Как живется вам без СССР? - Лариса Бабиенко

Там, где социализм, религия умирает. Тут все как-то реальнее, чем на небе, дается человеку. Будто спринтер, социализм в поте лица своего добирается до каждого, перед каждым на ладони тянет то, что у него есть, за душою ничего не прячет, тут облака несбывающихся надежд как-то не особо нужны. Ежели только совсем уж слабеющим.

А коль нет явно неправедного, хищнически устроенного общества, надламывающего собою все, как тут быть в чьих-то жизнях религии? При социализме религия живет, как и народ, на равных, по труду, по зарплате, а кому такая уравниловка понравится?

Церкви надо величаво в пасхальную ночь шагать по улице, внушая людям необходимость подчиняться в первую очередь только ей. Церковь лишь на той стороне, где огромная ее власть над людьми и богатством. А когда подчинение царствует над сознанием, там и понесут в твой дом все. Каждой религии также необходим свой халифат. Сочетание эфемерных и материальных позиций.

Церковь обожает ротозеев. И они к ней стаями летят, доверчивые, наивные, нуждающиеся в том, чтоб их, даже сорокалетних, по головке погладили да что-нибудь заоблачное, неосуществимое пообещали. И матерым дельцам иногда надоедает жить без дешевых сказочных аномалий, им тоже порою хочется подлететь к облакам, да заглянуть, что же там? Вдруг там и впрямь все их проделки простят и дадут к тому же разрешение еще на десяток гнусных сделок? Ведь в реальной жизни не все пока прихвачено, нужно засунуть в карман еще с десяток фабрик и заводов, а для этого придется разорить сотни, а то и тысячи людей.

Каждому бизнесмену тоже необходим свой ареал обитания. Чем шире, тем лучше, и строить, очерчивать свое пространство, набивать его добром под самую крышку, он будет до тех пор, пока не закроются глаза. Грех, конечно, велик! Но всегда найдется тот, кто за мзду отпустит любые грехи да еще приголубит в надежде на будущие подношения. Оттого колесо захвата, набирая скорость, катит дальше. И как тут подсказать хоть некоторым, что заводы и фабрики, как и прежде, должны кормить всех, а не единицы?

Но людям надоело жить в прошлых измерениях. Им вдруг захотелось выведать, что сулит новая жизнь, коли они теперь не обладатели гигантской коллективной собственности? Им захотелось узнать, каково это — жить не только политическим, но и реальным бомжем?

Ну, и подскажешь кому-нибудь об этой глупой сделке народа, выслушают тебя десять человек из тех, кто когда-то нанес себе ущерб, а дальше что? Где найдется тот, кто способен на действия? Когда даже полиция исправно уже служит лишь Сундуку… Любому единоличному халифату, тому, кто заплатит.

Но… думай — не думай… Автор не может помочь всем ротозеям. Они к тому же ругаются, когда им что-то подсказывают. Мол, кто тебе за это платит, признавайся! Такие ошибок, как правило, не признают. Сними и умирают. Безропотно. Страну никогда не могут отнять у въедливых и дотошных. Государство отнимают лишь у бездумных тараканов.

Обреченное поколение, которое на невероятные трудности обрекло себя само, пожелав вдруг хапнуть и отвернуться, чтобы в одиночку съесть украденный на столе кусок. Не догадываясь вовсе, что утащен этот шмат у себя же.

Остается надежда: вдруг нашим детям захочется двинуть к иным Созвездиям… Вдруг и они пожелают узнать, что это за жизнь такая, когда между людьми лишь равенство и братство? И тогда, скорее всего, не будут увозить глупых девчонок из края имени Рытхэу в далекие регионы на продажу.

А тогда, вдруг и наши внуки построят свой Ферганский канал! И Днепрогэс, и вновь перегородят Саяны! И отправятся на Марс за веткой сирени! А может, и дальше… Прямиком к планете Нибиру, на которой, как и на Земле, утверждают астрономы, можно жить, а коли трудиться, то, конечно, с точки зрения умного общества, трудиться сообща!

Не веками же, упрятавшись в Сундук, жевать мелкий прожект, по которому помнить нужно только о себе, лавочку мастерить лишь для себя и суп в тарелку наливать только себе.

Но пока перед Анной — примитивная явь. В которой уже почти не читают газет. Ни в метро, ни в автобусах. Не получают ордеров на бесплатные квартиры. Не летят по улицам высунувшиеся из окон автобусов пионерские горны, радостно трубившие всему миру о том, что дети — есть лучшее на земле. Это и впрямь надежда! У всех поколений. На лучшую мысль. На большую чуткость и справедливость. И на огромные открытия! Не только технологические. Но и в области человеческих отношений… целой цивилизации!

— Надо идти домой! — напомнил о себе Рахман, и сгорбился, будто уходил в склеп.

Конечно, в его душе напрочь теперь поселилась безысходность. В стране, которую он так любил, надругались над дорогой ему идеей, вырвали из него, впрочем, как и из миллионов, стержень, на котором держалась вся его жизнь.

По улице уходил человек, из кармана которого уже торчала… бутылка. И прикладывался он к ней теперь и от баловства, и от настоящего мужского горя, из-за ощущения, что у него уже в судьбе отнято все.

По улице, не торопясь, уходил человек, которому Анна, несмотря на все к нему уважение, ничем не могла помочь, потому что не было между ними… любви, а было только понимание. Очень глубокое, но товарищеское…

А любовь… она как-то иначе, в каких-то иных мирах зарождается, то ли ветерок меж дубами особый нужен, то ли чтоб улыбнулся кто-то рядом иначе. И чтоб звезды ниже опустились, чтоб шепнули они такое… Попробуй тогда догони их намерения и мысль!

— Погоди, Рахман, подожди минутку… — остановила она его и, потупившись, тихо спросила:

— Скажи, как там Хади?

Какое-то время ветви берез привлекали внимание Рахмана.

— Вы что, сговорились? — наконец-то произнес он и, улыбнувшись, внимательно глянул на Анну. — Когда Хади увидел меня в Хартуме, тоже в первую очередь спросил о тебе.

— Вот как…

Дорожка опять начала шириться между ними, вот уже и до саженца около газона дотронулся Рахман.

— Набери в интернете его фамилию на английском, и все узнаешь, — как всегда, дал он разумную подсказку и заторопился: — Скоро свадьба у Кати, я тебя приглашу.

На эту свадьбу они не попали оба. Боясь, что Рахман в день торжества ляпнет что-то неподходящее, съязвит по какому-либо поводу или, что еще хуже, начнет защищать уже умершее государство (с точки зрения жены — наконец-то сдохшее) и не в меру напьется, Лена под предлогом лечения почек через своих родственников устроила супруга в больницу, адрес которой никому не дала. И никто не принес больному в палату его любимых газет, ни одного бутерброда.

Хотя нет… Однажды в больницу пришла жена. Посидела рядом, поговорила, а когда медсестра вызвала пациента на процедуру, обшарила его постель и унесла последние крохи, которые больной заработал своей аналитикой на какой-то арабской радиостанции, где его не забыли, где еще ценили не утраченное им мастерство.

Сама Лена, вернувшись из Хартума в Москву, ни одного дня не работала, считая, что всегда и везде ее должен содержать муж.

Обчищенный карманниками всех типов, от домашних до политических, Рахман вскоре умер. Но зато с какой помпой, будто самая преданная и любящая жена, на деньги, собранные его друзьями, повезла Лена прах мужа в Нубию, в которую ему нельзя было ни на минуту вернуться домой живым.

Интернет — великая деревня, радость для миллионов людей в эпоху, когда неподъемные цены на поезда, самолеты, телефонные звонки и телеграммы кому угодно вывернут карман наизнанку. Интернет — это как тропки по лугу меж деревнями, дороги к неведомым прежде городам и, что когда-то было неслыханно, доступная трасса даже меж континентами.

Интернет сократил расстояния, сблизил эпохи, объяснил чьи-то поступки, помог поговорить мужчине и женщине, не отпустил лишний раз на улицу озорника, рассказал о клеродендруме, подсказал, как найти редкую книгу о древнем Востоке, в один миг отнес, как джинн, к излучине Нила.

На сайте «Анекдоты» кто-то опубликовал утверждение, что Интернет подобен автомобилю, может отвезти в библиотеку, может и в кабак. Однако от человека зависит, куда ляжет его ближайший путь.

Анну больше тянуло к заповедникам, неведомым рекам, к горам, по которым будто сама бродила, к океанам, на песках которых будто бы когда-то жила. В далеких снах, в каких-то неведомых жизнях. Как жаль, что наяву такие полеты над земными пространствами мало кому доступны. Но океан мыслей, к счастью, доступен каждому.

Домой или в кабак? Анна спешила к столу, за которым хоть что-то можно узнать о родине Хади. А там… по-прежнему Север презирает Юг, который до сих пор, видите ли, равнодушен к исламу. Юг ненавидит север. Южане напали на Омдурман и Хартум, бомбили города. Людей скашивали пулеметные очереди на улицах и в огородах. Вечером суданское телевидение объявило о полном разгроме боевиков и об убийстве руководившего нападением Мохаммеда Салеха Гарбо и командира разведывательной службы южан-повстанцев.