Тропа длиною в жизнь - Олег Микулов

С первой зимовкой им не повезло: сам того не ведая, Аймик выбрал место вблизи от охотничьей тропы. Тогда их спасло чудо: вовремя замеченный след, резко свернувший назад, к стойбищу, и буран, укрывший их собственные следы. Да еще то, что эти чужие охотники, живущие

в странных, непривычно больших домах, похожих на заснеженные холмики (Аймик видел эти сооружения издали и, несмотря на острые глаза, не мог понять, как же они построены?), уходят так далеко от своих стойбищ. Аймик понял по следам: охотников было двое, и они не решились, а может, не могли напасть на чужаков без одобрения своих сородичей. Явились ли они вновь с подкреплением, нет ли, какой была бы встреча, – ничего этого ни Аймик, ни Ата не знали: вьюга заметала их следы. Вот только большую часть припаса пришлось оставить в спешке. Так что зима оказалась для них голодной. И второе лето прошло в кочевье. Так же хоронились от людей, пересекали реки. Одна, широкая, текущая прямо на юг, особенно привлекла Аймика: связать бы стволы или долбленку смастерить да и плыть по ней! Но долбленку в одиночку смастерить очень трудно, да и на плот нужно время и силы. А тут еще оказалось: вокруг охотничьи тропы. Много. Разных. Тут уж ясное дело: о задержке и думать нечего, лишь бы ноги унести побыстрее и подальше. Ночью переправились на бревне и к западу свернули. Трудно пришлось: в людные места попали! Как только ни петляли, куда ни сворачивали… Второе зимовье было тревожным, но не таким голодным, как первое: никто их не обнаружил, весь запас удалось сохранить.

А на третье лето нашли вот это место. Нашли – и прижились. Вроде бы и не так далеко от обжитых долин, а людей поблизости нет. Ничейная земля.

И дичи здесь много, почти непуганой. Понятно, на мамонтов Аймик и не пытался охотиться: вдвоем облаву не устроишь. Да и зачем им мамонт, вдвоем-то? Есть олени, есть лошади; длинноухих – сколько угодно. И птицу добыть можно. Вот с рыбой хуже: не получается у Аймика мокрая охота. Зато грибов, ягод, кореньев и трав – в изобилии; это уж Ата знает, что брать, когда и как.

(Правда —что скрывать? – временами мучительно хотелось отведать мамонтового хобота с черемшой! От одного воспоминания о его сочном и остром привкусе рот слюной наполняется…)

– Аймик! Иди, все готово.

Обычно за утренней едой они обсуждали предстоящий день. Аймик и Ата с самого начала своего пути, не сговариваясь, молча решили: не расставаться! Никогда. Страшно представить: вот он приходит с охоты, приносит добычу. «Эй, Ата!.. Ата, ты где? АТА!!» А в ответ – тишина… Вот почему в первый же раз, отправляясь на промысел, он сказал жене: «Идем вместе!» Так оно и повелось – вместе. И на охоту, и на сборы.

Он подучил жену кое-каким приемам: и как след брать, показывал, и как дротик метать. С дротиком у нее неплохо получалось: не далеко, но метко. Да и с луком. Хоть и не могла натянуть тетиву до конца, стрела уходила в цель. Аймик и оружие для нее сделал – по росту и по силе.

Такое женщине не полагается? Да, быть может, – у бывших сородичей. Но здесь они одиноки. Им нельзя разлучаться, и, раз их только двое, жене лучше уметь обращаться с оружием.

Их – двое, ребенка так и нет. Теперь оно и к лучшему: что за жизнь была бы у изначально безродного?

Сегодня им предстояла не охота: запасы мяса есть, и свежего, и вяленого, и копченого. Сегодня будет день сбора. В основном грибы, и потом Ата хочет к реке спуститься, за раковинами. Она говорила, но разговор не клеился: в это утро Аймик был рассеян и молчалив.

– Муж мой! Ты не выспался? Тебе комары спать не дали?

Аймик смущенно улыбнулся:

– Комары не комары, а почему ты спрашиваешь? Она засмеялась:

– Или ты еще не проснулся? – И, посерьезнев, спросила: – Да здоров ли ты?

Теперь усмехнулся Аймик:

– Здоров, здоров! Сейчас по холодку пройдемся, я и совсем проснусь!

2

Они шли по уже хорошо знакомым, исхоженным за эти три лета местам. День оставался серым, сырым, неприветливым, но грибной аромат щекотал ноздри и добыча была обильной.

Ата очень любила эту, как она ее называла, «бабскую охоту». Ловко орудуя своим копьецом, первой умудрялась отыскать гриб, а то и целую семейку, там, где даже взгляд охотника не вдруг замечал добычу; шла какой-то ей одной ведомой, но несомненно счастливой тропой, снова и снова радостно вскрикивая: «Ой, вот еще!.. Аймик, посмотри, прелесть какая!»

Аймик и в лучшие дни был не столь удачлив, а сегодня… Рассеянно поддакивая жене, расшевеливая копьем старый валежник, время от времени нагибаясь (чаще впустую), он думал о своем. И ему очень не хотелось, чтобы Ата узнала его мысли.

Странные сны. Они вернулись именно здесь, в этом уютном местечке, которое они уже стали считать своей землей, своим домом… Нет, конечно, на их изгнаннической тропе подобные сны случались и прежде. Но редко, очень редко. И всегда – с пользой… Ну хотя бы в то зимнее утро, когда ему удалось вовремя заметить след тех двух охотников. Или осенью, когда странный сон пришел прямо среди бела дня и они обошли стороной логово и тропу тигрольва. Тут дело было не только в опасности: Аймик, даже порвав с сородичами, все же предпочитал жить в мире со своими тотемическими собратьями; уж они-то точно ни в чем не виноваты. Как и предки…

Были и другие, незначительные случаи. На переправах, на охотах. Не странные сны даже – скорее предчувствия, коим Аймик привык доверять. Но здесь… Здесь началось иное.

Когда? Кажется, с последней зимы… Быть может, даже раньше. Постепенно нарастало, от ночи к ночи; главным образом в предрассветные часы. Сейчас так часто, что он даже научился сдерживать крик, которым прежде пугал Ату; научился даже не подавать виду… Жену почему-то все это страшит сильнее, чем его самого.

Эти странные сны были иными. Отчасти похожими на тот… последний в их прежнем жилище… Только навязчивее, подробнее… Словно он и не Аймик вовсе, а кто-то иной… Или – и Аймик, и иной! Да и мир был в этих снах Другим, похожим и не похожим на этот, привычный. Очнувшись («вернувшись» – мысленно говорил Аймик), он, в отличие от тех странных снов, что предвещали, не помнил никаких подробностей. Но знал твердо: тот мир знаком тому… – Аймику? – не хуже, чем этот – ему самому, вернувшемуся. И там, в самой глуби, скрывалось, поджидало нечто неимоверно страшное… некто, быть может? И было ощущение громадной, неизбывной вины…

Еще было другое. Зов. Откуда-то оттуда… с белых слепящих вершин… Чей зов? Духов? Предков? Аймик не был уверен в этом; он помнил, что вся душа тосковала и рвалась навстречу этому зову, как если бы… Вот только его ли душа?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});