Кровавое приданое - С. Т. Гибсон

из-за манеры сперва заманивать жертву в собственное логово, спальню.

Меня в его спальню не приглашали, по крайней мере, поначалу. Наши отношения имели другой характер. Я наслаждалась любовными играми с тобой и Магдаленой, но наши с Алексеем отношения больше напоминали отношения матери и сына, а не любовников. Страсть стала для меня границей, которую я не смела переступать. Алексей нравился мне таким, как есть, ярким и беспечным, и я боялась поставить наши нежные чувства под угрозу ради нескольких часов удовольствия.

Может быть, именно поэтому я тщетно пыталась защитить его, когда начались ссоры.

Алексей начал выводить тебя из равновесия быстрее, чем мы с Магдаленой, и вскоре после медового месяца между вами начались размолвки. Сначала твой голос стал звенеть от раздражения, затем вы начали спорить из-за малейших разногласий. Алексей не умел, как я, становиться невидимым, когда ты был в плохом настроении, и не умел ласково успокаивать тебя, как это делала Магдалена. Он открыто бросал тебе вызов, не сдерживаясь в речах с того самого момента, как ты его укусил. Он придерживался демократических взглядов и хотел иметь право голоса во всем, начиная с выбора города для переезда и заканчивая выбором досуга. Его поведение напомнило мне о том, как обожала планировать поездки в первые годы нашей совместной жизни Магдалена, о том, как я сама распахивала руки навстречу новым местам и людям, когда была молода и все еще полна жизни. Я и не понимала, насколько мы с Магдаленой смирились с ролью послушных жен, пока на сцене не появился Алексей, – и его мятежный дух будил во мне страх. В основном страх за его собственную безопасность.

Я изо всех сил старалась уводить его из дома, когда ты был раздражен до предела, – ты был только рад такой отсрочке. Энергия и запросы Алексея были неистощимы, в его бессмертном теле навсегда поселился юношеский энтузиазм, и он требовал больше твоего внимания, чем ты был готов ему дать.

– Он такой грубый иногда, – сказал Алексей, пока мы рука об руку шли по одному из оживленных переулков Парижа. Даже ночью в городе бурлила жизнь. Из кафе на улицу рвались свет и смех посетителей, а в воздухе пахло кофе, масляными пирогами и жареными овощами. – Не знаю, как ты терпишь его уже столько сотен лет.

– Наверное, стараюсь избегать его, когда он такой, – ответила я, вслед за Алексеем огибая большую лужу посреди улицы. Должно быть, вместе мы выглядели необычно: Алексей, молодой и красивый, в своем кричащем шелковом жилете и сдвинутой набок шляпе, и я в черном платье с высоким воротом и без единого примечательного украшения. Я всегда предпочитала простую одежду, хотя твое состояние открыло мне огромное разнообразие изысканных тканей и искусных мастеров швейного дела. Мои наряды напоминали мне о простых платьях, которые я носила в детстве, и не давали никому повода рассматривать меня слишком долго. Мне нравилась незаметность, которую давала простота, в отличие от Магдалены, которая в центре внимания расцветала.

– Что же в этом веселого? – спросил Алексей и разразился громким, как звуки трубы, смехом. Он помахал симпатичной паре, которая пила вино и курила на свежем воздухе перед тесным кафе через улицу, а те громко позвали его по имени, убеждая подойти и посидеть с ними. Наверное, кто-то из его друзей-радикалов, Нин, Миллер или еще кто-нибудь из их компании. У Алексея было так много приятелей, что их имена обычно улетучивались из памяти, как только он меня с ними знакомил. Мне по душе были долгие парные прогулки, а не бурные дискуссии, которые вел Алексей за круглым столом. Я надеялась, что он не станет никому меня представлять.

К моему облегчению, Алексей пошел дальше, ведя меня по улице к очаровавшему его магазину антикварных диковинок. Отчасти Алексей любил тебя за твою связь с прошлым. Он то и дело просил рассказать ему старые военные истории или вспомнить, как ты проводил время во дворцах герцогинь и королей. Он придерживался мнения, что прошлое было гораздо романтичнее настоящего, хотя с жадностью поглощал все деликатесы, которые предлагал современный мир. Может быть, потому что он тоже испытал на себе жестокость современности и пережил так много потрясений.

В антикварном магазине было пыльно и темно, но стоило нам зайти, лицо Алексея просветлело, как будто он нашел проход в Камелот. Он водил пальцами по подвескам и зонтикам, коробкам из-под сигар и шляп, погружаясь в воспоминания о давно минувших днях. Вскоре ваша с ним утренняя размолвка была полностью забыта, и он болтал об исторических событиях, до которых хотел дожить.

У меня не хватило духу сказать, что он обязательно переживет много вех истории. Я сомневалась, что этот опыт совпадет с изысканными картинами, которые рисовало ему воображение.

Из задней части магазина вышел владелец, худой мужчина с ястребиным носом.

– Могу я помочь вам с поисками, молодой человек?

– Мы просто осматриваемся, – вежливо ответил Алексей.

– Хорошо. Если вам или вашей матери понадобится помощь, просто позвоните в колокольчик, и я немедленно подойду.

Он исчез в дальней комнате под хихиканье Алексея. Я нахмурилась, с силой скрестив руки на груди. Мне вдруг показалось глупым выходить в люди вместе с Алексеем. Смотря на нас, все видели именно это: мать и сына, или гувернантку и ее слишком взрослого подопечного. У меня было лицо компаньонки, не созданное для того, чтобы влюблять в себя красивых юношей.

– Ну же, Констанс, – успокаивающе промурлыкал Алексей, придвигаясь ко мне. Он сам дал мне это прозвище, и мне всегда было приятно слышать его из уст Алексея. – Не сердись. Это ведь обычная ошибка.

– То есть обычно я выгляжу как старая дева? – пробормотала я.

Алексей схватил ближайший шелковый платок, взмахнул им в воздухе и накинул мне на плечи. Я почувствовала на коже тяжесть и тепло его прикосновения, и внутри потеплело от желания. Париж и хорошее питание согнали с его лица изможденность, и до этой минуты я не замечала, каким он стал здоровым и красивым.

– Обычно ты по-матерински добра, – признался он. – Да, для нас, потерянных детей, ты настоящая Венди Дарлинг.

От такого сравнения я против воли улыбнулась. Алексей водил меня на этот спектакль, и, хотя я уже давно выросла, мне очень понравилась очаровательная сказка о вечном детстве. Иногда, когда я будила Магдалену и Алексея, чтобы всей семьей поприветствовать ночь, я чувствовала себя так, словно передо мной дети.

– А он, значит, Питер Пэн? – шутливо спросил я.

– Эта роль ему подходит, с его-то скачками настроения.

– И ты пока