Пылающие скалы - Еремей Парнов

— И я, представьте себе, тоже, — призналась Анастасия Михайловна. — Хотя мои предки, насколько знаю, потомственные горожане… После поездок в Туркмению, Западную Сибирь стала прямо-таки сама не своя. Моё место в лаборатории, я привыкла делать анализы, что-то такое сопоставлять, — словом, заниматься кабинетной наукой. Но, как видите, зачем-то лезу в чужие дела.

— Что вы, Анастасия Михайловна! — запротестовал Лобсан. — Мы, ваши ученики, совсем иначе думаем. Без вас мы бы даже не узнали, что такое геохимия и зачем она нужна.

— Узнали бы, будьте уверены! Если предмет значится в учебном плане, его необходимо… — она не договорила, лукаво взглянув на Лобсана.

— Сдать и поскорее забыть, — с улыбкой закончил он. — Но ведь мы не забыли?

— А куда вам деться без геохимии?.. В древних законах тоже есть, между прочим, своя мудрость. Нечего лишний раз землю тревожить. Копать надо, конечно, но осмотрительно, не вслепую.

— Об этом я и хотел сказать. В земле и вправду спят демоны. Посмотрите, чем обернулось железо? Нефть? Это плоть и кровь чудовищ, оскалившихся ракетами, штыками. Их дыхание — беды и мор, ожесточённые схватки, вражда… Вы скажете, капитализм? Верно! Но ведь и запреты наших прадедов родились не при социализме. Монголия вообще была феодальной страной…

— Вас очень интересно слушать, Лобсан, вы оригинально мыслите.

— Я больше чувствую, чем мыслю. Всем существом ощущаю, как ускоряется бег времени. Здесь, дома, это даже острее, чем в Москве, в МГУ. Ярче как-то, ощутимее перемены. Мой земляк, сын пастуха, взлетел в космос. И хоть его вознесли ваши добрые руки, вам, я не лично про вас говорю, Анастасия Михайловна, вам не понять потрясающей грандиозности этого шага так глубоко, как я понимаю и чувствую. Солнце, Луна для монгола не просто светила. Они веками смотрели на нас с субурганов, с молитвенных свитков, они и теперь в нашем древнем гербе соембо. Это и мир, и сам человек, и судьба. И вот, вы только вдумайтесь, пастушеский мальчик, с детства привыкший к седлу, взлетает над всем мирозданием! Над Полярной звездой, над закрученной нитью судьбы, что у нас называют улдзы!.. Я думаю, сейчас только и начинается новая история человечества. А вы?

— Не знаю, Лобсан. — Она задумчиво покачала головой. — Истинное значение событий постигают обычно не современники, а потомки… Но в чём-то вы глубоко правы. Мне по-доброму завидно, что человеку доступна именно такая, не всегда понятная мне глубина.

Лебедевой недоставало привычных слов, чтобы выразить волновавшее её чувство. Она словно стояла на пороге неизъяснимого откровения, приметы которого были щедро рассыпаны в повседневном быте и речи людей, в окружающей природе, в самом образе их мысли.

— Какой воспалённый, какой душераздирающий закат! — Она загрустила, проникаясь трагическим, как ей ощущалось, безмолвием вечера.

— Вы не возражаете, Анастасия Михайловна, — вполне буднично обратился к ней Лобсан, обменявшись с шофёром короткими репликами, — если мы немного перекусим под открытым небом? Тут сплошное безлюдье и негде остановиться, как следует…

— О чём разговор, Лобсан? Буду даже очень рада.

Сандыг ещё немного проехал по щебнистой пустыне, затем, куда-то свернув, осторожно свёл машину с глинистого откоса. Впереди сумрачно заблестела стремительная река. Судя по бесчисленным отпечаткам копыт, здесь было место водопоя.

Остановились на галечном мысу, куда течением нанесло немного плавника, Лобсан набрал веток и запалил костерок. Прогулявшись вдоль берега, он принёс стопку аргала. Потом тщательно отмыл несколько окатанных камней в реке и, выложив их вместе с сухими лепёшками в пирамиду, подбросил немного дров. Вскоре пламя охватило аргал, и густой сладковатый угар заглушил речную прохладу.

Сандыг тоже не сидел сложа руки. Он расстелил кошму, вынул из багажника завёрнутое в газету мясо, буханку хлеба и несколько луковиц. Пока галька калилась на угольях, он разрезал баранину на куски, щедро накрошил луку и засыпал всё солью.

— Сейчас будем есть шашлык по-монгольски, — пояснил он на ломаном русском языке.

— Это, конечно, не шашлык, — поправил Лобсан, — но, думаю, Анастасия Михайловна, вам понравится.

— Не сомневаюсь, — заверила Лебедева, присев на кошму. Дразнящий дым кизяка и завораживающая пляска огненных прядей пробудили приятные воспоминания. Зябко поёжившись, она придвинулась к костру.

Когда с оглушительным треском лопнул первый камень, Лобсан сложил мясо в бидон и с немыслимой ловкостью принялся забрасывать туда раскалённую гальку. Через несколько минут в воздухе распространилось соблазнительное благоухание.

— Сначала поешьте бульона, — предложил Лобсан, разливая по кружкам мясной, немыслимой крепости и вкусноты сок, выгнанный каменным жаром.

Выложив дымящиеся куски на тряпицу, он отделил ещё горячие камни и прижал один из них к пояснице.

— Старики так от радикулита спасаются.

— А у вас разве болит? — удивилась Анастасия Михайловна.

— Нет, я просто так, на всякий случай.

Мясо оказалось несколько жестковатым, но это не помешало Лебедевой отдать ему должное.

— Отменно! — с полной искренностью оценила она, собирая хлебным мякишем солёный пронзительный сок. Заметив, что монголы отдают предпочтение жиру, она подложила им на ломти хлеба самые изысканные куски.

В ночной тишине, нарушаемой только потрескиванием костра, хорошо было думать о доме, вызывая в памяти родные лица. Так отчётливо, что сердце сжималось, вставали они перед внутренним оком, не подвластные времени и расстояниям.

Неузнаваемы были очертания созвездий. Бормотала река, бесшумно кружились совы, всплескивала сильная рыба на быстрине.

— Мы поедем с вами по всем точкам? — спросил Лобсан.

— Что вы сказали? — переспросила Лебедева, возвращаясь из своего далёка. — В этом нет надобности… Имеется обширный материал: космическая съёмка, геохимия, геофизика. Обсудим, наметим на карте. Нам с вами важно знать не только, где отбирать керны, но и до какой глубины бурить… Будем собираться? — поднялась она с кошмы, с трудом одолевая обволакивающее очарование ночи.

— Да, Анастасия Михайловна, дорога дальняя. Хорошо, если к двум часам доберёмся до ночлега.

XIII

Палаточный лагерь СКАН приютился у подножия лесистой сопки, отлого спускавшейся к бухте Орла, отделённой от Идола и Холерной скальной грядой.

Кирилл Ланской поставил свою оранжевую одноместку чуть на отлёте от прочих, выбрав заросшую буйными травами излуку ручья.

— Не сыровато ли будет? — выразила опасение Тамара. — И комарья много, а они, к твоему сведению, являются переносчиками особо опасного японского энцефалита. Поимей в виду!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});