Отшельник - Б. Седов

Через минуту Штерн был почти свободен, если не считать того, что его левая рука была привязана за спиной, а сам он был соединен веревкой с толстой елью, выдернуть которую из земли ему было явно не под силу.

Макар развел небольшой костерчик, и через полчаса мы приступили к ужину.

Штерн не кобенился и с аппетитом поедал похлебку, которую сварил Афанасий. Он даже похвалил ее, сказав:

— А ничего чурки готовят. В первый раз пробую.

— Возможно, что и в последний, — сказал я.

Штерн хмыкнул и промолчал.

Закончив ужин, мы закурили, остяки аккуратно закопали объедки, и я наконец приступил к тому, ради чего затеял эту опасную авантюру с похищением офицера.

— Начнем, пожалуй, — сказал я.

Афанасий в это время занимался чаем.

— А ты знаешь, что бывает за похищение офицера внутренних войск? — спросил вдруг Штерн.

— Нет, не знаю, — ответил я, — да это меня и не интересует.

— А зря, — сказал Штерн, — когда мы вас найдем, вы пожалеете, что родились на свет.

— Вот ты себя и показал, — я развел руками, — пока ты говорил: «я» — все было так смело, так красиво… А теперь ты запел по-другому: «мы». А что это значит?

Я посмотрел на Штерна, но он молчал.

— А это значит, что ты из тех тварей, которые смелы только тогда, когда чувствуют за спиной силу. Верно?

— Не думай, что это сойдет тебе с рук, — пригрозил мне Штерн, — мы до тебя доберемся.

Я засмеялся, а Семен, пристально глядя на Штерна, сказал:

— Ты дурак, Штерн. И ты в своей привычной безнаказанности совсем потерял всякое соображение.

Я с интересом посмотрел на Семена, потому что услышал в его речи какие-то новые интонации…

— Ты дурак, — повторил Семен, — вспомни, что ты говорил мне две недели назад. А если не помнишь, то я тебе напомню. Ты сказал, что все мы — зеки, или, как ты нас называл, «курсанты» — для тебя всего лишь «человеческий материал». Так вот: ты сам сейчас для нас «человеческий материал», и ничего больше. И ты расскажешь нам все, о чем мы спросим. А не расскажешь — останешься здесь навсегда.

— Ты сгниешь на зоне, — пообещал Штерн.

Этот человек действительно не мог поверить в то, что бывают ситуации, когда не он, Штерн, распоряжается всем происходящим.

— Проснись, вертухай поганый, — сказал я, — ты не у себя на зоне, ты в тайге, и ты оторван от той силы, которая помогала тебе. Ты один. И вокруг тебя пятеро людей, которые хотят услышать то, что их интересует. И ты расскажешь все.

— Что-то знакомы мне эти интонации, — прищурился Штерн, — похоже ты тоже на зоне побывал.

— Я много где побывал, — ответил я, — но мы будем говорить не об этом.

— Чай готов, — сказал Афанасий, и мы прекратили на время нашу «приятную беседу».

Штерн тоже получил мятую алюминиевую кружку с душистым чаем на травах. Я не жлоб и не получаю удовольствия от бессмысленного унижения другого человека, поэтому, когда Семен проворчал, что Штерну вместо чаю нужно пулю в башку заправить, я ответил:

— Это от него никуда не уйдет. А пока пусть выпьет чаю вместе с нами. Может быть, он впервые пьет чай в приличной компании.

Штерн фыркнул, но ничего не сказал.

Наконец чайная процедура закончилась, и я сказал:

— Начинается вечер вопросов и ответов. Вопрос первый: что это за зона и что вообще там происходит?

— Ответа не будет, — Штерн отвернулся.

Семен посмотрел на меня, потом со вздохом поднялся на ноги и, подойдя к Штерну, с размаху ударил его ногой в живот.

Штерн охнул и, скрючившись от боли, повалился на бок.

— Отвечай, когда тебя спрашивают, — сказал Семен и сел на место.

Через минуту Штерн выпрямился и, морщась, с трудом произнес:

— Ответа не будет.

Семен зашевелился, собираясь встать, но я сказал:

— Стой. Не надо. Ты же видишь, что он всетаки сильный мужик, и мы можем его забить до смерти, но он будет молчать. Нужно как-то подругому.

— А как по-другому с ним? — недовольно спросил Семен.

— Я знаю, как по-другому, — сказал вдруг Афанасий.

Все посмотрели на него, а Афанасий, подойдя к Штерну, сел напротив него, скрестив ноги, и долгим взглядом посмотрел в глаза пленнику.

Потом он, не поворачивая головы, сказал что-то по-остякски, и Макар, молча встав, ушел в темноту.

— Куда он пошел? — спросил я.

— Я сказал ему, чтобы он погулял пока, — ответил Афанасий, — не хочу, чтобы он слышал, о чем тут будет идти речь.

Я с удивлением посмотрел на Афанасия.

В такой длинной фразе он не произнес ни одного «однако», да и вообще его речь слегка изменилась, из нее исчезли интонации лесного дикаря. Я не понимал, что происходит, и, по-видимому, это как-то отразилось на моем лице, потому что Афанасий невесело усмехнулся:

— Удивляешься? Это ничего. Вот он сейчас удивится по-настоящему.

Он снова повернулся к Штерну и спросил:

— Ну что, ты так меня и не узнал, гнида?

Тут у меня и вовсе крыша поехала.

Мало того, что этот шаман оказался вовсе не таким дремучим чуркой, каким прикидывался все время, так еще и Штерн почему-то должен его узнать. И выражения какие-то совсем ему не свойственные. «Гнида»…

Штерн презрительно посмотрел на Афанасия:

— Вот мне еще всех вас, чурок, помнить! Вы для меня на одно лицо.

— А зря, — поучительно ответил Афанасий, — ну да ничего, я тебе сейчас напомню.

Я смотрел на него и дивился.

И куда только делся скромный следопыт? Где безграмотный старичок-лесовичок, который через каждое слово вставляет «однако» и не знает, что такое «язык»? Чудеса, да и только!

— Меня зовут Афанасий Аянов, — сказал Афанасий, пристально глядя на Штерна.

— Постой… — Штерн нахмурился, — это тот самый, который…

— Да, тот самый, однако, — усмехнулся Афанасий.

Он снова повернулся ко мне:

— Потом я расскажу тебе в с е. А сейчас, — и он посмотрел на Штерна, — помогите-ка мне.

Мы стали помогать ему, и через несколько минут голый Штерн был туго растянут за руки и за ноги между четырьмя колышками, вбитыми в землю. Он смотрел на нас, стоявших над ним, и в его глазах плескалась смесь страха и ненависти.

— Вот так-то лучше, — сказал Афанасий, — а теперь я буду спрашивать, а он будет отвечать.

Я посмотрел на Афанасия, и мне не понравилось то, что я увидел в его взгляде. Потом я взглянул на распятого на земле Штерна:

— Сам виноват.

Повернувшись в Афанасию, я спросил:

— А мне… Мне обязательно присутствовать при вашей «беседе»? Честно говоря, не люблю такие зрелища.

— Я тоже, — сказал Тимур.

— Я тоже не люблю, — медленно произнес Семен, — но у меня свой счет к этому «повелителю чужих жизней». Так что вы погуляйте, может, там и Макара встретите, а когда будет нужно, мы вас позовем.

Афанасий и Семен переглянулись; Афанасий кивнул.

Мы с Тимуром тоже посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, пошли в лес. Была уже ночь, и я светил нам под ноги фонариком, в котором были шесть могучих батареек «дюраселл». Тех самых, которые работают в десять раз дольше.

Не успели мы отойти метров на двести, как с места нашего привала донесся дикий крик, который перешел в истошный визг.

Я подскочил от неожиданности, а Тимур испуганно сказал:

— Ну, дает наш ханты, чтоб его, манси! Я его три года знаю и даже не подозревал…

— Век живи, век учись, — язвительно сказал я, хотя у меня самого по коже мурашки побежали.

Крик повторился, потом перешел в скулеж, и снова настала тишина.

Мы невольно ускорили шаг, но Тимур вдруг остановился:

— Слушай, Майкл, ну что мы убегаем, как гимназистки! По логике вещей он не будет мучить его вечно. Доведет до нужной кондиции — и перестанет. Давай тут присядем, а я костерчик разведу, чтобы повеселее было… А?

— Давай, — вздохнул я и опустился на мягкий мох, прислонившись спиной к дереву.

— Вот и хорошо, — облегченно сказал Тимур и, забрав у меня фонарь, принялся собирать сухие ветки.

Через пять минут мы сидели и щурились на теплый свет костра.

Со стороны привала раздался еще один крик, но на этот раз мы даже не вздрогнули, настолько хорошо было сидеть рядом с живым огнем и наблюдать за его игрой. Тени и отблески шевелились вокруг, а над головой, в страшной вышине, сияли яркие звезды.

Что им до нашей суеты!

Прошел час, и за это время до нас не донеслось ни звука.

— Слушай, — забеспокоился вдруг Тимур, — а вдруг этот Штерн — супермен какой-нибудь: взял да и освободился! Замочил Семена с Афанасием и сейчас подбирается к нам. Я засмеялся:

— Что это с тобой? Вроде и «план» не куришь уже месяц, а такой бред несешь? Как это он освободится, посуди сам.

— Ну, не знаю… — Тимур смутился, — «измена» вдруг накатила.

— Не дергайся, — успокоил я его, хотя то, что он сказал, мне самому не понравилось.