Когда я был мальчишкой - Владимир Санин

– Может, еще Гитлеров намалюешь? – спросил Макаров, весело поглядывая на обрывки бумаги.

– Больших листов нет,– с сожалением ответил Владик и подмигнул нам, слушавшим этот разговор с нескрываемой завистью.

Комбат сообщил и другую приятную новость: в полк прибыли подарки. Зная по опыту, что в таких случаях времени терять нельзя, Виктор поспешил за нашей долей и приволок перевязанный шпагатом ящик из-под макарон. Подарков – разных кисетов, бритвенных приборов, книг, печенья и прочего – оказалось штук пятнадцать, и Володя вызвался произвести справедливое распределение. Он разложил подарки на шинели и поставил к ним спиной Виктора.

– Бери список личного состава и, как услышишь: «Кому?»– называй любую фамилию.

С этими словами Володя ткнул пальцем в небо:

– Кому?!

– Беленькому!

– Лови, твоя ворона,– поздравил Юру Володя.– Внимание: кому?!

– Митрофанову!

Общий хохот – нужно же было, чтобы именно Митрофанов получил кисет с вышитой надписью: «Богатырю гвардейцу».

– Кому?!

– Мне.

Здесь уже все просто легли: разыгрывалась кость, которую старательно обгрыз Кузин.

– Кому?!

– Тебе!

– Вот спасибо,– обрадовался Володя, показывая огорченному Виктору пачку «Казбека».– Не угадал, сержант! Кому?

Мне достался раздавленный ногой окурок, Кузину – обрывок ватмана с неприличной частью спины Гитлера, а Сергею Тимофеевичу – главный приз, плитка шоколада, на которую он тут же выменял выигранную Митей Коробовым «Легенду об Уленшпигеле» Шарля де Костера.

– Расскажите нам про эту книжку, Сергей Тимофеевич,– попросил Володя.– А я ребят соберу.

Сергей Тимофеевич с упреком покачал головой. В последние дни он мучился сознанием сделанной им ошибки: неосторожным признанием в разговоре с командиром роты. Слух о том, что у Ряшенцева служит ученый, кандидат наук, быстро распространился, и то из одной, то из другой роты приходили солдаты «посмотреть на живого профессора», как прозвали Сергея Тимофеевича еще в запасном полку. Мы очень гордились этим обстоятельством, а Володя, верный телохранитель своего старшего друга, не упускал случая превратить отдельные визиты в спектакли. Сам Володя выступал в качестве режиссера-постановщика, а Митрофанов, обнаруживший незаурядное актерское дарование, стал исполнителем.

– Товарищ профессор, к вам пришли, – почтительно обращался к нему Володя.

– Прошю, прошю,– гнусавил Митрофанов и, цепляя найденное в блиндаже золоченое пенсне, важно кивал. Лжепрофессору представлялись, заикаясь от смущения, а он снисходительно махал рукой и бормотал совершеннейшую абракадабру:

– Конфигуряция… кхе-кхе… Бином Ньютона, дорогой товарищ, это тебе не щи хлебать, пардон-котангес-динозавр, черт возьми! Закурить найдется?

И зеваки, удовлетворенные, чуть ли не на цыпочках уходили.

Сергей Тимофеевич наслаждался спектаклем вместе со всеми, но от бесед уклонялся, особенно если они собирали толпу. Однако, весьма довольный тем, что в его руки попала хорошая книга, он разговорился.

И мы, намертво забыв, где находимся и что нас ждет, сидели вокруг него, слушая рассказ об одной из самых чудесных книг, когда-либо появлявшихся на свете. Мы хохотали над проделками изобретательного плута Тиля, дружно влюблялись в нежную красавицу Неле, возненавидели инквизиторов, в которых без подсказок увидели фашистов, и вместе с великим в своем горе, непримиримым и столь близким нам Уленшпигелем твердили каждый про себя: «Пепел Клааса стучит в мое сердце». Сергей Тимофеевич говорил негромко, покашливая, его слова часто заглушала пулеметная трескотня и разрывы мин, но такого удивительного рассказа я больше никогда не слышал. Быть может, так подействовала обстановка, или умение Сергея Тимофеевича показать созвучность двух эпох, или гениальность самой книги – трудно сказать: во всяком случае, с того памятного вечера я читал «Уленшпигеля» добрый десяток раз, читал с наслаждением, но по-настоящему он ошеломил меня лишь тогда, в окопах над Нейсе. К нам подсаживались все новые слушатели, я видел, как Ряшенцев делал кому-то знаки: «Не мешайте, пусть слушают!»– и Сергей Тимофеевич то под общий смех, то в напряженной тишине продолжал рассказывать о проделках и подвигах Великого Гёза.

– Три сотни лет назад это было? – спросил Виктор Чайкин, когда Сергей Тимофеевич закончил.– Жаль, нам бы в роту такого парня!

– А он у нас есть.

– Смирно!– запоздало выкрикнул Виктор.– Товарищ гвардии майор! Первый взвод третьей стрелковой роты…

– Вольно! – Локтев кивнул, предложил садиться и сел сам на подставленный ящик из-под мин.– Извините, что подошел по-кошачьи, у разведчиков научился,– усмехнувшись, сказал он.– Так есть у нас свой Тиль, не менее славный парень – Василий Теркин.

– Вы правы, товарищ гвардии майор,– проговорил Сергей Тимофеевич.– Я уверен, что Твардовский не раз и с удовольствием перечитывал «Уленшпигеля», создавая ему духовного брата на нашей российской земле.

Мы сгрудились вокруг, с интересом рассматривая командира полка. Он курил, глубоко затягиваясь; теперь, при ближайшем рассмотрении он не показался мне столь молодым, как раньше: гладко выбритое лицо прорезало несколько жестких морщин, а холодноватые серые глаза глубоко запали – наверное, гвардии майор давно забыл, что такое спокойный и долгий сон. Однако я рад был отметить, что лицо этого человека, которого в полку очень уважали, оказалось умным и симпатичным. Рассказывали, что он много раз был ранен, и комдив личным приказом обязал его без особой необходимости не подменять собой младших командиров и не ходить в атаку в боевых порядках взводов.

– А в вашем батальоне есть даже свой Ламме Гудзак,– глядя на солдат, засновавших по траншее с котелками, шутливо заметил майор.– Повар Гаврилов. Единственный на моей памяти рядовой, которому обмундирование шьют, как генералу, на заказ!

– Только Неле у нас нет, товарищ гвардии майор,– вздохнул Юра Беленький.– Санинструкторы подобрались – сплошные мужчины!

– Нет, вас нужно отсюда забирать, Сергей Тимофеевич,– засмеялся Локтев.– Даже такие мои железные кадры, как Беленький, и те в лирику ударились! И это перед наступлением!

Мы переглянулись. Интонация, с которой майор произнес эти слова, уважительное обращение по имени-отчеству свидетельствовали о том, что командир полка хорошо знает, с кем ведет разговор. Сергей Тимофеевич посерьезнел.

– Спасибо, товарищи, за беседу,– вставая и глядя на часы, сказал командир полка.– Я ведь шел к вам, Сергей Тимофеевич. В январе я проводил в госпиталь своего друга и вашего в прошлом аспиранта комбата Тихомирова. Он…

– Сережа…– разволновался Сергей Тимофеевич.– Что с ним?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});