Тропик ночи - Майкл Грубер

Он очень подавлен положением дел в фонде, который уходит из рук семьи Доу, но мысль о том, что его разграбят, отцу невыносима. Я рассказала о происшедшем, отец сообщил, что позвонит Хэнку и дяде Биллу и они уладят дело.

Когда я вернулась в машину, У. спросил меня, дозвонилась ли я отцу. Я коротко ответила, что да, дозвонилась. У. отпустил несколько шуточек. К чему это?

Вернувшись в Ябу, я сразу поднялась к себе в комнату в полном упадке сил, а Ола Соронму и У. отправились чего-нибудь выпить. Когда У. вернулся, я была с ним очень холодна. Он опьянел, изображал невероятное обаяние, точь-в-точь как перед мамой в Сайоннете. Маме нравится общение с обаяшками под хмельком, а мы с папой на таких не реагируем. Но мамы в Лагосе нет, а мне его обаяние нравилось чем дальше, тем меньше. У. старался быть легкомысленным и сексуальным. Заявил, что хороший секс очистит воздух. Это была последняя капля в чаше моего терпения, и я заорала на него что было сил. Как смеет он намекать, будто тот, кто хочет добиться возвращения нашего снаряжения от продажного жулика, представителя режима, который убил и замучил больше чернокожих людей, чем ку-клукс-клан за все время своего существования, расист? Как смеет забывать о том, что тот же Муса обкрадывал местных жителей, в то время как мы дарим это оборудование нищему, голодному университету?

У. не остался в долгу и заявил, будто я не могу понять эту страну, потому что у меня белая кожа, якобы я привожу в смятение Олу своими неоколониалистскими принципами. И как смею я проводить по отношению к чернокожим дискредитированную политику европоцентризма?

Тогда в ход пошли весомые аргументы. Я запустила в него кувшином для воды, тазиком, настольной лампой, будильником и экземпляром «Йоруба в Юго-Западной Нигерии» У.Р.Баскома с воплем: «Кто ты такой, черт побери, и что ты сделал с моим мужем?» До сих пор я никогда ничем не швырялась и потому ни разу не попала в цель, только будильник разбился.

После чего я повалилась на кровать и разревелась — ни дать ни взять Скарлетт О'Хара,[42] черти бы ее унесли, персонаж, в которого У. меня превратил.

Мимо проходил Грир, и я позволила ему зайти. Я рассказала ему всю эту проклятую историю, и он был склонен дать мне несколько мудрых отеческих советов, спросил только, считаю ли я, что нам вернут наше снаряжение. Я сказала, что папа должен обратиться к моему дяде Биллу, вице-президенту Международного банка, и к Хэнку Шорру, своему старому партнеру в торговле, ныне главному финансовому администратору «Эксон», и те, видимо, сделают несколько нужных звонков. Я сказала, если мы после этого не получим своего снаряжения, то неоколониализм — полная чепуха, в чем мы можем письменно заверить его создателей. Он рассмеялся. Потом сказал, что сталкивался с этим раньше. Чернокожий американец приезжает в Африку со всей помпой: он вернулся домой, в дорогую его сердцу утраченную Гвинею. И тут он обнаруживает, что нет для него света в окошке. Люди смотрят на него и не замечают его черной кожи, которая определяла всю его жизнь. Они видят американца, у которого больше денег, чем снилось им в самых безумных снах, такого же, как все американцы. Но ведь я черный, говорит им парень, а они просто смотрят на него. И тогда до него доходит, что в Африке нет черных народов. У нас есть йоруба, хауса, ибо, фулани, га, фон, мандинка, догон и тофину и еще пара сотен других, но нет черных народов, за исключением, быть может, тех районов, где существуют значительные общности белых, как, например, в Южной Африке. Слушай, парень, ты желаешь отыскать корни? С Богом, но не жди, что тебя признают. Гвинеи нет, она ушла, и негритюд[43] тебе не поможет. Америка — твое государство, небеса — твое предназначение, а все прочее вздор. Так что игры вашего мужа выглядят для других забавой, не более, и боюсь, что его ждет разочарование.

Он сказал, что поговорит с У., я поблагодарила. Он взял в пальцы прядь моих волос, заправил ее мне за ухо и заметил: «Знаете, а ведь женщин с такими волосами, как у вас, продавали на рынке рабов в Алжире таким, как я».

Я сказала: «Да, были денечки», и мы оба рассмеялись.

14 сентября, Лагос

Сегодня во второй половине дня к нашему отелю подъехал большой военный грузовик, и солдаты выгрузили все наше снаряжение. Некоторые коробки были открыты, и оборудованием явно пользовались. У одного из компьютеров треснул монитор, а на его диск записано сто мегабайтов омерзительной порнографии.

Заметив У., взирающего на происходящее из окна вместе с Олой, я спросила, не хочет ли он помочь перенести снаряжение с улицы в дом. Он бросил на меня странный взгляд и отошел от окна. Возможно, он разочарован тем, что нам все-таки вернули снаряжение?

Глава девятая

— Дорис, это все, что я могу тебе рассказать, потому что больше ничего мы не знаем, — соврал Джимми Паз. — Вполне достаточно для грандиозной истории, и ты выиграешь еще один приз. Нет, мне не известно, что это дело рук психопата и серийного убийцы. Хорошо, согласен, он психопат, но насчет серии убийств никаких сведений нет. Ладно, берись за дело и печатай так: полиция ожидает, что он еще проявит себя. Ожидает беспомощно, так будет лучше.

Паз держал трубку в нескольких дюймах от уха, а Сезар, ученик повара, склабился, глядя на него. Джимми находился на кухне ресторана своей матери и звонил, как и обещал, Дорис Тейлор, криминальному репортеру. Была половина седьмого, время относительно спокойное на кухне, потому что только туристы едят так рано. Сам Сатана мог быть спущен с цепи в округе Дэйд, но люди все равно должны есть, а другие люди — на них готовить. Паз, который в Сатану не верил, удрал от Барлоу, как только смог, и явился сюда.

— Я понимаю, — сказал он спокойно. — Поверь мне, но… Где ты это слышала? Если ты узнала что-то важное, полагается сообщить об этом полиции. Нет, у нас нет никаких доказательств того, что совершено ритуальное убийство. Нет, разумеется, никто из членов семьи. Почему бы тебе не написать, что это сумасшедший, явный безумец? Нет, на меня ссылаться ни в коем случае нельзя. Я вообще не должен был с тобой говорить. Мне нужно идти, Дорис. Мое имя нельзя упоминать в газете. Я тоже люблю тебя, Дорис. Привет.

Паз повесил трубку и, повернувшись, увидел лицо матери. Ее взгляд он чувствовал спиной в последнюю минуту разговора. У Маргариты Паз был тяжелый взгляд, Джимми ощущал его на себе иной раз, когда находился за много миль от нее, и особенно часто в тех случаях, когда занимался тем, чего она явно не одобрила бы.

— С кем это ты болтал, повиснув на моем телефоне?

— Ни с кем особенным, мами, это был деловой разговор.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});