Когда я был мальчишкой - Владимир Санин

Мы переглянулись. Интонация, с которой майор произнес эти слова, уважительное обращение по имени-отчеству свидетельствовали о том, что командир полка хорошо знает, с кем ведет разговор. Сергей Тимофеевич посерьезнел.

– Спасибо, товарищи, за беседу,– вставая и глядя на часы, сказал командир полка.– Я ведь шел к вам, Сергей Тимофеевич. В январе я проводил в госпиталь своего друга и вашего в прошлом аспиранта комбата Тихомирова. Он…

– Сережа…– разволновался Сергей Тимофеевич.– Что с ним?

– Жив и почти здоров, я дам вам его адрес. Он часто вспоминал о ваших лекциях и совместной работе, мечтал после войны с вами встретиться, и я, узнав от Ряшенцева, что вы здесь, немедленно пришел.

Сергей Тимофеевич благодарно кивнул и вытащил записную книжечку.

– Окажите еще одну любезность – Сережин адрес…

– Вы сейчас пойдете со мной,– раздельно выговаривая слова, произнес майор. – Виктор, прикажи отнести в штаб вещи бойца Корина.

– Но я не хочу уходить из роты!– Сергей Тимофеевич изменился в лице.

– Рядовой Корин! – жестко отрубил майор.– Вы можете возражать мне в частной беседе, но не на службе. Будьте добры выполнять приказание!

Сергей Тимофеевич беспомощно взглянул на наши огорченные лица и, ссутулившись, побрел за командиром полка.

Общее молчание нарушил Володя:

– Жалко, конечно, но правильно майор сделал. Чего такого человека под пули посылать в самый шапочный разбор? Меня, скажем, или Кузина любые баба с мужиком сделают играючи, нам и воевать.

– А мне, думаешь, жить не хочется?– проворчал Кузин.– Чем я хуже его, твоего умника?

– Кто сказал, что хуже? – зло удивился Володя.– Ты, Кузин, выше его на целую голову – ростом, конечно. Куда до тебя Тимофеичу! Он и за день половину того не съест, что ты слопаешь в один присест. Знал я, что ты звезд с неба не хватаешь, но такого…

– Да нет, я и не говорю…– примирительно сказал Кузин.– Большой человек, чего там.

– Кончай перебранку!– предложил Виктор.– Всем ужинать и отдыхать – завтра будет жарко.

И все-таки мне довелось остаться наедине с самим собой – заснуть я не мог. Какой там сон, когда под утро мы будем форсировать реку, врываться в чужие окопы, стрелять и бросать гранаты. Стояла полная тишина, прерываемая редкими очередями и отдаленным рокотом самолетов. Я часто курил и думал о том, что часов через восемь будет ясно, не зря ли я родился на белый свет. Ведь если подумать, я не принес миру никакой пользы, исключая недолгую работу на заводе: матери – одни заботы, государству – сплошные убытки. Это будет на редкость обидно, если сразу убьют. Но эту мысль я сразу отбросил, потому что просто не представлял себя убитым – римляне сочинили «Помни о смерти» не для тех, кто только начал бриться. Тогда я стал мечтать о том, что обнаружу в бою неслыханную храбрость, но тут же вспомнил, что о том же грезил гашековский кадет Биглер, и переключился на ребят. За исключением труса и эгоиста Кузина, они мне нравились: бесшабашный Виктор Чайкин, который, оказывается, тоже начал воевать в шестнадцать лет; язвительный Юра Беленький, который имел право поднять на смех кого угодно, потому что на его гимнастерке сверкала новенькая «Красная Звезда»; Митрофанов, маленький, но ехидный, наконец-то обнаруживший умение постоять за себя; Митя Коробов, добрый и безобидный, над чистотой и наивностью которого никто не смеялся – грех, как говорил Чайкин-старший, а уж он-то не прощал нам ни единой слабости. И Володя, самый близкий мне теперь человек, красивый душой и телом; с ним рядом я готов был идти куда угодно, потому что Володе верил куда больше, чем самому себе. А Сергей Тимофеевич? Я пожалел, что нельзя скоротать ночь в беседе с ним. Я всегда ревновал его к Володе, которого Сергей Тимофеевич откровенно полюбил, и мечтал, чтобы он и со мной разговаривал так же доверительно, по-отечески ласково…

Потом я заставил себя думать о Тае, о том, как она меня встретит. Но – удивительное дело!– сколько я ни старался, мысли о Тае ускользали из головы, не задерживаясь больше чем на несколько секунд. «Наверное, потому, что все выплеснул в письме»,– решил я и начал думать о маме. Но ей я тоже отправил вечером письмо, в котором намекал, что наше училище примет участие в боях. Тогда я стал мечтать о встрече с отцом и братом, которые были где-то недалеко от меня: они писали, что надеются участвовать во взятии Берлина.

В конце концов всех вытеснил дядя Вася, и я с радостью и волнением отдался воспоминаниям. Я встречал в приказах Верховного Главнокомандующего его фамилию и радовался за него, но про себя: не хотелось козырять перед ребятами таким знакомством. По приказам же я определил, что танковый корпус дяди Васи сражается где-то в Прибалтике, и пожалел, что даже случайно не могу его встретить, хотя бы взглянуть на него – не станет ведь простой солдат бросаться на шею командиру корпуса…

Я долго думал о нем, а потом незаметно уснул и проснулся, когда началась артподготовка.

ПЕРВЫЙ БЛИН

Я проснулся от страшного грохота.

– Началось!– прокричал мне Володя, и я не услышал, а понял, что он хотел сообщить.

Небо, разорванное в клочья, трясущаяся в судорогах земля, вой, скрежет, тысячи громов и молний! Спустя много лет я прочитал, что первая артиллерийская подготовка, свидетелем которой мне довелось стать, оказалась едва ли не самой мощной в истории войн. Ребята что-то кричали, смешно раскрывая и закрывая рты, но никто и не пытался понять друг друга, мы, кажется, мгновенно оглохли, потеряли счет залпам, которые слились в один непрерывный грохот, в эту удивительную, оптимистическую симфонию войны – для тех, кто заказывает музыку. Немцы, как мы убедились два часа спустя, были о ней другого мнения.

Разрывы снарядов отдалились – артиллерия уже молотила немцев в глубине обороны, над Нейсе пролетели штурмовики, ставя дымовую завесу, и передний край на том берегу окутался молочной пеленой. Мы начали спускаться к реке, куда саперы потащили лодки.

– Налетай, расхватывай!– дурачился молодой сапер.– Распашные, три рубля за час!

Посреди реки разорвался снаряд.

– Вертай обратно, стреляют!– заорал Кузин.

– Где стреляют, где стреляют?– засуетился Юра Беленький и погрозил в сторону немцев кулаком.– Безобразие! В человека попасть могли!

Все рассмеялись – слишком веселым, нервным смехом.

– Шальной,– успокоил Кузина Виктор.– По лодкам, славяне!

Ветер отогнал дымовую завесу, и немецкие траншеи оказались перед нами как на ладони. Но как они были не похожи на те, которые я наблюдал в стереотрубу! Откуда-то застрочил одинокий пулемет, над головами засвистали пули.

– Пригнитесь!– приказал Володя, изо всех сил работая веслами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});