Кровавое приданое - С. Т. Гибсон

взглядом.

– Сколько ты за него заплатил? – спросил ты художника, лишь на мгновение оторвав обжигающий взгляд от Алексея. – Сколько отдал за его роль модели?

Художник ответил. Ты достал из кошелька сумму в три раза больше и сунул ему в руку.

– За то, что лишил тебя такого вдохновляющего зрелища, – сказал ты в знак извинения.

Ты протянул Алексею руку в перчатке, приветствуя его на пороге невидимой двери, через которую мы с Магдаленой уже прошли. Сердце бешено колотилось в груди. Часть меня призывала броситься между тобой и Алексеем, сказать мальчику, чтобы он шел домой, забыл все, что видел и слышал. Но другая часть меня жаждала пригласить его в наш теплый экипаж и кормить ягодами с рук, пока он не насытится.

Алексей позволил куску ткани соскользнуть с плеч, когда он сошел со своего помоста. Ты накинул на него свое зимнее пальто из тюленьей шкуры – Алексей покачнулся под тяжестью столь пышного наряда. Магдалена ухмыльнулась этой игре и шагнула вперед, чтобы забрать и свой приз: надеть на него свой норковый палантин. Я была последней: стянув свои зимние перчатки, я подошла к мальчику, чью жизнь собиралась то ли спасти, то ли безвозвратно разрушить.

Кожа Алексея была такой теплой, что обожгла мне кончики пальцев, когда я взяла его руки в свои. Я осторожно натянула ткань до запястий, чувствуя тонкие косточки его руки почти на поверхности. Когда я встретилась с ним взглядом, он смотрел на меня с абсолютным благоговением, как смотрел бы ребенок на статую Мадонны.

В тот момент мое сердце прорезали тонкие трещины, которые так и не удалось залечить. Рана в форме имени Алексея – и я едва понимала, как сдержать это чувство. Мое сердце расширялось, освобождая место в мире, который и так вмещал в себя две великие любви, и от этого внутри так сладко болело. Но это было не похоже на мою одержимость тобой и страсть к Магдалене. Это была любовь служанки к доверенным ей детям, весенний цвет и нежная привязанность.

Конечно, я тоже желала его. От его вида захватывало дух, и сладкий аромат крови разливался по его коже, словно сахарная пудра, – у меня потекли слюнки. Но мое желание защищать его было намного сильнее.

Тогда мне казалось, что я защищаю его от всего мира. От войны, голода и нищеты. Но теперь я знаю, что еще и закаляла себя, чтобы защитить его от гораздо более реальной угрозы.

От тебя.

Просто тогда я была не готова себе в этом признаться.

Ты вывел его за дверь, собственнически обняв за плечи, а мы с Магдаленой, взяв друг друга под руку, семенили позади. Карета радушно ждала нас, гладко отполированный орех блестел на морозе, как черная кровь на свежевыпавшем снегу.

– Мы сделаем это сейчас? – спросил Алексей, глядя на тебя круглыми глазами. – Ты говорил…

– Осмотрительнее, – упрекнул ты, притягивая его ближе, чтобы никто на улице не подслушал. – Ты клялся, что осмотрительность тебе по плечу.

– Ну да! Я просто подумал…

– Да, мы сделаем это сейчас, маленький принц.

Темная теплая карета была набита мехами, нас ждала бутылка холодного шампанского. Алексей осторожно устроился на сиденье, словно никогда раньше не ездил в таких условиях. Его голубые глаза призывно блестели в темноте, пока ты, придерживая за руку сперва Магдалену, а затем и меня, помогал нам сесть в карету. Наконец ты забрался внутрь сам и приказал кучеру отвезти нас домой. Стоило лишь захлопнуться двери, как ты приник губами к его рту в поисках поцелуя, как скорбящий – в поисках выпивки. Алексей вздрогнул и покраснел от прикосновения твоих губ, скользнул одной рукой по твоей шее, а второй потянулся к Магдалене. Она устроилась рядом с Алексеем, уткнулась носом в его шею, а я заняла свое место у твоих ног. Ты прервал поцелуй, повернулся ко мне и взял мое лицо в свои руки, оставив Алексея и Магдалену развлекаться вдвоем. Ты подарил мне глубокий поцелуй, твой холодный обычно рот согрелся от его вкуса, и я расслабилась под твоими ласками. Алексей с улыбкой отвечал на поцелуи Магдалены, его белые зубы сверкали в тесноте кареты. Через несколько мгновений она уже сбросила шляпку, а локоны ее волос рассыпались по плечам.

– Я люблю тебя, – сказал ты мне в губы. Прозвучало так, будто ты намечал мирный договор, собираясь защищать границы спорных территорий. – Даю слово.

У меня сжалось горло то ли от страха, то ли от желания, то ли от странного предчувствия, преследовавшего меня с того момента, как я впервые увидела Алексея. Мне нужно было на свежий воздух, но в карете было жарко и тесно, и мы уже катили по дороге. Мне некуда было деться. Мне всегда было некуда деться.

– Алексей, – сказал ты хриплым от желания голосом, посадил его к себе на колени и взял за подбородок. Достаточно крепко, чтобы оставить следы на коже. Тяжелая тюленья шуба соскользнула с его плеч.

– Ты уверен, что действительно этого хочешь? – спросил ты. – Если не хочешь, можешь уйти.

Алексей смотрел на тебя: его губы покраснели от помады Магдалены, глаза затуманила знакомая жалкая преданность настолько, что это кинжалом пронзило мне сердце. Я знала этот взгляд. Я знала, каково это – оказаться в твоих объятиях, висеть, словно муха в паутине. Я не могла остановить тебя теперь, когда ты уже втянул Алексея в свой мир похоти и роскоши. Он прошел точку невозврата, когда ты впервые ему улыбнулся.

Я очень старалась не думать о том, когда это было. О том, как долго ты планировал похитить этого мальчика.

Алексей обхватил пальцами твое запястье и опустил твою руку вниз, так что она оказалась у него на шее и теперь слегка давила на яремную вену.

– Только этого я и хочу, – сказал он. – Я твой.

Ты с любопытством посмотрел ему в глаза, возможно, задаваясь вопросом, подозревает ли он, как легко ты мог свернуть ему шею. Зная Алексея, думаю, что подозревал.

– Я обещаю тебе хлеб и икру, – заявил ты. – Фазанов и макрель, водку и гранаты, отныне и навеки. Президенты и балерины будут обедать за нашим столом, и ты будешь знать лишь роскошь.

Алексей снова поцеловал тебя, жадно желая собственного уничтожения. Ты переплел свои пальцы с моими, притягивая меня ближе, Магдалена прижалась к тебе с другой стороны – ее темные глаза сияли желанием.

Магдалена была первой: она прокусила кончик его пальца острыми зубами. Он даже не вскрикнул, лишь подал мне другую руку. Он