Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич

Если есть какие-нибудь интересные новости, вели, пожалуйста толстому Орлову мне сообщить.

Царское Село. 24-го янв. 1915г.

Мой любимый,

Снова яркое солнечное утро. Мне приходится спускать белую занавеску, так как солнце мне светит прямо в глаза, когда я лежу. Бэби, слава Богу, спал хорошо, просыпался раз пять, но скоро опять засыпал, и весел. Аня тоже спала с перерывами, 37,4, вчера вечером — 38,6. Девочки вечером были в лазарете, но ей хотелось спать, а потому она не стала их задерживать. Я теперь раньше ложусь, так как и встаю раньше из-за Алексея, а также из-за лазарета. Сейчас я снова у постели Бэби. Ростовцев сделал бесконечный доклад. Затем была Иза по делу, а перед тем к завтраку был Георгий.

Утром я сделала 2 перевязки и посидела с Аней. Она всегда находит, что один час это слишком мало, и хочет меня видеть и вечером, но я оставалась дома из-за Бэби, и она это поняла. К тому же я стала чувствовать такое утомление по вечерам, видеть одних страждущих становится несколько тяжело. Какая солнечная погода! Воейков телеграфировал Фред., что у вас такая же, — это хорошо.

Я уверена, что Веселкин рассказал тебе массу интересных вещей. Посылаю тебе полученное мною от Эллы письмо. Бэби чувствует себя лучше, просит меня тебе это передать; собаки возятся в комнате. Многие наши офицеры уехали на поправку в Крым. Дети после прогулки отправились в Большой Дворец; Мария стоит у двери и, увы, ковыряет в носу. Влад. Ник. и Бэби играют в карты, покуда я кончаю письмо. Чувствую, что мои письма ужасно скучны, но до меня не доходит ничего такого, что стоило бы передать. Сейчас прибудет мой поезд. Сокровище мое! Мне так тебя недостает! Надеюсь, тебе удастся делать прогулки, это укрепит твои нервы, усилит аппетит и сон. Я на минуту перед лазаретом зашла к Знамению и поставила за тебя свечку, мой муженек.

Действительно ли ты предназначаешь этого скучного Шипова[143] для твоих гусар? Мой экс-Шипов[144] получил георгиевский крест. Сандра Н. телеграфировала Татьяне, чтобы поделиться с нами этой новостью. Все дети нежно тебя целуют. Прилагаю письма от Ольги и Алексея; наш привет Н.П. и Мордвинову.

Прощай, мой родной, Бог да благословит и защитит тебя. Твоя навсегда

Солнышко.

Ставка. 24 января 1915г.

Мое возлюбленное Солнышко,

Оба твоих милых письма глубоко меня тронули — сердечно благодарю за них.

Тяжело было оставлять тебя и детей на этот раз из-за ноги бедного Крошки. Я так боюсь, как бы это не затянулось Пожалуйста, не переутомляйся теперь, когда тебе приходится часто бывать у него наверху, — разве что для лазарета.

Наша поездка оказалась приятной и спокойной. Какое счастье, что все господа[145] привыкли друг к другу и историй не случается! Вечером мы играли в новое домино “Мама” и слушали Воейкова или Федорова, читавших нам забавную книжку Ани.

Я здесь застал штаб Николаши в очень хорошем расположении духа. Я очень рад увидеться со стариком Ивановым, приехавшим на один день по делам. К счастью, он ворчал менее обыкновенного. Он просит тебя прислать ему твою новую фотографию; пожалуйста, сделай это — это успокоит славного старика. Здесь Кирилл и Петя: последний останется в распоряжении Н. Мне было также приятно увидеть милого, старого толстяка — Веселкина[146], он пил с нами чай и обедал, и вперемежку с серьезными и интересными вещами рассказывал нам такие истории, что все покатывались со смеху. Он уже в седьмой раз ездил по Дунаю в Сербию со своей снабженческой экспедицией. Риск становится все больше, так как австрийцы делают все, что только могут, чтобы взрывать наши пароходы. Дай Бог, чтобы они уцелели.

Как в каждый мой приезд, первый день здесь оказался ужасно занятым; только после обеда удалось хорошо прогуляться, а то я принимал народ до самого вечера.

Ну, прощай, моя возлюбленная крошка-женушка. Господь да благословит тебя и детей! Целую тебя и их крепко. Передай мой теплый привет А. Всегда твой муженек

Ники.

Царское Село. 25 янв. 1915г.

Мой любимый,

Снова яркий солнечный день. 10 градусов. Лишь после 4-х мне удалось уснуть, да и то постоянно просыпалась. У Ани вчера ночью было 38,8, боль в ноге, спала лучше, сегодня утром — 37,3. Теперь она внезапно полюбила сестру Шевчук и требует, чтобы та ночью спала у нее в комнате. Девочки зашли к ней вечером, но ей хотелось спать, а потому они посидели в другой палате. Милый Бэби вчера был очень весел и уснул до 10 ч. Дорогая матушка чувствует себя удрученной, не получая никаких известий, со дня твоего отъезда, о войне.

Такая огромная радость — я получила твое вчерашнее драгоценное письмо, благодарю тебя за него от всего любящего сердца. Не беспокойся обо мне, я очень осторожна, и сердце мое ведет себя хорошо эти последние дни, так что Боткин меня навещает лишь по утрам. Представь себе, я только что слышала, что mme Пурцеладзе получила письмо от своего мужа из Германии. Слава Богу, он не убит — она так его обожает, бедняжка. Воображаю, как Веселкин был интересен дай Бог дальнейшего успеха его плаванию! Итак, Петюша остается при Н. Будем надеяться, что он его использует как следует и будет посылать в разные концы, чтобы растормошить его. Да, это счастье, что окружающие тебя живут в ладу. Это имеет большое значение. Я скажу Ане, что ее книга имеет успех.

Были на свадьбе — сидела с Аней (она посылает тебе эту записку) от 1 до 2, а потом опять, а затем отправились в Большой Дворец. Бэби дважды катался в санках по саду и ужасно этому был рад. Шлю тебе наш нежнейший привет, поцелуи и благословения, мой единственный и мое все, мое обожаемое сокровище. Твоя

Солнышко.

Привет Н.П. и М.

Царское Село. 26 января 1915г.

Любимый мой,

Как Ольга, верно, счастлива, что ты сегодня с ней! Это награда ей за усердную работу. Фредерикс посылает мне копии Воейковских телеграмм, так что я извещена о всем, что ты делаешь и кого видаешь. Сегодня утром я была у Знамения, в лазарете, одела несколько раненых и немного посидела с Аней. У нее был куафер, чтобы распутать ее волосы. Завтра он снова придет и снова вымоет их. Зина опять больна, так что никто не в состоянии сделать это как следует. Она выглядит хорошо, только постоянно жалуется на правую ногу. Она жаждет вернуться к себе домой, и если температура будет совершенно нормальная, кн.[147] ничего не будет иметь против этого. Как утомительно будет это для нас! Но, милый, ты сразу тогда должен ей заявить, что ты не можешь так часто ее навещать — потому что, если ты сейчас не проявишь твердости, у нас опять пойдут истории, любовные сцены и скандалы, как то было в Крыму, — сейчас, на том основании, что она беспомощна, она надеется получить больше ласки и вернуть былое. Ты с первого же момента удержи все в должных границах, как ты это делал теперь, — чтобы этот несчастный случай принес пользу и привел к благоприятному результату. Ей сейчас значительно лучше и в моральном отношении.

У меня куча прошений, принесенных ей нашим Другом для тебя. Я вкладываю телеграмму, полученную тобой перед отъездом. Толстый Орлов мог бы разузнать через Бьюкенена, какого рода человек этот сын Стэда[148]. Борис приехал сюда на три дня, чтобы забрать Михень. — Она не может заехать ко мне, так как пока еще не выходит, а там в Варшаве теплый воздух будет ей полезен. Она посещает свой госпиталь, поезд и автомобили. Это очень прискорбно, ибо полякам не нравится ее манера, с которой она заставляет их приглашать ее к ним на обеды — так бестактно с ее стороны устраивать там второй Париж. – Татьяна K.[149] получила георгиевскую медаль за то, что побывала, якобы, под огнем — в автомобиле, во время поездки для раздачи подарков эриванцам. — Тамошний генерал поднес ей эту медаль. — Это неправильно, это понижает ценность ордена — если бомба, граната разрывается вблизи автомобиля, а ты просто катаешься случайно с подарками на руках, но не работаешь под огнем, и ты получаешь, а другие месяцами работают, подобно Ольге, тихо, в одном месте, и так как здесь не пришлось быть под огнем, то они медали не получают. Вот увидишь, в ближайшее время Михень еще вернется, украшенная этим орденом, — тогда уж Елена[150] и Мария гораздо больше заслужили это за их работу, в Пруссии в начале войны. — Бэби сегодня опять дважды выходил, у него розовые щеки, не жалуется ни на ногу, ни на руку, — все же он лежит в постели. Мы у него пьем чай. Там так уютно и не так тоскливо, как в моей; сиреневой комнате без тебя. По тебе очень тоскуют, дорогой мой. У меня такой плохой сон, все эти три ночи засыпаю не раньше 4-х, а затем постоянно просыпаюсь, — но сердце пока ведет себя прилично.