Вот оно!

Там на отмели шел бой. Неравный бой… Скорее убийство. Двое мужчин, по-видимому, совсем недавно переплыли реку в безнадежной попытке уйти от погони, которая уже выбиралась из воды. Пятеро хорошо вооруженных против двоих безоружных, выбившихся из сил и похоже, уже раненных. Они больше не пытались бежать, осознав, что это бесполезно, и судорожно осматривались вокруг в поисках хоть какого-то оружия. Один лихорадочно перебирал камни, второй вдруг бросился в сторону и подхватил кусок коряги.

(«Лучше, чем ничего, – подумал Аймик. – Изрядная дубина!»)

Кажется, и первый поднял одну или две гальки. (Не сыскать на этом галечнике увесистый булыжник!)

Теперь беглецы встали рядом и развернулись навстречу своим врагам, готовясь умереть, как подобает мужчинам. Преследователи, выйдя из воды, ввязываться в бой не спешили, несмотря на явное свое преимущество. С копьями наперевес, они образовали полукольцо и стали медленно приближаться к своим жертвам. До Аймика и Аты доносились усиленные рекой смешки и выкрики на чужом языке.

(«Муж мой, – молча молила Ата, – только не надо подвигов! Они все чужие и тебе и мне. А я для тебя разве чужая?»)

Но Аймик и не собирался вмешиваться в чужие дела, хотя и держал оружие наготове. На всякий случай.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});