Крепость на дюнах (СИ) - Романов Герман Иванович

— Можно отметить, господа, против нас действует очень квалифицированный генерал, управление хорошо обученными войсками налажено и действенно. Вспомните, как мы наступали на Дарбенай и Швентойи — наши батальоны буквально продирались через спешно возведенные заграждения и мины, засады с пулеметами и пушками. На пути не встретилось ни одного целого моста, пусть даже сельского, из досок. И мы постоянно вели бои с сильными арьергардами из мотопехоты с артиллерией, которых поддерживали бронетехникой и ударами штурмовой авиации. Да, не без огрехов, но взаимодействие между частями противника налаживается.

Не таким представлял себе начавшееся сражение у Скуодиса полковник Пауль Гурран, поначалу посчитавший, что большевики в очередной раз решили дать арьергардный бой и задержать уверенно двигающиеся вперед германские войска, что за двое суток проделали путь от границы в шестьдесят километров. Однако на Барте развернулись самые настоящие позиционные бои, какими он их помнил по прошлой войне, на которой сражался унтер-офицером, а лейтенантские погоны получил лишь после подписания Версальского мира, чудом оставшимся в кадрах сильно сокращенного торжествующими победителями рейхсвера.

Повезло, хотя стал майором только через семнадцать лет — продвижение вверх по карьерной лестнице в тот период у всех шло очень медленно. Зато в феврале этого года Гурран получил вожделенный чин оберста — полковника, командуя 506-м полком 291-й дивизии, эмблемой которой была лосинная голова с рогами. Полки были укомплектованы природными пруссаками, жителями Восточной Пруссии, храбрыми, решительными и выносливыми — прекрасный человеческий материал. За двое суток солдаты прошли по тридцать километров в день, и это с боями, под обстрелами большевицких засад и воздушными штурмовками красной авиации.

И сегодня сражались они доблестно — советская 67-я дивизия охвачена с флангов и ее судьба фактически предрешена. Или утром укрепившийся в Скуодисе ее полк будет окружен и уничтожен, либо с часа на час русские начнут отход на Прекольн или в Либау, где постараются продержаться еще какое-то время в старой приморской крепости. Но судьба их предопределена — у дивизии есть приданная тяжелая артиллерия, что разрушит возведенные у самого моря форты, как случалось не раз, как в прошлую, так и в эту войну, на западном фронте. Так произошло и на востоке — укрепрайоны прорваны как гнилая бумага, не устоит и крепость. Тяжелый снаряд всегда имеет преимущество перед камнем!

Дом, где шло совещание, содрогнулся от взрывов, что прогремели совсем рядом. Забегали солдаты, послышались крики истошные «алярм». А с севера накатывался гул бесперебойного огня русской артиллерии — казалось, что большевики усилили огонь насколько это возможно.

— Вам не кажется, господа, что снарядов у них с избытком, и на каждый наш выстрел, они отвечают двумя, а то и тремя, — совершенно спокойным голосом произнес генерал-лейтенант Херцог. — Да, для штаба я избрал место слишком близкое к фронту — да и не ожидал, что вражеская авиация будет действовать столь активно, причем в ночное время.

Никто генералу не отвечал, так как его слова были риторическими, и он обращал их к самому себе. Русские самолеты-бипланы атаковали днем и ночью группами по десять-двенадцать аэропланов. Юрких истребителей, что несли небольшие бомбы под крыльями. Ущерб от их атак был больше моральный, солдаты к ним привыкли, хотя постоянные пулеметные обстрелы деморализовали нестойких духом солдат. Их сбивали 20 мм зенитки и снующие по небу «мессершмитты», но эти «чайки» все лезли и лезли каждый раз, подобно воронам, питающимся падалью.

— Нет, это серьезная бомбардировка, — генерал усмехнулся — от близкого разрыва стенки дома затряслись, с потолка посыпалась известка. — Фугасные бомбы, весом в два центнера, не меньше…

Договорить командир дивизии Курт Херцог не успел — через раскрытое настежь окно внутрь дома ворвался клуб черного дыма, кто-то из офицеров пронзительно вскрикнул от полученного ранения, стало темно, воздуха не хватало, а потом сверху упала какая-то тяжесть. Полковник Пауль Гурран несколько секунд пытался скинуть со спины придавившую его балку, осознав, что от взрыва на них обрушился потолок. Но от невыносимой тяжести перед глазами все помутилось, и он потерял сознание…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ "ДРАТЬСЯ ДО КОНЦА" Глава 1

25–26 июня 1941 года

Прекуле

Член Военного Совета Приморской группы

дивизионный комиссар Николаев

— Ты мне политдонесение только не порть, — усмехнулся Николаев. — Прекрасно все понимаю, но только победа все равно впечатляющая, потому что она первая. И в отличие от того блина в поговорке, вышла отнюдь не комом. Да, досталось тыловым частям, к тому же прикрепленным — но потрепана то сама дивизия, а все остальное неважно.

Бои за Скуодас окончились к полудню — полки германской 291-й дивизии отошли от города на 7-10 км южнее, и перешли к обороне. Отступили из города поспешно, но организованно, оставив на улицах городка всего с два десятка трупов своих солдат, да несколько забытых раненых, и еще троих пленными. Зато обходящий правый фланг советской 67-й дивизии 506-й германский полк отступил в беспорядке, немцы бросили примерно сорок убитых солдат, оставили с десяток раненых и контуженных — все они были взяты в плен. Однако потери на этом направлении были не столь большие, как показалось на первый взгляд — к полудню выяснили, что дивизия за сутки боевых действий лишилась убитыми почти полторы сотни красноармейцев, да более четырехсот раненных бойцов и командиров.

— Здесь, смею думать, немцы потеряли не меньше нашего, а то и больше — мы на один их выстрел давали два в ответ. Но дрались они упорно и умело, за реку отошли в полном порядке, на левом фланге отступили так, что Кожевников даже преследование организовать не смог толком. Хорошо воевали, нужно отдать им должное!

— Так и запишем, Николай Алексеевич, тем значимей наш успех. Думаю, нужно указать, что потери врага превышают семь сотен солдат убитыми и раненными, на поле боя оставлено шесть десятков трупов, да мы взяли в плен семнадцать солдат с офицером. А вот трофеи укажем в общем перечне, так будет намного внушительней. На Руцавском направлении ведь действительно нами одержана впечатляющая победа!

— Самокатчики разбиты, это верно, и отступили в беспорядке. Зато батальон 506-го полка смог все же отойти под напором бригады Горобца — хотя одну его роту мы начисто уничтожили, — Серафим Петрович был там ночью, видел все собственными глазами. Два немецких батальона попали под удар двух бригад и были буквально снесены, поспешно отступив к Скуодису, хотя это удалось не всем — больше двухсот трупов было оставлено на всем протяжении узкоколейной железной дороги и по обе стороны от нее. Да и взятых в плен раненных, контуженных, да просто очумевших в ночном бою солдат вермахта было столько же, многие легкораненые отступили вместе со своими камераден — умелые солдаты эти пруссаки, что и говорить.

Зато трофеи достались изрядные!

Один четырехколесный броневик, угловатый от скошенных броневых листов, который решили дотащить до Либавы, второй, как и бронетранспортер превратились в обгоревшее железо. Захватили также четыре исправных установки 20-ти мм зенитных автоматов, расчеты были перебиты минометным огнем — но остальные орудия немцы укатили на руках, а затем прицепили к небольшим автомашинам и вывезли. Вполне целыми досталось в руки торжествующих победителей одно орудие в 75 мм и два 37 мм ПТО, с десяток минометов — и что главное, с внушительным запасом боеприпасов на все это добро. Хватало и техники — собственным ходом угнали в Либаву два десятка грузовиков, дюжину мотоциклов, и разобрали более сотни оставленных велосипедов. Последние пошли связистам и в разведроты двух бригад, в которых решили сформировать по взводу самокатчиков.

Зато в Руцаве германским тыловым подразделениям досталось крепче всего — рота из 859-го охранного батальона была начисто истреблена пограничниками. Невооруженные подразделения из 127-го строительного батальона малой частью рассеяны по лесам и болотам, но большинство немцев сдались в плен, совершенно ошеломленные дерзкой ночной атакой. Достался в руки победителей полевой лазарет с медиками и раненными. Их всех вывезли в Либаву прибывшим на станцию по исправной узкоколейке поездом — так что замысел оставить ее в целости при отступлении полностью удался.